Целый осколок (СИ) - Ясный Дмитрий

Леонардо соскочил с коня, бросил кому-то поводья, огляделся, быстро нашел взглядом сияющего от предвкушения действа фейерверкера, разрешающе махнул ему рукой:

— Запускай!

Разлетающиеся искры от поджигаемого фитиля, противный взвизг, и неуклюжее подобие сигнальной ракеты пронзает толстым поросячьим телом высоту. Оглушающий хлопок, и в небе расцветает зелененое рукотворное солнце. Еще секунду назад весь светящийся фейерверкер побледнел.

«Почему зеленое? Сказал же — красное! Идиоты…».

Но это уже не важно. Грохочут холостыми переносные мортирки, ярясь и содрогаясь куцым телом, дерут болезненно барабанные перепонки гулом бронзовые трубы. «Бей-бей-бей!» извергают яростный рев распахнутые рты штурмующих. С треском ломаются толстые доски дверей под ударами окованных сталью «голов» таранов. Бесчисленные вспышки, хрустальный перезвон вбиваемых в стеклянную муку оставшихся неразбитыми стекол. Редкий, почти единичный, сухой треск выстрелов из винтовалей обороняющихся и более они не стреляют.

Два или три раза выстрелили из дома, не более. Внезапность нападения не дала прислужникам Совершенных занять грамотную оборону, а теперь уже поздно. Все прорвано, все разрушено, все пропало.

Леонардо стоял напротив занятого Совершенными дома широко расставив ноги, заложив руки за спину и откровенно наслаждался видом. Батальное полотно, задуманное и написанное им кистями приказов, красками указов, оттенками распоряжений, прекрасно и восхитительно. Невероятная экспрессия, неудержимый напор, энергия боя буквально ощущаема и вьется широкими лентами у его ног, как ластящийся к хозяину пес. Это все великолепно и этим можно наслаждаться бесконечно, но ему пора. Пора идти в дом. Вошедшие в раж штурмовики могут оставить его без некоторой доли его добычи.

Леонардо, входя, чуть повернулся боком, прибрал распахнутые полы, стараясь не зацепиться плащом за острые щепы, что остались от двери размолотой тараном в труху. Широкое светлое, теперь светлое, с выбитыми окнами помещение. Такое себе подобие холла с парой фальшивых колон с перевёрнутыми креслам. Снесены небрежно к стенам сломанные и целые стулья, стоит пара совершенно непострадавших столиков, рядом перевернутые мягкие широкие лавки, оббитые плотной тканью — прародители диванов. Две слегка изогнутые влево и вправо узкие лестницы ведут наверх, на второй этаж. Несколько распахнутых двухстворчатых дверей, на некоторых сорваны полотна. Где одно, где оба. Уроненные подставцы под свечи, несколько светильников на стенах, чередующихся с аляповатыми картинками в узких рамах. Два огромных монструозных шкапа. Не шкафа, а шкапа с выступающими антресолями, с резными ручками и с медными уголками по всем выпирающим местам. На плиточном полу холла выложены в ряд семь трупов, все с обязательной раной в области сердца. И один труп лежит в стороне накрытый сорванной портьерой.

Леонардо кончиком шпаги приподнял ткань — это штурмовик-арбалетчик из стражи приората. Его голова полностью сожжена, очевидно попал под заклинание. Четверо сильно избитых и окровавленных, крепко связанных прислужника Совершенных охраняются тремя стражниками приората, при виде Леонардо сразу подтянувшимися и одновременно бухнувшими левыми кулаками в грудь. В боевой обстановке честь офицерам отдается любой рукой, а Леонардо не офицер, он святой отец. Ему бойцы просто не должны отдавать воинские почести, но отдали и смотрят с почтением. Значит он хорошо поработал. Это приятно, это тешит самолюбие, это что-то напоминает…

Перед мысленным взором Леонардо мелькнули смутные видения бесчисленных строгих «коробок» Кровавых легионов, замерших под хмурым небом в мертвенной неподвижности. Циклопические строения в мареве безжизненной красной пустыни. Ледяные торосы и мрачные замки-гнезда на скалах. Неимоверно длинные шесты с неприятными даже на вид ломаными знаками-символами в навершии, тяжелые штандарты с нечитаемыми девизами. Вьющиеся на ветру широкие полотнища черных знамен с вышитыми на них знакомыми-незнакомыми рунами. Что-то невероятное, неописуемо огромное среди звезд с холодными огнями по всему колоссальному металлическому телу. Искры стремительных росчерков, что иглами пронзают мрак звездной пустоты вытянутыми телами молниеподобных неведомых механизмов. Ослепительные протуберанцы, сжигающие неизмеримы жаром «короны» звезд, раскалывающиеся на части планеты. Мелькнули отголоском узнавания и понимания названия Тунд, киссай, титул Ситх’ари. Но на этом моменте Леонардо сильно тряхнул головой и даже хлопнул себя ладонями по лицу, изгоняя ненужные ему сейчас видения и воспоминания. И его ли это воспоминания и видения? Его ли это прошлое?

— Первый этаж зачищен? Все осмотрели, ничего и никого не пропустили?

— Весь, святой оте… Командир! Нет никого на первом этаже. И входов в подвал нет, мы щупами ну как вы инстру… Говорили нам, искали. И этих всех ткнули в сердце, как вы приказывали, командир. Один притворялся, сука, кинжал под брюхом прятал, тварь.

Стражник со знаками различия капрала на плече смачно плюнул в сторону трупов прислужников. Стоящие рядом с ним стражники подтверждающее кивнули, пробурчали что-то неразборчивое, похожее одновременно и на «Так точно!» и «Так и есть!».

— Хорошо. Молодцы! Хвалю. Что наверху? На втором этаже?

— Там гвардейцы и Выжигатели сиськи мнут — капрал злорадно ухмыльнулся — они перед третьим этажом застряли. Мы им, давайте святого отца… То есть командира позовем! А они жопы… Э… рожи кривят, а сами Пелену пройти не могут!

— Пелена? Хорошо, я разберусь. Этих на улицу и передать конвойному отделению. Взамен вас пусть тут встанут болваны из городской стражи. Самим осмотреться, получить медицинскую…. Получить помощь от лекарей. Выполнять!

— Есть, командир! Слушаемся!

В этот раз ответ дружно многоголосен, быстр, без размышляющей паузы и без задержки.

Леонардо шагнул на ступени лестницы и поднимаясь уже с пятой ступени увидел окованные железом ноги гвардейцев. Переминающиеся, сумбурные и хаотичные в неуверенных шагах, явно нагло оттесненные от подъема на третий этаж Выжигающими Скверну. Что, впрочем, и следовало ожидать от непробиваемых стальных истуканов. Невероятный апломб их, границ для себя не ведал.

Он сделал пару шагов, останавливаясь за спинами гвардейцев и отблесками синеватой стали наспиннков Выжигающих Скверну, крепко-накрепко соединенных с массивными наборными набедренными обручами. Что наспинники, что сегменты набедренных обручей Выжигателей были щедро декорированы бесчисленными черепами, шипами, крючьями, выгравированными языками пламени и святыми письменами. По всем свободным местам и поверхностям. Он постоял немного, ожидая, когда на него обратят внимание. Не обратили, не заметили. Тупо топчутся. Упрямо и уныло пялятся на лестницу, что ведет на третий этаж.

Устав ждать, Леонардо скучным голосом требовательно произнес в запорошенные пылью напряженные спины:

— Где тыловое охранение? Лейтенант! Что у вас тут за бардак?

Лейтенант гвардии Наместника вздрогнул, быстро повернулся на голос, с короткой задержкой зазвякало железо, хищно блеснули лезвия мечей, жало коротких копий. Алчными к мясу жерлами уставились в его сторону тупорылые дульца коротких дробовых винтовалей. Леонардо досадливо дернул уголком губ: «Кутята. Щенки! Один матерый Зверь вырезал бы все это стадо за семь долгих вздохов! А уж рыцарь-массаси за пять. Ученик? За три секунды? Нет, чуть больше — где-то три секунды с четвертью».

— Святой отец… Это вы святой отец?

— Нет, это почтальон Печкин, принес… — О, бездна и эльдары породившие ее! Какой еще почтальон Печкин, да умереть ему без покаяния! — Успокойтесь, лейтенант, я это я. Тот самый святой отец. Выставьте тыловое охранение, пока еще живой лейтенант, а то к вам со спины раргор подберется, а вы его и не заметите.

Более не обращая внимание на покрасневшего от возмущения и захлебнувшегося воздухом для ответа ему лейтенанта гвардии Наместника и его подчинённых, Леонардо прошел вперед. Не останавливаясь ни перед кем, режа эту кучу вооруженного мяса как окованный острой сталью нос парового ледокола речной весенний лед. Перед ним торопливо расступались.