Ачайваямская весна - Владимир Лебедев

Все, как предки учили. Ольхой очистились, водой очистились и огнем.

Однако в отдалении сидела еще одна старуха с тазиком воды. В тазике плавал голец с привязанной за хвост травяной веревкой.

— Это почему так? — спросил я Володю Кергувье.

— Сам не знаю, — усмехнулся Володя. — Корякская фантазия…

— Чукчи так не делают?

— Нет.

Все эти похороны, эти путешествия в верхний мир и его устройство имеют к нашей работе самое прямое отношение. Эти представления о потустороннем мире самым непосредственным образом связаны с тем порядком, как давали имена здесь.

Рассмотреть хотя бы их представления о возрождении людей. Пока что мы выяснили, что, по чукотским старым верованиям, люди попросту кочуют из одного мира в другой. Поживет здесь человек — переселяется в верхний мир. Поживет он там — опять возвращается сюда. В верхний мир он уходит сквозь огонь, старым. В этот мир приходит из влаги материнского лона, ребенком. Жизненный цикл человека замкнут. В этом мире жизненная дистанция имеет стартом младенчество, а финишем — старость. В верхнем мире — наоборот: старт — старость.

Наша земная дистанция видна всем хорошо. Та потусторонняя дорога неведома никому. Поэтому и подробности превращения старцев в младенцев, сама механика этого превращения описываются информаторами весьма туманно:

Вантулян. Не могу себе представить, как в верхнем мире люди живут. Говорили старики, что они как-то моложе становятся и тогда в ребенка превращаются…

Чельгат. Они там вроде как второй раз умирают…

Кеккет. Душа-то не может молодеть или стареть. Всегда одинаковая бывает. Она только в разном теле живет.

Келевьи. Черт их знает.

Ну ладно, оставим в стороне представления чукчей о мире ином. Для нас-то главное, что они верили в существование единого генофонда, говоря языком нашей науки. По их представлениям, они являются замкнутой популяцией, расселенной в двух сферах.

Есть ли какая-нибудь закономерность в том, как люди возвращаются из верхнего мира? Может быть, существует порядок, по представлениям чукчей, по которому люди выходят из чрева своих потомков? Скажем, отец возродится в сыне своей дочери? А может быть, в сыне своего сына? А может быть, в сыне дочери своей дочери? А может быть?.. Все может быть. Разных комбинаций предостаточно. Если какая-нибудь закономерность обнаружится, то будет понятно, по какой линии — мужской или женской — преобладает счет родства. Стало быть, мы представим себе, каким путем возникла нынешняя брачная система. А уж это позволит коллегам-генетикам восстановить историю сложения современной генетической картины.

Несколько дней расспросов — ничего утешительного. Никаких закономерностей не обнаруживается.

Самым убедительным примером существующего беспорядка является традиция «награждения» родившихся именами. Так как рождаются умершие люди, то они приходят опять сюда со своими именами. Один и тот же круг имен у здешних чукчей состоит в беспрерывном обращении. Если бы порядок существовал, то в одной и той же линии родственников обнаруживались бы одни и те же имена. Ничего подобного нет.

Второй сын Ивана Ивановича выходил из матери долго. Кутевнаут терпела два дня, пока сын не решился показать людям голову. Старухи, помогавшие роженице, зацепили мальчика под мышки и вытащили его. Роженица погрузилась в сон и не чувствовала, как ее обмыли и переложили в полог под теплое, ласковое одеяло. Она проснулась от сильного голода. Возле нее, под рукой, попискивал новый сынок.

— Вувуна (камешек)… — прошептала спекшимися губами Кутевнаут.

— Во сне имя нашла? — спросил Вантулян, глядевший с улыбкой на жену.

Женщина в знак утверждения прикрыла глаза.

Мальчик родился беспокойным — не хотел спать. Его тоненький голос все время вплетался в голоса людей яранги Вантуляна. Он не прекращал плакать даже тогда, когда Кутевнаут давала ему грудь. И не хотел есть. Он ел так мало, что у Кутевнаут распирало грудь, и она даже с облегчением позволяла своему старшему сыну и соседским детям высасывать молоко, нужное маленькому.

Маленький Вувуна не рос, как другие. Он день ото дня оставался таким же сморщенным и крошечным, как и в день рождения. Кутевнаут раскрывала его и смотрела на то, как он дергает крошечными ручками и ножками, морща старческое личико.

— Ешь, ешь, — шептала она, засовывая в кривящийся ротик сосок. Молоко стекало тяжелыми каплями, и мальчишка проглатывал его давясь, но не сосал сам.

— Вот как надо! — кричал из-под руки Кеулькут — его старший брат. Шалун хватал грудь и так крепко присасывался, иногда прихватывая сосок зубами, что Кутевнаут вздрагивала.

— Не Вувуна пришел, — решил наконец Вантулян. — Надо искать, кто пришел.

— Правда, правда, — подтвердила сестра покойного Ахалькута. — Завтра будем другое имя искать.

Искали имя ранним утром. Вантулян, проснувшись и сидя еще в теплом пологе, смотрел, как снаружи привязывали священный камень от гычгый-гыргыр к длинной жильной нитке. Его тетка взяла нитку за конец и подняла камешек над землей. Она подождала, пока камень не перестал раскачиваться, и спросила:

— Кто пришел? Тентынкевев пришел?

Камешек оставался неподвижным.

— Может быть, Райнынкаван пришел? — спросила другая женщина. — Мне снилось, что Райнынкаван пришел!

Камешек не двигался.

— Куймериль пришел?.. Нет…

— Похетке пришел?.. Нет…

— Эвьява пришел?

Камень вздрогнул и стал чуть заметно раскачиваться.

— Эвьява пришел! — зашумели женщины со смехом.

— У этого лицо такое же длинное, как у Эвьява.

— Тоже был с узкими бровями, Эвьява…

— Мне во сне кто-то снился, не разглядела хорошенько — теперь вот вижу — Эвьява…

Тетка Вантуляна взяла на руки младенца и ловко развернула его.

— Эвьява, — обратилась она к мальчику, улыбаясь во весь рот.

Младенец задвигался и тихонько заплакал.

— Эвьява, не плачь, маленький, теперь мы знаем, кто к нам пришел, и будем тебя правильно называть… Это он долго плакал и теперь улыбаться не может, — твердила свое тетка, — если бы его сразу назвали Эвьява, он бы улыбался…

Женщины ошиблись. Это пришел не Эвьява. Мальчик по-прежнему хирел с каждым часом. Появилась новая беда. Его маленькие черные, полные муки глаза стало затягивать легкой белой пеленой. Мать каждый раз, как он раскрывал глаза, стирала пелену мягкой шкуркой, намоченной в теплом чае. Ничего не помогало. Мальчишка просыпался со слепленными веками.