Полдень, XXI век (июнь 2011) - Коллектив авторов

На площади перед кинотеатром громко работало радио, передавали что-то о пленуме, называли фамилию Горбачева. Я спешил домой, чтобы разогреть ужин к приходу Иры. Потом вернется с занятий Женечка, и мы сядем смотреть телевизор. Не пленум, конечно. По второй московской программе покажут старый хороший фильм «Три плюс два».

Типлер… Лиля… Вот еще слово вынырнуло: «эмуляция». Наверно, подсознательно сложил эволюцию с симуляцией.

Может, все-таки сделать большую статью о невидимой массе? Рецензент в «Астрономическом журнале», конечно, зарубит, слишком ненадежная аргументация, я и сам знал. Но ведь… делай что должно, и будь что будет.

Кто я такой, чтобы рассуждать о судьбе Вселенной? Тварь дрожащая или право имею?

От этой мысли мне стало весело. Надо будет спросить у Иры, что может означать странное слово «эмуляция». Она переводчик, это слово могло ей встречаться.

А о Лиле спрашивать не стану.

ВИКТОР МАЛЬЧЕВСКИЙ

Черный квадрат

Рассказ

История живописи и все эти Врубели

перед такими квадратами – нуль!

В мастерской было холодно. Так холодно, что разбавленные скипидаром масляные краски застывали в считанные мгновения. Осень 1915 года в Петрограде, который все еще по старой памяти величали Питером, выдалась чрезвычайно промозглой. С утра до вечера моросил мелкий дождь, временами срываясь на серый снег. Выходить на улицу не хотелось ни под каким предлогом.

Казимир Северинович отошел от холста и приложил застывшие ладони к горячему стакану с чаем. По пальцам пробежала приятная истома. Потускневший подстаканник сорвался с места, оставляя после себя на истертой поверхности кирпича угасающий влажный след. Художник отхлебнул и шумно и с удовольствием выдохнул горячий воздух.

Насладиться чаепитием в одиночестве не удалось. Провисшая на петлях дверь отворилась, издав неприятный шаркающий звук, и вместе со студеным воздухом пропустила внутрь комнаты соседского белокурого парнишку – сына прачки Агафьи. Мальчик с размаху бросил школьный портфель на подоконник и кинулся в объятия хозяина.

– Дядя Казимир! – крикнул он, хватая художника за пестрый от красок халат. – Порисуем сегодня?

Мужчина усмехнулся, глянул вниз на забавного мальчугана и взъерошил ему волосы.

– Хорошо, Вовка, порисуем.

Дверь снова шаркнула, теперь из-за нее показалась бородатая физиономия дворника. Он заприметил тщетно пытающегося скрыться в подолах халата мальчишку и сквозь нахмуренные кустистые брови устремил на того строгий взгляд.

– А ну, кыш, стервец! – гаркнул дворник и принялся качать бородой из стороны в сторону. – Ишь ты, каков! Думал, я не замечу!

– Оставь, Степан, – властным голосом парировал хозяин. – Пусть побудет. Он мне не в тягость.

Дворник замялся и нервно кашлянул.

– Ну, как хотите, воля ваша… Но все равно, пускать этих вот… – он вновь бросил злобный взгляд на Вовку… – пускать этих… шустрых… не велено.

– Ладно, иди уж, – художник улыбнулся, – застращал мальца совсем.

Дворник хмыкнул и, погрозив напоследок пацану кулачищем, исчез за дверью.

Мужчина присел на корточки и спросил:

– Ну, дружок, что будем рисовать сегодня?

Мальчик пожал плечами, прищурился и с надеждой вымолвил:

– Может, аэроплан?

– Аэроплан уже был.

– Тогда паровоз! – Но тут же у мальчика округлились глаза, и он громко выпалил: – Нет!.. Кавалерию!

– Послушай, Владимир. Все это мы уже рисовали. Давай попробуем нарисовать, м-м-м… – художник в задумчивости посмотрел вокруг. – О!!! Я хочу, чтобы ты изобразил, положим, вид из своего окна.

– Вид из окна? – мальчик удивленно посмотрел на живописца.

– Ну да, – художник выпрямился, отложил кисти, убрал в сторону палитру, аккуратно вынул из крепежей холст и, не глядя на парнишку, спросил: – У тебя же есть дома окно?

– Е-е-есть, – растерянно протянул Вовка.

Художник на мгновение обернулся.

– Вот и хорошо. Нарисуй мне, что ты видишь в своем окне.

Тем более сегодня будем рисовать масляными красками.

Разгребая искореженные тюбики, Казимир Северинович вытащил новый холст и принялся прилаживать его к мольберту.

Мальчик облизнул губы и дернул мужчину за оттопыренный карман халата.

– Можно мне посмотреть? – произнес он вкрадчиво, пристально наблюдая за размашистой радугой смешанных красок.

– Измажешься ведь, – улыбнулся мастер.

– Пусть.

– Ну, тогда держи… Только аккуратно смотри!

Художник протянул мальчугану палитру и довольно улыбнулся, заметив, как у того заискрились глаза.

Вовка поднес краски к носу и с наслаждением втянул воздух.

Резкий запах скипидара вынудил скривиться и отпрянуть.

– Поди, не знал, что форма и содержание – разные вещи?!! – засмеялся мужчина и похлопал мальчугана по плечу. – Привыкай, дружок. Не все то золото, что блестит.

Потирая нос, Вовка вернул палитру хозяину, быстро заморгал и произнес:

– Порисуем, дядя Казимир?

Художник кивнул:

– Ну, так я уж и приготовил все.

Мальчик, тщательно перебрав кисти, вооружился тонкой, изящной. Остальные вернул художнику. После чего подошел к обработанному белилами холсту и занес над ним кисть.

– Может, краску возьмешь для начала, – подсказал на ухо Казимир Северинович.

Вовка встрепенулся и опустил взгляд на палитру, по поверхности которой жирными разноцветными зигзагами расцвела свежая лоснящаяся краска.

Он осторожно погрузил в нее кисть, затем, неловко стряхнув прилипший сгусток, снова застыл перед холстом.

– Ну что, дружок, начинай, – подбодрил мастер.

Мальчик облизнул губы и начал аккуратно выводить линию за линией.

Мужчина стоял за его спиной и допивал остывший чай. На его лице блуждала умиротворенная улыбка.

Рисование не отняло у юного художника много времени.

Когда он закончил и повернулся к мастеру, то застал того в несколько неожиданном виде: Казимир Северинович внимательно смотрел на полотно, озадаченно разминая подбородок.

Полотно было пестрым: яркое солнце щедро одаривало теплом цветущие берега, омываемые лазурными морскими водами. А над бушующими волнами летала крупная чайка.

– Ты ж вроде бы не на море живешь, а, Вовка?

Мальчик насупился.

– Дядя Казимир, но вы же сами просили нарисовать вид из окна.

– Вот именно, – художник принялся снимать холст с мольберта. – Из твоего окна, Володя.

Парнишка кивнул:

– Ну вот я и нарисовал!

– Что нарисовал?!! – меланхоличный по своей природе художник немного занервничал.

– Вот! – настойчиво повторил мальчик, указывая на свой рисунок. – Это я вижу в своем окне каждый день.