Псевдоним(б). В поисках Шекспира - Даниэль де Труа

– Не верите?… Жаль. Значит, в Африку вы со мной не собираетесь…

– Честно? Что я там забыл?

– В любом случае, мой телефон у вас есть. – Александр усмехнулся и достал из кармана новенький телефон, который Эдуард вручил ему в Хитроу. – Вот-вот. Номер безлимитный, как я вам уже сказал. Я буду ждать вашего звонка. Все равно без вас мне там делать нечего.

– Где там?

– Не в России.

– А если я никогда с вами туда не поеду?

– Никогда – это довольно долго. Но я подожду.

– Не стану говорить, что я о вас думаю.

– Да будет вам, признайтесь, вы и сами не знаете, что думать.

Февраль 1580

Весь день Уильям не мог думать ни о чем другом, как о деле Катерины Гамлет. Он вообще уже был не рад, что во все это ввязался. Чем больше размышлял, тем меньше в нем оставалось надежд на благоприятный исход. Потому что все косвенные улики указывали на отца.

Во-первых, именно вчера отец уходил из дома вместе с Патрисией, а это уже само по себе не предвещало ничего хорошего. Чем они занимались, Уилл примерно догадывался. Плохо, если кто-то попадался им под руку в этих занятиях.

Во-вторых, разговор отца с неизвестным сегодня на рассвете на месте, где нашли утопленницу. О чем они еще могли говорить?

В-третьих. А что в-третьих? Ничего в третьих. Достаточно и этих двух пунктов, чтобы пожалеть о том, что тебе известно… Но говорят, что Бог любит троицу… И вдруг Уилл понял, что в-третьих. Похожую белую шелковую ленту он видел у Патрисии. Точно, это та же лента, ну может быть, немного покороче. «Патрисия на длинном поводке, а твой короче, Кэт», – подумал Уилл. Дай бог, чтобы все это было лишь случайным совпадением. Дай бог, чтобы эта шелковая лента никак не связывала между собой Катерину, Патрисию и отца.

В таких размышлениях и обращениях к Господу и закончился для Уильяма урок Закона Божьего. Не знал Уилл, что у Бога не бывает ничего случайного – или, вернее, любая случайность, с точки зрения Бога, не случайна. Но едва ли об этом говорил в тот день учитель. А значит, этот закон Уиллу предстояло постичь самостоятельно, на собственной шкуре, и началось все сразу же после урока.

Едва учитель разрешил отпустил класс, как Уильям забыл все свои опасения и почти бегом бросился к реке. При свете дня пейзаж с ивой выглядел совсем по-другому – ничего загадочного. И никакого венка Уилл не нашел, хотя обшарил весь берег очень внимательно. Скорее всего, венок упал в воду и был унесен течением, каким бы слабым оно здесь ни было. Или просто рассыпался в воде, и отдельные цветки прибились к берегу. Однако нет, последняя гипотеза не подтвердилась. Сорванных увядших цветков на берег не выбросило.

Впрочем, Уильям немного поразмышлял – и понял, что найти сам венок теперь не так важно. Важно, что он каким-то чудом запомнил те цветы, из которых этот венок был сплетен. Уиллу почему-то самым подозрительным показался цветок с неприличным названием. Теперь, впрочем, он вспомнил и совсем приличное – дикая орхидея. Значит, осталось проверить, нет ли на шелковом шарфике следов этих самых «пальцев мертвых» (зловещая картина вырисовывалась!), маргариток и простого репейника.

Да, конечно, остатки репья явно имелись. Уильям сначала возликовал, но потом вспомнил свой прокол с водой в легких и решил поостеречься: как бы выводы снова не получились скоропалительными. Репья везде предостаточно. Самый распространенный сорняк и к тому же самый приставучий! Не нужно вплетать репей в венок, чтобы он оказался на вашей одежде. Вы его не ищете – он сам вас находит.

Так что, сказал себе Уилл, нужно найти маргаритки и дикие орхидеи и посмотреть, оставляют ли они такой же след на материи. В общем, Уильям Шакспер пошел собирать цветочки. Вблизи той самой ивы не было ни орхидей, ни маргариток. Он медленно пошел по берегу, вверх по течению реки, и стал внимательно высматривать нужные цветы.

И вот на поляне в излучине реки обнаружились и маргаритки, и дикие орхидеи. Репья, конечно, тоже хватало. Уилл наконец поднял взгляд от земли и огляделся. Город давно остался позади, Уилл понял, где он, только тогда, когда заметил старую липу. От нее шла узкая тропинка. Он знал, куда она ведет. Но не сказать, чтобы эта новость обрадовала его. Тропинка вела в рощицу, за которой находился дальний склад Джона Шакспера.

Уилл сорвал несколько маргариток и с корнем вырвал дикую орхидею. Так вот почему этот цветок зовется «пальцы мертвых» или даже погрубее: его клубни очень на них похожи. Да, пальцы мертвых схватили бедняжку Катерину и не отпустили, а на этой поляне она сплела себе венок из этих самых пальцев, вплетя в него маргаритки и репейник. Странный букет!

Он так и сяк тер цветки о шелковую ленточку и в конце концов получил пятно, похожее на то, что уже на этой ленточке имелось. Значит, эта ленточка все-таки принадлежала умершей вчера Катерине Гамлет, раз цветки, которые он видел в венке на ее голове, оставили на ткани такие же пятна.

Вот так молодой Шакспер открыл в себе талант сыщика. Теперь ему было очевидно: то, что привело его к этой старой липе, поведет и дальше – по тропинке через рощицу начинавшегося здесь Арденского леса, к складу отца. На этом складе он раньше, разумеется, бывал по делам и вечно там что-то пересчитывал: то свиные шкуры, а то и тюки с овечьей шерстью, которые там быстро появлялись неизвестно откуда и так же быстро исчезали непонятно куда. Отец вообще велел под страхом жуткого наказания молчать о них. В общем, было ясно, что дела на этом складе творились темные и впутываться в них не стоило.

Чем дольше Уилл сидел под старой липой, тем страшнее ему становилось. Но в любом случае нужно было что-то предпринимать, потому что его могли дома хватиться. Да к тому же страх страхом, расследование расследованием, а уже хотелось есть. «По-быстрому сбегаю домой, а там видно будет», – решил Уилл и, уложив в мешок с книжками вещественные доказательства, пошел вверх по тропинке.

28 декабря 2010

Самолет неожиданно прекратил снижение и резко пошел вверх. Через мгновение раздался вежливый голос стюардессы:

– Дамы и господа, по метеорологическим условиям аэропорта Домодедово нашему самолету отказано в посадке, мы вынуждены следовать в аэропорт Пулково города Санкт-Петербурга, ориентировочное время в полете тридцать минут. Экипаж корабля приносит вам свои извинения. Изменение маршрута произошло по не зависящим от экипажа причинам. Спасибо за внимание. Приятного вам полета.

Тут-то пассажиры бизнес-класса и проснулись. Снова начали беседовать молодые люди в строгих костюмах, причем их беседа не походила на продолжение той, что они вели перед взлетом. Общим было лишь то, что она велась по-английски. Теперь оживленным, даже возбужденным можно было назвать только одного из них, он что-то говорил, наклонившись к другу, и очень выразительно жестикулировал. Второй, казалось, был убит словами бортпроводницы, как-то обмяк в кресле и лишь изредка что-то коротко отвечал своему спутнику.

Седой величественный джентльмен, на взлетной полосе в Лондоне читавший Financial Times, глянул было на какую-то страницу, но тут же раздраженно свернул и совсем уж не по-английски бросил газету на пустое соседнее кресло. Пожилая дама, конечно, не потеряла чувства собственного достоинства, но к нему примешалась и изрядная доля возмущения, которым она охотно делилась с окружающими, не словом, так взглядом. И одна только ее внучка искренне радовалась случив шейся с ними передряге. Она уже успела посмотреть рекламу ночных клубов Санкт-Петербурга в одном из журналов, которые все время листала!

Александр сразу отметил всеобщее оживление. В жизнь людей вторглось одно из тех событий, которых пассажирам этого класса особенно не хватало. С публикой, занимавшей места в эконом-классе, подобные «приключения» случались часто. Неудобства порождают желание с ними бороться, и борьба эта так или иначе задевает окружающих, выбивая искр ы жизни. А вот в жизни пассажиров бизнес-класса не происходило ничего подобного. Всеобщие сытость и довольство убаюкивали их. Тем разительней был контраст, вызванный сообщением о перемене курса.

Александр про себя потешался над всеми. Самой впечатляющей была перемена, произошедшая с Эдуардом. Сосед изо всех сил старался не подавать виду, что изменение курса самолета его как-то задело. Но количество движений, которое он стал производить, так контрастировало с его практически полной неподвижностью во время предыдущих почти трех с половиной часов полета, что всякий случайный наблюдатель понял бы, как сильно произошедшее на него повлияло! А поскольку Александр был наблюдателем не случайным, то он быстро сообразил, что планы его конвоира если не радикально, то серьезно нарушены.

Те, в чьих руках была теперь судьба Александра, казалось, просчитали все до малейших деталей, но предвидеть ледяной дождь в Москве не смогли. Как не смогли предвидеть извечное русское авось, по воле которого технические службы аэропорта также не рассчитывали на ледяной дождь и не запаслись необходимым запасом реагентов. В результате аэропорт Домодедово враз лишился электроснабжения. Что ни говори, трудно быть богом даже в судьбе одного отдельно взятого человека!