«Кино» с самого начала и до самого конца - Алексей Рыбин

Рокеры большей частью осели в котельных, кочегарках, сторожках и прочих заведениях, где не требовалось забивать себе голову советским способом производства и имелось достаточно свободного времени. Кто трудился через двое суток, кто — через трое, некоторые исхитрялись выходить на работу через пять суток, а приятель Майка Родион — так аж через семь суток.

— Я работаю каждый день, — говорил он. — На этой неделе — в понедельник, на следующей — во вторник…

Некоторые, как Гена Зайцев, например, работали только зимой, а в мае увольнялись, три месяца путешествовали и в сентябре устраивались вновь на старое место. Но когда передо мной встала проблема устройства на работу, все известные мне престижные котельные, сторожки и дворницкие были уже заняты — начиналась осень, рокеры, писатели, поэты, художники, философы и журналисты уже вернулись в город и приступили к работе — сторожить, кочегарить и подметать. Да, честно говоря, и зарплата сторожа меня не очень устраивала — я собирал пластинки, да и в семью нужно было отдавать какие-то деньги. А ещё нужны были инструменты… И я почти весь сентябрь ходил по городу в поисках приличной работы — найти её оказалось далеко не так просто. Полученные мною во время институтской практики удостоверения слесаря, токаря и резчика на пилах и станках каких-то там разрядов валялись у меня в ящике письменного стола и использовать их я не собирался — двух лет работы на заводе мне вполне хватило для того, чтобы понять, что это место мне не очень нравится. Работать каким-нибудь лаборантом в институте мне тоже не хотелось — всё время пришлось бы общаться с большими и маленькими чиновниками, чего я терпеть не мог. Вообще, я физически не мог пребывать ни в какой бюрократической структуре, будь то контора, институт, какое-нибудь другое учреждение. До сих пор на втором месте по степени неприятных ощущений, которые я получаю в жизни, для меня остаются отделы кадров, бухгалтерии, столы учёта и всё остальное, что связано со справками, характеристиками и отчётами. На первом месте у меня — зубной врач, на втором — эти бумажные камеры пыток. Хотя с возрастом иной раз даже зубной врач мне иногда стал казаться милее, чем какой-нибудь главный бухгалтер. Я уже не говорю про начальников отделов кадров — это вообще нечто… И я бродил по улицам, читая объявления, заходя к знакомым и расспрашивая их о наличии где-нибудь каких-нибудь рабочих мест, пока не набрёл на объявление, гласившее, что в Театр Юных Зрителей требуется монтировщик декораций. Я пришёл в ТЮЗ, и меня быстро, безо всякой бумажной волокиты, что мне крайне понравилось, оформили в штат. Работа физически была довольно тяжёлой, что, безусловно, пошло мне на пользу, не занудной и прилично оплачивалась. И хотя я проработал в ТЮЗе всего один год, у меня остались о нём самые тёплые воспоминания. Монтировщики ТЮЗа в самые дикие брежневские времена исхитрялись работать по методу, который теперь называется бригадным подрядом и хозрасчётом. Это давало приличные заработки и возможность, если нужно, не выходить на работу в какой-то день без оформления больничных или ещё каких-нибудь листов — просто бригада не платила вам за этот день, и всё. Такая постановка дела меня полностью устраивала.

На работу я ездил к семи утра на электричке с проспекта Славы и как-то поделился с Витькой впечатлениями о этих ранних электричках, о грохочущих, остывших за ночь тамбурах, о заспанных людях, пытающихся проснуться с помощью «Беломора» или «Стрелы» — Витьке всё это было очень близко — он тоже ездил в училище утренними электричками. Это был настолько неприятный момент — грохочущая холодная дорога каждое утро, что Витька довольно часто поругивал всё, что было связано с железнодорожным транспортом, и в один из вечеров, предвкушая завтрашнюю дорогу, после часа работы сочинил какую-то полумистическую, жутковатую песню — «Электричка». Это была просто гипнотизирующая вещь, вся построенная на двух аккордах, в которой я играл соло малыми секундами, очень режущими слух, как мне кажется, интервалами:

Я вчера слишком поздно лёг, сегодня рано встал.Я вчера слишком поздно лёг, я почти не спал.Мне, наверное, с утра нужно было пойти к врачу,А теперь электричка несёт меня туда, куда я не хочу.Электричка несёт меня туда, куда я не хочу…В тамбуре холодно и в то же время как-то тепло.В тамбуре накурено и в то же время как-то свежо.Почему я молчу, почему не кричу, а молчу?Электричка несёт меня туда, куда я не хочу.Электричка несёт меня туда, куда я не хочу…

Мы очень много репетировали, произвели у меня дома так называемую демонстрационную запись, которую, правда, никому никогда не демонстрировали — Витька забрал эту ленту к себе домой, спрятал в шкаф, сказав, что это будет архивная запись. Интересно, существует ли она сейчас? Ещё одна, к сожалению, не последняя утраченная запись, проникнутая тем безумным настроением начала восьмидесятых…

Чаще стали мы встречаться с Борисом Борисовичем (Б.Г.) — то в клубе, то на концертах. Он очень тепло относился к Витьке и к его песням, советовал поскорее вступать в рок-клуб и начинать активную деятельность. Я иногда менялся с Борисом пластинками, иногда по пластиночным делам мы встречались у Саши-с-Кримами — старого Борькиного знакомого. Сашу-с-Кримами прозвали так за то, что в его доме находилось практически полное собрание сочинений Эрика Клэптона (в пластинках), включая «Крим», «Блайнд Фэйт» и «Дерек энд Доминоз», а также масса другой блюзовой и прочей рок-продукции. Саша-с-Кримами (настоящее имя — Саша Старцев) безусловно оказал и оказывает значительное влияние на рок-движение Ленинграда. Этот замечательный молодой человек, библиофил и филофонист, спортсмен, любитель бадминтона и сейтборда, каждое лето отправлялся в поход с байдаркой на плече и палаткой за спиной, а вернувшись из далёких лесов в родной город, отправлялся в экспедицию по магазинам Ленинграда и области с рюкзаком за плечами в поисках спиртовой морилки для мебели. Накупив полный рюкзак бутылочек с этим препаратом, он возвращался в свою квартиру, где сложнейшим химическим путём перегонял морилку в чистейший питьевой спирт и регулярно снабжал этим напитком небогатых тогда рок-музыкантов. Саша-с-Кримами при этом действовал избирательно — он не любил хард-рок и хард-рокеров, и морилки им не давал, а поил ею только «Аквариум», «Кино» и «Зоопарк», что, конечно, не могло не отразиться на философии и мироощущении этих групп. Возможно, отчасти и поэтому они стоят несколько особняком в рок-клубовских списках.

Но я опять забегаю вперёд. Следуя советам Бориса и собственным желаниям и интуиции, мы подали в рок-клуб заявку на прослушивание. Витька со скрипом залитовал несколько своих текстов — поскольку они отличались от основной массы рок-клубовской литературной продукции полным отсутствием социальных проблем, у цензоров возникли претензии в «безыдейности» написанного Витькой материала. Но, поскольку ничего неприличного в текстах не было, их, морщась, всё-таки залитовали, пожурив слегка за отсутствие гражданской позиции.