Тайна жаворонка - Фиона Валпи

– Не волнуйся, мне нетрудно. Я принесу остальное, – сказала она, ставя блюдо на поднос.

– Алек! – голос сэра Чарльза был таким резким и грубым, что Флора вздрогнула и едва не пролила соус. – Быстро вернись в зал! Это очень неприлично – так покидать гостей!

– Но, папа, Флора не может справиться со всем одна.

– Глупости. Уж подать еду эта девица сможет. Нечего мешать ей выполнять свои обязанности, – выдал он, резко повернулся и пошёл за сыном по пятам.

Щёки Флоры горели от кухонного жара и унижающих слов владельца особняка. Но она с высоко поднятой головой вышла к гостям, поставила поднос на стол, ободряюще улыбнулась Алеку. Он сидел между двумя дамами и с несчастным видом слушал, как они сплетничают о супруге мистера Черчилля, нового премьер-министра, о её великолепных пальто и очень элегантных шляпках.

Леди Хелен легонько сжала запястье девушки.

– Флора, милая, иди домой. Ты нам и так сегодня очень помогла. С остальным я справлюсь.

Она говорила очень тихо, и её слова были почти не слышны за визгливым смехом дам и громогласным ржанием мужчин, которых сэр Чарльз веселил очередной рыбацкой историей. Вынув из расшитого бисером ридикюля небольшой коричневый конверт, она сунула его в карман фартука Флоры.

– Вот возьми, за всю твою тяжёлую работу.

Флора покачала головой и попыталась вернуть конверт, но леди Хелен прижала палец к губам, тактично давая понять, что нужно взять его и уходить.

– Спасибо, – ответила Флора так же тихо, понимая, что этот поступок не вызовет одобрения сэра Чарльза. Конверт был проявлением доброты, но в то же время Флора почувствовала себя ещё более жалкой.

– Пирог в духовке. В кладовой стоит кувшин сливок к нему.

Кивнув и легонько потрепав девушку по руке, леди Хелен отпустила её, и Флора рванула обратно в кухню. Прежде чем уйти, как следует отмыла посуду и столовые приборы. Всё остальное было вынуждено дожидаться миссис Мактаггарт, но Флора сделала что могла.

Вынув из кармана коричневый конверт, Флора перевернула записку леди Хелен и на обратной стороне написала огрызком карандаша: «Спасибо, но я была рада помочь». Сунула всё это под лопатку для торта, чтобы леди Хелен нашла. Забыв снять фартук, закрыла за собой дверь и побрела по тропинке, ведущей к домику смотрителя. Пара серых неясытей нежно ухала, перекликаясь друг с другом. Глаза Флоры быстро привыкли к лунному свету, и она несколько раз с жадностью глотнула ночной воздух. На повороте остановилась, подставив лёгкому ветерку лицо и шею, оглянулась в сторону дома. За затемнёнными окнами она могла разглядеть только отблеск свечей. Вновь раздался гогот, на миг заставив замолчать ночных птиц. А потом Флора повернулась спиной к поместью Ардтуат и лицом к домику смотрителя, где, как она чувствовала, было её место.

Лекси, 1978

К тому времени, когда должен прийти Дэйви, Дейзи крепко спит в своей кроватке. Гостиная в домике смотрителя, как ни странно, кажется мне подходящим местом, чтобы двое взрослых людей могли провести цивилизованный вечер за бокалом вина. Я убрала игрушки, поставила книжки с картинками на полку, сменила джинсы и поношенный свитер на юбку и футболку с длинными рукавами.

Готовя чесночный майонез к лобстерам и раскладывая всё это на старом мамином блюде, я вновь пытаюсь вспомнить, какое же место Дэйви занимает в жизни Олтбеа. Ворох неясных воспоминаний, которые я затолкала на задворки разума, уезжая в Лондон, как старые вещи на чердак, ни о чём не говорят, но настойчиво дёргают за нити, пытаясь распутать сами себя. Даже после нашей прогулки на лодке я так и не поняла, кто он такой. Но с того дня, как его прислала ко мне Бриди, я видела в его глазах и дружелюбной манере что-то знакомое.

Я слышу, как хлопает дверь его «Лэнд Ровера», а потом до меня доносится знакомое насвистывание, и я открываю дверь раньше, чем он успевает постучать. Он вручает мне бутылку «Матеуш Розе» в форме мандолины.

– Лучшее, что нашлось в нашем магазине, – говорит он с улыбкой. Садится в кресло, вытягивает длинные ноги, обводит комнату взглядом. – Как тут чудесно! По-прежнему чувствуется, что это дом твоей мамы, но вы с Дейзи внесли сюда что-то своё. В последний раз, когда я здесь был, Флора сидела на том же месте, где сейчас сидишь ты, и наливала мне чай.

– Как хорошо, что ты её навещал!

– Ну, не чаще других. Чаще всех, конечно, Бриди. Если требовалась какая-то мужская помощь по дому, она давала мне знать, и я с радостью приходил и помогал. Замечательной женщиной она была, твоя мама. Мне всегда казалось, я никогда не смогу должным образом отблагодарить её за то, какой доброй она была ко мне и моему брату, когда нас занесла сюда война.

Воспоминания крутятся и становятся чуть более чёткими. Затянувшая их пыль понемногу начинает рассеиваться.

– Вы были эвакуированы? – спрашиваю я. Дэйви кивает.

– Нас со Стюартом и ещё тридцать детей привезли сюда из Клайдсайда. Мы жили в местной семье. Когда война закончилась, вернулись домой.

– Сколько тебе тогда было?

– Всего четыре, когда нас сюда прислали, и девять, когда кончилась война. Брат был постарше. Он всегда обо мне заботился, – Дэйви берёт мамину фотографию с каминной полки. – Прекрасное фото. Такой она и была, когда мы познакомились. Не то чтобы она сильно изменилась. И её не стало слишком рано.

Я отпиваю глоток вина.

– В этом году ей исполнилось шестьдесят.

Он ставит фотографию на место, поднимает бокал.

– За неё. За Флору Гордон, которую мы так любим и которой нам так не хватает.

При этих словах у меня внезапно сжимается сердце от нахлынувшей боли. Чтобы он не увидел мои мокрые глаза, я передаю ему тарелку с кукурузными чипсами и меняю тему.

– Ещё раз спасибо за вчерашнюю прогулку. Было изумительно покататься по заливу. Волшебный день. Мои воспоминания о солнечной погоде и тюленях, которые пришли послушать нашу песню, по-прежнему очень яркие.

– Мне было приятно в вашей компании. Хорошо, что погода выдалась неплохая. Редко выпадает такой спокойный день, даже на озере.

Я ставлю блюдо на кухонный стол, рядом с букетом тростника и шиповника, который мы собрали с Дейзи, и возвращаюсь к истории Дэйви, всё ещё пытаясь распутать клубок воспоминаний.

– И когда вы вернулись в Олтбеа?

– В начале шестидесятых. Тебе тогда, полагаю, было лет шестнадцать, как раз когда ты перебралась в Лондон. Все только и говорили о том, как ты поступила в школу сценического мастерства. Ты была местной звездой.