История Брунгильды и Фредегонды, рассказанная смиренным монахом Григорием. Часть I - Дмитрий Леонидович Чайка

Тедогильду передернуло. Она ненавидела бобы с детства, ведь зачастую, в доме из съестного ничего другого и не было.

— А еще сестра Радегунда раздает милостыню нищим, и сама кормит их, моет им голову. Не брезгует она и прокаженными, только отводит их подальше от других.

— Прокаженные? — завопила Теодогильда. — Да вы тут с ума все сошли? Я к ним и близко не подойду! Еще не хватало эту заразу подцепить!

— Молись господу нашему, — сказала мать-настоятельница, — и он убережет тебя. Если твоя вера крепка, то господь не оставит тебя.

— Господь точно меня не оставит, — убежденно сказала Теодогильда. — Потому что ни к каким нищим и прокаженным я и близко не подойду. Нашли дуру. Потом вшей не выведешь после них.

— Вши — это испытание господне, которое нужно нести с достоинством, — заявила ей настоятельница.

— Вот и неси его сама, — ответила Теодогильда. — А я королева. Меня ваш Гунтрамн сначала обманул, потом ограбил, а потом сюда сослал, как в тюрьму. Да только не монашка я, и никогда ей не стану. Поняла меня, старуха?

И она круто развернулась и пошла в свою келью, чтобы порыдать в одиночестве. Она не слышала, как настоятельница сказала:

— Господь вразумит тебя, сестра. А если это не получится у него, то я изо всех своих слабых сил помогу ему. Я не позволю пропасть этой заблудшей душе.

Неделя шла за неделей, угнетая своим однообразием. Молитвы, занятия по чтению и письму, рукоделие. И так день за днем. Теодогильда медленно сходила с ума. Поговорить ей было не с кем. Почти все монахини были из знатных родов, и от вульгарной простушки воротили носы. Они вроде бы и не грубили, и вели себя смиренно. Но получалось так, что подходить к ним королеве больше не хотелось. Общаться же с простолюдинками Теодогильде не позволяла гордость. Та самая хваленая Радегунда посмотрела на нее, как на пустое место, и пошла дальше, мыть вшивые головы своим любимым нищим. Теодогильда начала всерьез подозревать, что это занятие ей, и вправду, нравится. Иначе, зачем она собирает вокруг себя всех этих оборванцев.

Проблеск надежды появился, когда ее стали выпускать на прогулки в сопровождении одной из сестер. Теодогильда притворялась изо всех сил и смогла усыпить бдительность матушки Лилиолы. Она учила буквы, повторяла бесконечные молитвы и ткала. Никто не слышал от нее ни одной жалобы, никто не видел ее глаз, которые теперь всегда смотрели в пол. Она механически пережевывала скудную пищу, с тоской вспоминая свою беззаботную жизнь во дворце. Она строила планы побега, и для этого самого плана ей не хватало самой малости — того, кто ее отсюда вытащит. Она не надеялась сбежать сама, ведь ей нужно попасть в земли вестготов, до которых отсюда было дней пять пути. А там ее уже никто не достанет. Она выйдет замуж, и на спрятанные денежки будет жить припеваючи до конца жизни. И ни в какой монастырь она больше не попадет. Нет такого закона, чтобы мужних жен насильно в монастырь отправлять. План был безупречен, и Теодогильда вновь была довольна собой. Теперь главное! Нужен подходящий мужик из готов. И она его обязательно найдет.

Случай повернулся через неделю, когда они с молоденькой сестрой Клеменцией гуляли по местной ярмарке. Теодогильда состроила глазки светловолосому крепышу с роскошным воинском поясом и в нарядном плаще, и тот увязался за ней, пожирая ее глазами. Все-таки, она была очень хороша собой. Проходя мимо лавки со всякими вкусностями, монахиня так громко проглотила слюну, что Теодогильда поняла — пора! Она сунула сестре пару денариев, уверив ее, что подождет около лавки. Гот, который все прекрасно понял, мигом подскочил к ней.

— Привет, красавица! Скучаешь? — начал он незатейливый ритуал знакомства, одинаковый во все времена.

— Некогда скучать, я в молитвах вся. Давай ближе к делу. Хочешь взять в жены красивую и богатую женщину?

— Это тебя, что ли? — изумился тот.

— Меня, — подтвердила Теодогильда.

— А много у тебя денег? — заинтересовался избранник, в котором немедленно стало просыпаться настоящее глубокое чувство.

— До конца жизни хватит, — уверила она его.

— Да кто же такого не хочет? — воскликнул влюбленный по уши гот. — Что сделать надо? Мужа старого убить?

— Нет, из монастыря вытащить, и в Готские земли увезти.

— Да это мне раз плюнуть, — уверил тот. — Я через три дня отсюда ухожу в Нарбонну. В полночь ждать буду у монастыря.

— Все, беги, — сказала Теодогильда. — Нас не должны видеть. И помни, до конца жизни будешь богатым человеком.

Сестра Клеменция вскоре вышла из лавки, пережевывая что-то с виноватым видом.

— Вот я грешница, все-таки, — сказала она. — Не могу это искушение дьявольское перебороть. Как вижу сладости на меду, просто разум теряю.

— Это разве грех? — легкомысленно махнула рукой Теодогильда. — Вот на севере монахи живут, иному графу впору. Таких яств и вин, как у епископов, я и на королевском столе не видела. А монашки мужиков прямо в кельи водят.

— Тут у нас матушка строгая, — смиренно сказала сестра. — Она вольностей не допускает. Так сама святая Цезария заповедала.

— Тьфу! — не выдержала Теодогильда. — Да я с вами тут совсем ума лишусь. Пошли в монастырь, что ли. Устала я, да и на вечернюю молитву опаздывать нельзя, настоятельница нас ругать будет.

— Она не станет ругать, она добрая, — посмотрела на нее ясными глазами монашка. — Она только епитимию суровую наложит, чтобы мы грех свой отмолили.

— Так чего ты стоишь? — чуть не взвизгнула Теодогильда. — Побежали скорее. — Получить в наказание несколько бессонных ночей и сотни молитв ей категорически не хотелось.

Следующие три дня она провела тихо, стараясь не попадаться на глаза настоятельнице. Она даже пошла с сестрами кормить нищих, от чего раньше категорически отказывалась. Она была почтительна, скромна и не повышала голос. Даже ту дрянь, что здесь называли едой, Теодогильда пережевывала со стоическим видом, исподволь наблюдая за сестрой Радегундой. Та сидела за столом с духовной дочерью Агнессой и равнодушно двигала челюстями. Ей, и правда, было все равно, что есть. Теодогильда не могла понять эту женщину. Добровольно отказаться от власти и богатства? И почему? Потому что муж ей нелюб был? Это же просто смешно! Да так почти все бабы живут, да еще и в бедности зачастую. Ее мать тоже никакой любви от отца не видела, тот ее еще и поколачивал изрядно. Тедогильда вдруг поймала себя на мысли, что ей хочется подложить этой бывшей королеве пучок травы и проверить, не съест ли она и его. Уж