Испытание - Дэвид Моррелл

К февралю часть города, предназначавшаяся для заболевших, занимала уже две трети территории. Начались самоубийства, люди пытались уйти из города и замерзали по дороге. И когда в конце концов началось таяние снегов, от первоначальных четырех тысяч жителей оставалось лишь триста пятьдесят человек, да и те тут же дали деру. Слухи о кошмарной трагедии распространилась по всей округе. Никто больше не отваживался отправляться сюда за золотом: все помнили только об оспе. Здесь в долине влажновато, поэтому-то город не превратился в труху и не рассыпался, а также не сгорел от пожаров. Снежные лавины ему тоже не грозили, так что он остался почти таким, каким был прежде. Те превосходные луга скрывают столько могил, что трудно сосчитать. Вся эта история содержится в городском архиве. Если будет возможность, прочитайте эти документы.

Старик допил вино и снова наполнил свой стакан, заметив Борну:

— А что ты не пьешь?

— Какая часть города была отведена для больных оспой? — задал вопрос Борн.

— Эта, конечно. Вот потому-то я и живу на противоположном краю и не очень люблю приходить сюда. Нет-нет, здесь все в порядке, просто у меня возникают всякие ассоциации: этот отель, видимо, был превращен в больницу. Можете представить, как они все лежали здесь на полу, в горячке, покрытые волдырями, и стонали, а на улице стоял мороз, и они умирали. — Он покачал головой и снова выпил. — Представляю, какое это было зрелище.

Внезапно взгляд старика затуманился; он замолчал, потом привстал; толкнув стул, вытер губы и пробормотал:

— Ну ладно.

Направляясь к стойке бара, он произнес:

— Думаю, нам стоит посмотреть, готово ли лекарство для твоей малышки. — Наклонившись над горшком, он потянул воздух носом. — Полагаю, уже остыло. Давай попробуем.

— Вы так и не сказали мне, из чего оно состоит.

— Немножко того, немножко другого… Я бы не хотел называть, а то ты еще не позволишь ей пить это лекарство.

— Тогда сначала выпейте вы.

Старик обернулся к нему.

— Все еще осторожничаешь? Думаешь, я хочу отравить ее, а? Сколько хлопот на мою голову! Я уже готов бросить все и уйти, ей-богу!

Однако старик не ушел. Он просто взял деревянную ложку, что лежала рядом с горшочком, и зачерпнул светло-зеленой жидкости, похожей на гороховый суп.

— Теперь доволен? — спросил он, отхлебнув и скривившись.

— Но она ведь выпьет не одну ложку. Попробуйте-ка еще.

— Ты знаешь, это зелье не такое уж и вкусное.

— Пейте!

Старик, прихлюпывая, проглотил еще одну.

— Хватит?

— Не совсем. Еще раз.

Старик молча зачерпнул снова, проглотил и облизал ложку.

— Ну все — это последний раз! — воскликнул он. — Если и это тебя не устраивает, заботься о ней сам.

— Устраивает. — Борн встал из-за стола, подошел к старику, взял в руки горшок и поднес его к Саре, калачиком свернувшейся в спальном мешке в углу. Глаза девочки были закрыты. — Проснись, солнышко! — Он опустился на колени и легонько потряс ее. — Просыпайся. Я принес тебе кое-что, от чего ты сразу почувствуешь себя лучше.

Она вздохнула, но глаз не открыла и даже не шевельнулась.

— Ну же! — Он встряхнул ее посильнее. — Проснись!

Девочка приоткрыла глаза; лицо ее было в тени.

— Уже утро?

— Нет, до утра еще далеко. Я хочу, чтобы ты выпила это. И тебе станет полегче.

— Не хочу пить.

— Если ты это выпьешь, тебя перестанет тошнить. Я верно говорю? — обернулся он к старику. — От этого ведь перестанет тошнить?

— Конечно. Потом ее можно будет покормить. И дать немного соли. Сначала — пару ложек моего настоя. А через час — повторить. Утром она может попробовать поесть. Однако ей не понравится вкус этого лекарства; тебе придется заставить ее выпить.

Что-то в его тоне заставило Борна взглянуть на старика попристальнее, но потом он повернулся к дочке.

— Слышала, что он сказал?

Сара кивнула.

— Ну что ж, тогда попробуй. Садись и чуть-чуть выпей. — ин бережно ее приподнял, подложив под спину второй спальник в качестве подушки.

Но когда он поднес ложку ко рту, она отвернулась.

— Не хочу!

Руками девочка держалась за живот.

— Ты должна это выпить, — настойчиво повторил Борн и, улучив момент, быстро сунул ей в рот ложку с лекарством.

— Фу! — Сара скривилась, готовая плюнуть, и ему пришлось зажать ей рот. — Гадость! — жалобно воскликнула она, отталкивая его руку.

— Конечно, — согласился он, — конечно, это невкусно, но ведь это лекарство!

В конце концов, Сара смирилась, открыла рот и сморщилась, и он моментально успел влить ей в рот еще одну ложку.

Глава 15

— Они делали это так, — начал старик, усевшись рядом с Сарой и откинувшись к стене. Стакан и бутылку он поставил около себя на пол. — Брали большой таз, садились на корточки на берегу реки и зачерпывали в него воду, песок и гравий. Потом они вращали таз таким образом, что вода выплескивалась через край, а с ней и немного песка с гравием. И так они вращали, вращали его до тех пор, пока в тазу не оставалось лишь чуть-чуть воды и прекрасного песка. Ну, а если им везло, то даже один-два приличных по размеру кусочка золота.

Но это случалось не часто, и они были счастливы даже тогда, когда получали просто песок. Потому что это был, конечно, не песок, а золото. Россыпное золото, крупинки золота, смытые водой с гор. А так как золотой песок тяжелее обычного, то он оседает на дне реки, где течение слабое, или там, где оказывается какая-нибудь естественная запруда, перед которой оно тоже оседает. Вот почему старые золотоискатели пользовались такими тазами. Золото такое тяжелое, что остается на дне таза после того, как большая часть гравия выплескивается вместе с водой. Разумеется, они должны были работать очень быстро. Им было невыгодно тратить по полчаса на один таз гравия, и в старые времена многие могли обработать его всего за пару минут.

Но потом им надоело перетряхивать камни, скорчившись в три погибели, и они додумались заставить работать на себя силы природы. Найдя на склоне горы подходящее местечко, где, как им казалось, могло быть золото, они его раскапывали, а грунт отвозили на тачке в большой деревянный ящик около воды. Когда ящик наполнялся, они направляли водный поток сквозь этот ящик, его еще называют лоток, регулируя скорость воды так, чтобы она смывала только гравий, но не уносила с собой золото. И в конце дня им оставалось только собрать золотой песок и самородки со дна ящика.

Впрочем, большинству из них вообще не удавалось ничего намыть, а те немногие, которым повезло, либо тут же спускали все деньги, либо покупали оборудование, чтобы найти новые места и начать копать там… В городках наподобие этого деньги у людей не задерживались. Едва лишь появлялось золото, цены взлетали, и если раньше за пять долларов можно было купить бифштекс, то теперь за целых двадцать давали бобы и солонину.

В общем, в этой гонке не могло быть победителей, за исключением, пожалуй, владельцев магазинов, салонов и прочих, кто кормился за счет золотоискателей. Я уже не говорю об обморожениях, опасностях горных лавин и всем прочем, что могло подстерегать этих бедолаг. Нет, безусловно, существовали более легкие способы заработать на жизнь, но на самом деле, наверное, им всем нужно было не столько золото, сколько сама идея независимости — срываться с места, когда захочется, работать там, где сочтут нужным, по собственному желанию возвращаться в город, чтобы отдохнуть и распить с приятелями бутылочку. Конечно, не обходилось и без захвата чужих участков, и без выстрелов в спину, и всего такого прочего, но ведь была и настоящая мужская дружба…

Речь старика все замедлялась; он сидел, подняв глаза к потолку, словно увлеченный игрой теней, и казалось, мыслями был где-то очень далеко. Потом он помолчал и посмотрел на Сару. Девочка уже сладко спала. Старик улыбнулся, взглянул в окно, где в призрачном лунном свете виднелись пустые дома на противоположной стороне улицы, и налил себе стакан. Выпив его залпом, он сделал над собой усилие и встал, но не удержался на ногах. Его качнуло к стене; уперевшись рукой, он тяжко вздохнул и восстановил вертикальное положение. Бутылка, которую он держал в другой руке, была на три четверти пуста.

Все последние полчаса Борн пристально наблюдал за ним из-за стойки бара. Конечно, после такой дозы пожилому человеку нелегко удержаться на ногах, и тем не менее, речь его была связной, а походка твердой. Борн взглянул на Клер, стоявшую рядом. За исключением того момента, когда старик поблагодарил за ужин, она не расслаблялась ни на миг. Она явно не доверяла старику.

— Холодает. — Старик сунул руку под мышки, приблизившись к ним. — Чувствуете — он уже на носу. Через два-три дня ждите обязательно.

— Кого ждать?

— Снег. — Старик поежился, согреваясь. — Никогда здесь не видел такой теплой осени, как сейчас. Зима должна быть суровой.