Между двух огней - Ольга Егорова

– Спасибо, – ответила Инга. Она благодарила его за спокойствие и терпение. Он понял и кивнул в ответ.

С ним оказалось легко.

Она спросила, сколько лет они женаты. Поинтересовалась даже, есть ли у них дети. Хотя, наверное, если бы у Инги Петровой был ребенок, его бы уж точно она бы не смогла забыть. Почему-то ей так казалось.

Ребенка не было. Была большая квартира в центре города, на пятом этаже, с просторной кухней, просторной спальней, большой гостиной и небольшим кабинетом. В квартире было много цветов, по преимуществу – кактусов, которые настырно цвели. Инга знала какой-то секрет, как заставить кактусы цвести. Теперь она его забыла.

Ее муж оказался директором крупного полиграфического предприятия.

– А где работаю я? – спросила Инга.

Оказалось, что она вообще не работает. Это ее немного удивило. Она почему-то не могла представить себя в образе рачительной домохозяйки. Возле кастрюль, возле пылающей духовки с вечными пирогами. В фартуке.

– Ты никогда не пекла пирогов, – проинформировал ее Павел Петров. – Ты вообще практически не умеешь готовить. Этим у нас я занимаюсь.

Она хотела спросить еще что-то. Про распределение семейных обязанностей. Узнать, почему же она все-таки нигде не работает и работала ли когда-нибудь вообще. Но спросила совершенно о другом:

– Почему ты пришел так поздно? Сегодня уже пятый день с момента... аварии.

Она заметила легкую тень, которая пробежала по его лицу. Заметила, как побелели пальцы, сжимающие руль. И голос его немного дрогнул.

– Я не знал. Я был в командировке. В Праге. Она еще не закончилась. Я не знал, что думать. Надеялся, что что-то случилось с телефоном. С телефоном, а не с тобой. Я ждал, что ты позвонишь. Ты не позвонила. Я прилетел. Я… Я не знал, Инга.

– Я понимаю, – ответила она тихо. Ей захотелось успокоить Павла Петрова. Она накрыла своей ладонью его руку, лежащую на руле. И убрала, едва коснувшись, потому что почувствовала собственную неискренность.

Он был для нее как герой книги, которую она только что начала читать. Ей нужно было время, чтобы привыкнуть.

Путь показался Инге долгим, на дорогах были бесконечные пробки, и каждый светофор непременно загорался красным, издалека завидев их темно-зеленый «Ауди» – как будто считал своим долгом продлить время в пути и отсрочить, насколько это было возможно, момент возвращения домой. В этих красных огнях светофора было что-то мистическое. Павел, притормозив в пятый раз на перекрестке, сказал, что ему вечно не везет со светофорами.

Пока они ехали, торчали в пробках, стояли на светофорах, Инга без конца задавала вопросы. Как будто внутри нее рухнула невидимая преграда, которая до сих пор мешала ей смириться с невозможностью обойтись без этих вопросов, обойтись без проводника на пути, который так хотелось пройти самостоятельно. Самостоятельно – не получится. Она наконец призналась себе в этом и почти перестала переживать по этому поводу. На дорогу ушло больше часа. За это время она узнала о себе очень многое – и в то же время, почти ничего.

Отрывочные эпизоды и короткие ответы «да» и «нет» потихоньку складывались в мозаичное полотно. Все части этого воображаемого полотна идеально подходили друг другу, несмотря на различие геометрической формы, фактуры и цвета.

А в самом центре зияла большая дыра.

И как только не пыталась Инга заполнить эту воображаемую дыру собственным, имеющимся в наличии, материалом – у нее ничего не получалось. Материал оказывался чужеродным. Выложить из него незаполненную часть мозаики было невозможно. В спокойной, уравновешенной и счастливой семейной жизни Инги Петровой не было места для африканских страстей. Это было совершенно очевидно. И это ставило Ингу в тупик.

Лифт в доме в этот день не работал, и они поднимались на пятый этаж по лестнице. Глядя в широкую спину Павла Петрова, Инга спросила:

– Я тебе изменяла?

Широкая спина резко приостановила движение, и Инга от неожиданности ткнулась в нее лбом. Павел Петров обернулся и посмотрел на нее сверху вниз удивленно. Потом сказал:

– Ты мне не изменяла.

И голос у него был такой, как будто Инга только что поинтересовалась, день за окном или ночь.

– Извини, – ответила Инга. – Сама не знаю, почему это я вдруг спросила.

Павел кивнул, удовлетворенный ответом, и взял ее за руку. Снова ощутив тепло его ладони, она успокоилась и поняла, что не хочет больше терзать себя неразрешимыми вопросами. Не хочет причинять боль Павлу Петрову, своему мужу. Возможно, со временем она разберется во всем сама.

Наверняка, разберется.

– Вот насчет наших сегодняшних планов я и хотел с тобой поговорить.

– Поговори, – согласилась Инга, отпивая последний глоток кофе.

– Как ты себя чувствуешь?

– Отлично. У меня не болит голова, нет температуры и никаких проблем с кишечником. Ты это хотел узнать?

– Все шутишь! Знаешь ведь, о чем я спрашиваю.

– Знаю. Только зачем спрашивать, ведь и так все понятно. Я чувствую себя вполне нормально. Меня не пугает собственное отражение в зеркале, я не пытаюсь завести с ним разговор на отвлеченные темы. Мне не кажется, что в квартире сдвигаются стены, намереваясь меня раздавить. Мне не страшно, когда звонит телефон… О чем там еще спрашивал доктор Истомин при выписке? В общем, никаких симптомов психических отклонений у меня не наблюдается. Что касается проблемы с памятью, то это уже не проблема. В общем, я нормальная и совершенно здоровая девочка, – на одном дыхании отрапортовала Инга.

– Ты не девочка, – нахмурился Павел. – Ты еж! Настоящий колючий еж. Три года назад я женился на еже. Как Иван Царевич на лягушке.

– На ежихе, – поправила Инга, сохраняя серьезное выражение лица.

– На ежике, – уточнил Павел Петров.

Она кивнула в ответ.

Сделав последний глоток из своей чашки, он осторожно убрал с кровати поднос, на котором еще оставались нетронутыми два стакана с апельсиновым соком. Пододвинулся ближе и положил голову ей на колени. Сквозь тонкую ткань пижамы она почувствовала его дыхание на внутренней стороне бедра. Рука ее замерла в воздухе, как вертолет, выбирающий место для приземления, и опустилась на плечо. Сжала его легонько и застыла без движения.

Инга знала, что даже за такой пустяковый, не слишком интимный жест, он будет ей благодарен.

Четырнадцать ночей они спали в одной постели. Смешно даже представить – как брат и сестра.

Она была не готова. А он, понимая и прощая эту ее неготовность, готов был ждать столько, сколько потребуется. И сейчас, почувствовав, как она сжала пальцами его плечо, на несколько секунд затаил дыхание. Но пальцы ее больше не двигались и лежали теперь у него на плече без всякого смысла. Инга ощутила этот короткий момент напряженного ожидания, секундный всплеск надежды и быстрое разочарование по тому, как напряглось и снова обмякло его плечо под футболкой. За две недели они научились уже понимать друг друга без слов. Научились заново, потому что наверняка умели делать это и раньше.