Копи царя Иоанна - Аркадий Бакторов

В 1854 году в ходе Крымской войны Соловецкий монастырь был атакован эскадрой английских кораблей. Видимо, и до королевского двора крупнейшей колониальной империи дошли слухи о северных алмазных приисках. Но крепостные стены, выстроенные в неспокойное время более трехсот лет назад, выдержали огонь современных пушек.

Через четыре года, летом 1858-го, на архипелаг пожаловал Александр II Освободитель. Великий князь Владимир Александрович также посетил монастырь в восемьдесят пятом. К двадцатому веку Соловецкий монастырь расцвел как никогда; именно в это время под землей уже прошли первые окружные штольни, а хаотическое прокладывание тоннелей заменилось упорядоченными и систематизированными выработками. К 1905 году гидротехнические сооружения архипелага были значительно модернизированы после серьезных работ. Каналы, прокопанные еще при Филиппе Колычеве, были значительно расширены, настолько, что по ним могли передвигаться небольшие паровые катера. Ведь подземелье требовало все больше энергии, которую, как повелось, добывали из перепада воды между морем и искусственным Святым озером. Вскоре прямо под стенами монастыря, со стороны мельницы и Белой башни начали возводить первую монастырскую гидроэлектростанцию. Так же, как и в мельницу, вода поступала из озера по специальному скрытому кованому желобу. Два генератора питались водами озера, причем один был значительно мощнее другого. От первого питалась видимая часть острова, от второго… впрочем, это абсолютно не доказано. Почему? Об этом чуть позже.

Приехавшие в семнадцатом году чекисты в несколько дней покончили с монастырем, а монахов рассовали по разным каторгам Советской России. Всего лишь около тридцати человек остались в обители под предлогом того, что они были прекрасными работниками в той или иной области. Как рабочие они поступили в штат нового колхоза. Они бросили все усилия, чтобы скрыть от новой безбожной власти свою тайну. Вход в подземелье и потайной ход до ботанического сада были тщательно замаскированы, благо опыт подобный в монастырской истории уже был: в одну из проверок восемнадцатого века, организованных после указа о ликвидации соловецких подземных темниц, иноки замаскировали их столь умело, что комиссия ничего не обнаружила.

Монастырь был разграблен. Удивительно, но историки до сих пор не придали важности тому факту, что по количеству изъятых из ризницы драгоценностей лидируют алмазы. Причем, если в среднем цифры колеблются около пятисот, то алмазов и алмазных украшений большевики нашли около двух тысяч. Не разграбили только монастырскую библиотеку. Но, когда в двадцать третьем на острова ступил СЛОН и монахи поняли, что времени больше нет и что существовать им в стенах монастыря оставались считанные дни, библиотека полыхнула пожаром, захватя с собой тайну алмазных копей и половину зданий обители. Красная власть вступила в разоренные порушенные и испепеленные стены; уже никто не мог сказать, что было под ними. Но за три года что-то удалось спасти. И кто-то спасся. Бежали. И скрылись в подземной Москве. Так началась история нескольких поколений хранителей тайны, проживших под асфальтом шумных улиц все время, пока сверху гремели юбилеи революции.

4

День, прокручивая стрелки заводных часов, приближался к закату, то есть, опять же, Максим не мог сказать, во сколько солнце скрывается на западе, но, судя по циферблату, на который он не смотрел, было уже за восемь, даже полдевятого. Монахи не возвращались, но Максим не замечал этого. Видимо, в свете последних происшествий Николай Петрович приказал переселить их в новый жилой блок немедленно. Около двух часов ночи Максим прекратил марать клетчатые тетрадные листы, оставив пробелы в своем повествовании в тех местах, о которых еще необходимо было уточнить. Только тогда он потянулся, ощутил холодок и мурашки по спине от ледяной стенки, вековой холод которой взял верх над стареньким одеялом. Тогда он с удивлением оглянулся, не обнаруживая никого вокруг, посмотрел на часы, молча пожал плечами и устало переместился на привычный третий этаж нар, отвернувшись от негаснущих электрических фонарей по стенам. В любом случае, он не думал, что произошло что-то из ряда вон выходящее. Скорее всего, и правда их просто загнали в новое помещение, а вещи перешмонают и отдадут потом, если там не подготовили новые, что было бы гораздо гуманнее, потому что тряпье, остававшееся в гроте частично еще со времен господства в подземелье шайки Александра Андреевича, было, как пишут на плакатах метро, несовместимо с жизнью.

Максим спал. Прошло уже более полутора часов с того момента, как он прекратил свои писательские экзерсисы, как вдруг сверху послышались громкие шаги целой колонны людей явно в тяжелых ботинках с толстой твердой подошвой. Максим вздронул и моментально очнулся — раз в полтора часа у человека наступает фаза неглубокого сна. Сверху, с насыпи, уверенной походкой гуськом спускалась команда рослых людей — человек восемь-десять. Максим вздрогнул: это явно был обыск, потом вскочил, пошарил головой под свернутым валиком ватником, служившим подушкой и понял, что забыл тетрадь там, под лампой, свисавшей на ржавом крюке. Это было хуже всего, — на миг он подумал, что эта улика может послужить в пользу его обвинения по поводу странных записок. Максим спрыгнул с нар и в несколько шагов добежал до стены. Тетради не было.

— Стоять! — раздался крик со стороны насыпи. Максим замер. Думать и действовать больше не было времени. Он обернулся. Двое загорелых людей в камуфляже подбежали к нему.

— Ты кто? Почему не в жилом отсеке? — резко спросил человек с поверхности. Второй без слов начал обыскивать Максима. Из кармана вывалилась шариковая ручка.

— Не то. Письма были написаны пером. Обыщите здесь все! — крикнул один из подошедших остальным, — до последней трещинки, спрятано может быть где угодно!

По нарам и стенам полумрачного грота зашарили лезвия мраморного фонарного света, исчезая и переплетаясь в деревянных жердях и кирпичных колоннах, подпирающих небо. Человек достал из сумки какую-то папку, вынул из нее фотографию десять на пятнадцать, прищурившись, посмотрел на нее и на Максима, потом сказал: «Младший инженер? Я бы на твоем месте не стал бы так делать. Думаю, теперь все понятно. И куда только смотрел этот ваш зажравшийся начальник…»

— Какого черта здесь происходит?! — раздалось сверху; два ярких прожекторных луча перекрестились над головами рыщущих по нарам спецназовцев. С насыпи спустились пятеро бледных охранников подземелья, Антон и сам Николай Петрович.

— Вы недостаточно внимательно смотрите за тем, что происходит у вас под землей; почему этот человек ночью не находится в предписанном жилом отсеке? — строго спросил Николая Петровича тот, в чьих руках была фотография.

— Это наш инженер; и он живет здесь.

— Один?

— Я не обязан перед вами отчитываться; в конце концов, я старше по званию.

— Тоже мне… — протянул человек с фотографией, — извольте, — и с этими словами достал из кармана какое-то раскладывающееся удостоверение. Николай Петрович сначала промелькнул по нему глазами, потом они, как показалось Максиму, полезли из орбит и стали округляться, вместе с тем спина Николая Петровича выпрямлялась; руки были готовы сложиться по швам.

— До вас не доходили слухи, что я люблю мистику? Надо же наконец посмотреть, что делается там, в наших копях царя Иоанна. Или Соломона. И первое, что я нахожу — разгуливающий безо всякой охраны человек. Понятно, что тут можно вытворять все, что угодно. Вы свободны.

— Разрешите обратиться, — неожиданно из-за спины ошарашенного Николая Петровича появилась сухая фигура Антона, — этот человек будет нужен сегодня для выполнения плановых работ…

— «Вы свободны» означает, что вы свободны все. Требую покинуть помещение, — сухо прозвучало в ответ, — продолжать обыск! — обратился человек к своим подчиненным, шарящим вдоль стен. — А вы, — он указал на обыскивавшего Максима спецназовца, — сопроводите задержанного наверх.

Максим снова оказался под конвоем, от которого уже окончательно успел отвыкнуть за последние полтора месяца. Антон и Николай Петрович в сопровождении своей охраны побрели к левому тоннелю по насыпи. Максима повели в противоположный выход. Антон оказался прав, только почему, почему именно его, Максима, выбрали жертвой в этом безнравственном внутриведомственном спектакле, где система пожирает своих отслуживших адептов? Антон говорил про монахов. Теперь, наверное, ни его, ни Николая Петровича не спасет даже чудо. Бежать? Бесполезно, они это знают, не первый день в организации; старый выход стопроцентно контролируют сверху. Максим шел с забытым страшным ощущением дула автомата в нескольких сантиметрах от спины. Шел на верную смерть, пришел и его черед. Удивительно, но шел он бодро — насколько Максим понял, его ведут на поверхность, и все сознание его заполонила кажущаяся обычным людям нелепая мысль — мечта вновь посмотреть на мир при дневном свете.