«Перекоп» ушел на юг - Василий Кучерявенко

— Это что есть? Беспорядок, бунт! Я вас буду учить! Вы сами среди дикарей дикарь стал… Капитан умирай, вы сами будете отвечай. Вы здесь умирай будете… Это я вам говорю — офицер японской императорской флота.

— Успокойтесь, господин Мацубара, — сдерживая ярость, обратился к нему Погребной. Глаза их скрестились, и Мацубара, перестав кричать, уставился на Погребного. — Или всех моряков забирайте, или никого. И дайте нам хинину, бинтов, лекарств. Вы обязаны это сделать в силу международных законов о моряках с погибших судов.

— Хорошо! Вы все останетесь здесь, — угрожающе сказал Мацубара. — Лекарства, бинты вам не нужны. Они нужны нашим раненым. — Затем, обращаясь к своим матросам, он что-то резко выкрикнул; те подтащили к нему Амира — малайского старосту. — Ты и все малайцы будете отвечай, если русские сбегут с острова. Понял?.. Понял, что я сказал? Это закон императорской Японии!..

Японский корабль снялся с якоря и вскоре скрылся за горизонтом.

Опять потянулись дни тревожных ожиданий.

Как ни старались Демидов и Погребной подбодрить людей, настроение у моряков заметно падало. Люди тосковали. Гнетущее впечатление на всех произвела гибель шлюпок. Разговоры шли об одном — как вырваться из плена. Жизнь на острове все более тяготила. Вспоминали о Бударине и его группе — где они?

Малайцы всячески старались помочь морякам, хоть сколько-нибудь облегчить их участь. Однажды прибежал Датук и радостно сообщил, что с острова Борнео тайно пришли две прао — небольшие малайские парусные суда — и через день уходят обратно. Они могут увезти русских на Борнео. И тут же попросил:

— Если вас поймают японские люди, вы не говорите, что вам сказали малайские люди. Вы сами, всё сами знай.

Моряки расцеловали Датука; радости, казалось, не было конца. Разговоры о близком отъезде уже не прекращались. Бахирев отдал Датуку все поддоны для выварки соли, некоторые моряки совали пуговицы на память. Датук подарил Бахиреву простую, хорошо отполированную скорлупу кокосового ореха с дырочками — водяные часы.

В день отъезда на проводы русских пришло много малайцев. Старуха малайка, мать повешенного японцами Пулунгула, обхватила за плечи Евдокию Васильевну и стала что-то причитать.

Амир, глядя на русских, произнес:

— Я — самый старый и самый старший на острове человек. Я много видел. Но никогда не видел таких людей, как русские. Они были раздеты, голодные и все-таки не обижали нас, не трогали наших женщин, не брали даром пищи, а старались добывать ее сами. Они землю расчищали, убикаю, ананасы, кокосовые пальмы садили. Это только хорошие люди — добрые — так делают…

Научили нас соль добывать.

Русские люди — добрые люди! Нас грабили и обижали голландцы, пришли японцы тоже стали грабить, убивать.

На нашей земле мы не хозяева.

Только вы и считали нас людьми, помогали нам строить хижины. Спасибо вам, большое спасибо, — растроганно закончил он.

Капитан Демидов от имени всех русских поблагодарил малайцев за приют, за помощь, за добрые слова.

С попутным ветром

Когда все уселись, в прао вскочил Русен.

Демидов, Костюк, Радченко, Дуся, Байдаков и другие попали на одно судно. На другое — Друт, Погребной, Бахирев, Бакалов, Чулынин, Плиско, Макаренков, Гасюк и все остальные. Люди устраивались поудобнее на циновках.

Раздалась команда, прозвенел гонг, малайские матросы подняли косые паруса и запели какую-то протяжную песню. Шкипер стоял на носовой части судна как изваяние, подняв руки вверх: малайцы выпрашивали у неба попутного ветра.

Суденышки прошли мимо белеющей песчаной отмели, где недавно ремонтировались шлюпки. Теперь здесь виднелись черные, обгорелые шпангоуты сожженных шлюпок. Прошли мимо скалы — памятника пароходу «Перекоп». Вскоре берега слились в одну синюю полоску, затем они исчезли, и только потухшие вулканы Натуны еще долго маячили на горизонте.

Остров Борнео находился за сотни миль от Натуны. Суденышки скользили на юго-восток. Один из малайцев постоянно сидел у руля, следил за парусами и выкрикивал время, показываемое водяными часами.

Водяные часы — изобретение малайцев. Они одинаково действуют и в тихую и в штормовую погоду. Это —► ведро, сделанное из толстого бамбука, наполовину наполненное водой. В нем плавает хорошо выскобленная и отполированная скорлупа кокосового ореха. На ее более тяжелой стороне просверлено отверстие. Когда скорлупа лежит в ведре, в нее устремляется тонкой струйкой вода, которая постепенно наполняет скорлупу. Размер отверстия рассчитан так, что ровно через час скорлупа тонет, И это повторяется час за часом. Время отсчитывается от восхода до захода солнца.

Друт с интересом рассматривал малайский компас, вправленный в углубление большого деревянного круга, который плавал в воде.

Дни стояли солнечные, и только в конце пути налетел сильный шквал. Сначала откуда-то издалека пронесся едва заметный ветерок. Малайские матросы, сидевшие до этого спокойно, стали быстро крепить паруса. Вскоре загудел сильный ветер, заблистали молнии. Стало темно и прохладно. Море поседело. Ветер с каждой минутой крепчал, Малайские суденышки стремительно неслись вперед. Мачты скрипели, паруса наполнились ветром, надулись, готовые лопнуть. Волны обдавали моряков холодными брызгами. Малайские матросы были спокойны, как и их шкипер.

Но вот раздалась отрывистая команда шкипера, и малайцы кинулись к парусам. Огромные волны с шумом и ревом накатывались на прао. Казалось, что суденышки вот-вот будут поглощены морской пучиной. Но уже через несколько секунд, рассекая вспененные волны, суденышки вновь взмыли на гребнях волн и, разрезая пену, неслись вперед. Воздух был наполнен распыленной водой, как дым, висевшей над морем.

А когда на рассвете солнце озарило море, ветер уже утих. Волны еще высоко вздымались, но ярость их постепенно слабела. Прао прекрасно вели себя в штормовую ночь, вызывая искреннее восхищение советских моряков.

Вскоре показался небольшой скалистый островок. Шкипер направил к нему прао, и судно ткнулось в береговую отмель. Через несколько минут подошло и второе.

— Не разбрелись, не потерялись в море. Молодцы малайские моряки! И это их японец назвал дикарями!.. — воскликнул Байдаков.

Моряки с наслаждением напились холодной воды из ручейка. Затем отдохнули, пополнили запасы воды, кокосовых орехов и набрали черепашьих яиц, из которых Сидор Андреевич Гасюк приготовил отличную яичницу. С большим аппетитом ели после нескольких суток полуголодного плавания. Отдохнув, моряки заторопили малайцев плыть дальше, к Борнео.

— Борнео недалеко, — произнес Русен, когда вышли в море, и показал на каких-то огромных мух.

Большие прозрачные крылья этих насекомых, прямые, как у стрекоз, имели в размахе не менее десяти сантиметров. Насекомые облепили паруса, борта прао, издавая тоненький писк, едва моряки пробовали их схватить.

На десятый день плавания показался гористый берег Борнео. Постепенно приближались покрытые пальмами и зеленью вершины мысов. Суденышки вошли в бухту, а затем стали подыматься вверх по реке. Река, делая крутые повороты, текла среди низменных берегов, у которых стояла густая стена мангровых деревьев с массой воздушных корней. Эта стена, изредка прерываемая песчаными отмелями, то отступала, то приближалась к воде.

Вдали зеленели кроны высоких пальм. Кое-где по берегу виднелись плантации кофе, каучуковые деревья с белыми надрезами на коре и подвешенными чашечками для сока.

Глубоко в воде обрисовывались силуэты крокодилов. Было тихо и солнечно. Подойдя к какому-то городу, стали на якоря. Приехала малайская администрация. И, когда Русен рассказал им, что он привез русских моряков с потопленного японцами парохода «Перекоп», малайцы начали приглашать русских на берег. Они впервые видели русских, но много слышали о них.

Бахирев заметил высокие мачты радиостанции. Указывая на них Плиско, он сказал:

— Смотри, Николай Федорович, — радио! Уж теперь-то сообщим на Родину о себе…

Повеселевшим морякам казалось, что близок день их возвращения на Родину.

Опять Натуна

Из попыток дать радиограмму на Родину ничего не вышло: на острове хозяйничали японцы, и радиостанция находилась в их руках. Корабли сюда приходили тоже только японские, и в основном военные.

Всего несколько часов советские моряки пожили на свободе. Японцы взяли их под стражу и заключили в лагерь для военнопленных.

Вскоре к ним присоединили группу моряков во главе с Будариным.

Однажды в лагерь явился японский офицер и с ним кинооператор. Оба начали угощать моряков сигаретами. Офицер что-то кричал, гримасничал, показывая на кинооператора, на себя и на моряков. Он, как это поняли все, предлагал морякам улыбаться, чтобы кинооператор смог заснять их радостно приветствующими офицера, который угощает их сигаретами. Но советские моряки повернулись к кинооператору спиной, едва тот начал съемку. Убедившись, что из его затеи ничего не выйдет, офицер махнул рукой кинооператору, и тот, пятясь, скрылся.