Копье Судьбы - Ольга Тарасевич

Горничная, пылесосившая ковер, показалась Лике самым родным человеком на свете.

Какие-то секунды Вронская пристально изучала светлые кудряшки, стройную фигурку в коротком синем платье.

Девушка, к счастью, выглядела совершенно адекватно. И… по-земному, не мистически.

Лика, поздоровавшись, спросила:

– А что с лифтом? И почему на рецепции и в баре никого нет?

– Вы же видите, – девушка кивнула на окно, за которым то и дело проносились вороны, – что творится. Конкуренты бесятся.

– Конкуренты?

Горничная кивнула:

– Да, тут рядом гостинцу построили. А клиентов нет. Вечно нам пакостят, то статью в газете паскудную закажут, то тараканов в наши номера запустят. Теперь вот вообще обнаглели, ворон натравили. Думаю, все сотрудники переполошились, кто в МЧС звонит, кто в милицию. Девочка с четвертого этажа говорила, что вроде и совещание специальное скоро будет. Это же не птицы, звери! Они натурально кусаются. Ого, и у вас вон рука в крови. Вороны?

– Они. Девушка, а вы не могли бы пройти со мной в номер 546? Там остановился гражданин Германии Ганс Вассерман. Он не отвечает на звонки, и я беспокоюсь.

– Так он в душе, наверное. Я там и не убирала еще. Кажется, вода шумела в ванной. Я и подумала, ну чего я со своим пылесосом полезу, пусть человек соберется, по делам уйдет.

– Пойдемте. Пожалуйста. У вас ведь есть ключ.

– Ну не знаю. – Горничная наморщила лоб. – В номер к гостю врываться как-то невежливо… А что, если он еще и не один там? Некоторые, знаете, и днем девушку в гости приглашают, вы понимаете?

– Я вас очень прошу. – Лика открыла сумочку, запустила внутрь левую, не травмированную руку в надежде выудить хоть какой-нибудь документ. – Вот, смотрите, я – журналист. У Ганса были проблемы, и очень серьезные. А если ему плохо, а мы тут с вами болтаем, время теряем…

То, что Гансу, мягко говоря, нехорошо, стало понятно, едва горничная щелкнула карточкой.

Лика распахнула номер и закусила губу – пространство возле двери, обои – все было забрызгано кровью.

Она перевела взгляд вперед, и…

На полу, между столом и кроватью, лежали два тела – мужское и женское. Костюм, в котором была женщина, выделялся на залитом кровью ковровом покрытии ярким белым пятном. Лицо женщины тоже было окровавлено.

– Ну чего там? – поинтересовалась горничная, просовывая голову в дверь. – Ой, мама родная…

Вытолкнув девушку в коридор, Лика захлопнула дверь и закричала:

– «Скорую» и милицию! Быстрее, шевелись! У тебя есть с собой мобильник? Он работает? Давай, соображай скорее!

Эта детская площадка с красными пластиковыми скамейками, дурацкими зелеными качелями и откровенно хлипкой горкой здесь, в арбатском дворике, выглядела жалко.

Современная, она явно не сочеталась со старинными серыми домами переулка. К тому же ее, крохотную, просто символическую, окружили автомобили, вырывшие колесами траншею на месте газончика, уткнувшиеся дорогими бамперами в песочницу.

Но, видимо, детей железные кони мегаполисных джунглей совершенно не смущали. А даже радовали.

– Не надо бить лопаткой бибику, – говорила едва стоявшему на ногах карапузу симпатичная светловолосая женщина. – Антоша, ты уже большой мальчик, отойди от бибики. Отойди, или сейчас дядя выйдет и украдет тебя!

Карапуз, впечатлившись малопривлекательными перспективами, милостиво доковылял до песочницы, шлепнулся на попу. Собрался разреветься, но передумал – рядом приземлился большой черный жук. По жуку тоже можно молотить лопаткой…

– Смотрите, – женщина повернулась к сидящему на соседней скамейке Егору, – а теперь возле гостиницы нет птиц. Вы видели ворон? Их было так много! Прямо мороз по коже.

Егор Иванов отрицательно покачал головой. Сил вымолвить хотя бы слово у него не было. Ворон он действительно никаких не видел.

Лучше бы вообще ничего не видеть, не слышать, не чувствовать. И не делать, не планировать.

Забыть.

Забыть!!!

А еще – как можно было раньше так заблуждаться! Хотеть оставить эту адскую вещь себе! – надо поскорее избавиться от металлического острого предмета в кармане ветровки немца…

– Антон, пойдем домой. – Женщина вдруг живо сгребла карапуза в охапку. Несмотря на вопли, запихнула ребенка в коляску и, косо глянув на Егора, заторопилась прочь.

Он посмотрел на куртку, джинсы, рубашку.

Тряпки немца, конечно, великоваты. Но на них нет ни пятнышка крови. Его собственная одежда – вся заляпанная – закручена вот в этом лежащем на скамейке свертке. Так что женщина вряд ли могла испугаться или что-то заподозрить.

И все же хорошо, что она ушла.

Вид людей невыносим.

Люди ходят, улыбаются, смеются. Говорят по телефону, планируют, чем заняться вечером. У них есть выбор. Потому что они никого не убивали и потому что за ними никто не гонится.

«Интересно, когда меня задержат? – думал Егор, машинально разглядывая жука, пытающегося выбраться из песка. – Я, наверное, засветился на всех видеокамерах. Даже странно, что до сих пор я совершенно спокойно сижу здесь. Может, у меня и был бы шанс скрыться. Но я не могу никого видеть, не могу спускаться в метро. Даже пацанам не могу звонить. А ведь Витек на колесах, приехал бы, забрал. Не могу видеть даже своих… Как же так вышло? Не помню почти ничего. Сначала я позвонил этому фраеру. Не зря вчера дежурил в гостинице, как чувствовал. Ничего он ментам про копье не сказал, сто пудов. Когда немец вернулся – первым делом попросил девочку с рецепции провести его к сейфу. Конечно, я так и предполагал: не такой этот Ганс дурак, чтобы такую вещь в номере держать. Да, удачно все-таки „Багдад“ спланирован, круглосуточный бар, отлично видна комната с сейфами… И вот немец проверил, все ли в порядке, и поднялся к себе в номер. Расчет мой вроде бы правильным был. Позвонить, напугать. Он бы деру дал, ну и я бы не сплоховал. Возле такси думал багаж его спереть или в аэропорту. Но это, это… Это у меня в голове не укладывается!»

Егор застонал.

Попытался вспомнить произошедшее.

Однако из кусочков кровавой мозаики общая картина не складывалась.

Он очнулся у тела покрошенного немца. Осознал, что рука сжимает неизвестно откуда взявшийся нож. Увидел: все вокруг залито кровью.

Почему никто не пришел, ведь немец орал, не мог не орать? Как отсюда выбраться в окровавленной одежде? Не забыть бы стереть отпечатки. Но откуда именно? Касался ли он чего-нибудь, кроме ножа и дверной ручки? Переодеться в шмотье немца, свое унести и нож не забыть. В книжках и фильмах преступника всегда по орудию убийства вычисляют, и киллеры вроде обычно от оружия избавляются…

Мысли возникали, исчезали. Медленные, обескровленные.

Стараясь не смотреть на истерзанное тело Ганса, Егор достал из шкафа чистую одежду, отправился с ней в ванную. Умылся, стал переодеваться. Прислушался к звуку шагов.

И с ужасом понял: кто-то открывает дверь, входит в номер…

Дальше опять что-то вроде провала. Кажется, в комнате была женщина. Возможно, он ее толкнул. Убил ли? Вряд ли. Нож к тому моменту уже был закручен в сверток, вместе со шмотками.

«Как я взял это копье? Похоже, то, что ум за разум зашел, именно с этой штуковиной и связано. Получается, немец забрал его из сейфа. А я его, видимо, взял в номере, хотя ни фига не помню. А может, просто выбросить его, прямо здесь? – прикидывал Егор, ощущая прохладный металл через ткань кармана. Вытаскивать копье, брать его в руки не хотелось. – Хотя нет, сначала, наверное, надо избавиться от ножа и одежды. Проще всего дойти до Москвы-реки и бросить сверток в воду. Но ведь для этого надо спускаться в метро, видеть людей. Не могу. Никогда уже не смогу. Зачем я это сделал? И что теперь будет?…»

Глава 6

Гретль упала без сил на каменистый пляж вблизи горного озера Кенигзее. Ей казалось, что никто никогда не заставит ее подняться. Болят мышцы ног от многочасовых упражнений, и горит натруженный живот, а отжимания сделали руки легкими, невесомыми. Опасный симптом: завтра в целом мире не будет ничего тяжелее собственных ладоней.

Ева звонко хвастается:

– Слабачка! Ты сдалась! А я еще полна сил! Смотри же!

Поразительно: несмотря на долгую тренировку и очень сложный, опасный для костей и связок, трюк, дыхание у сестры ровное и спокойное. И голос ни капельки не дрожит – а ведь попробуй не запыхтеть, когда так тяжело.

– Смотрю, смотрю, – пробормотала Гретль, пытаясь приподняться. Поддерживать руками измученное гимнастикой тело оказалось слишком сложной задачей, уж проще сесть. – Ева! Нет слов! Какая ты ловкая! Худенькая, как тростинка!

Сестра и правда выделывала потрясающие вещи. Ее гибкая спина грациозно согнулась в максимально высокий мостик.

Пара секунд на любование изящными линиями, тонкими руками, приподнятыми на носочки стройными ножками с идеальными бедрами и икрами.

Все, пауза закончилась. Руки тонкие, но сильные. Раз – и они удерживают весь вес тела, падают кудри, напрягаются мышцы. Вытянувшись вверх струной, великолепной на фоне серо-зеленых гор и голубого блюда озера, Ева умудрилась, оттолкнувшись руками, изящно приземлиться точно в центр коврика. Чуть покрасневшая, она, улыбаясь, раскланялась на воображаемые аплодисменты. И снова принялась за упражнения.