Дар - Сергей Якимов

Открыв дверь, он увидел как-то странно улыбающегося Диму, одетого почему-то в длинный осенний плащ.

– Привет! – сказал Редкович. – Я войду?

– Входи, – пожал плечами Алексеенко, пытаясь сообразить, почему на Диме плащ и чего он странно улыбается.

Не снимая обуви, Редкович сразу же проследовал в гостиную. Денис закрыл дверь и последовал за ним.

Он замер на пороге комнаты, увидев направленное ему в голову дуло охотничьей двустволки в руках по-прежнему улыбающегося Редковича. Теперь Алексеенко понял, зачем тому понадобилось вдруг облачаться в длинный плащ. И еще он понял, что ружье в руках Димы не просто для испуга, а для своего прямого назначения.

Для убийства.

Алексеенко прыгнул в сторону, под защиту стены, и одновременно с грохотом выстрела почувствовал, как тысячи раскаленных иголок впились ему в бок. Со стоном он упал на пол и перед глазами у него поплыл туман.

– Почему же ты не хочешь попытаться удержать меня, как там, в кафе? – услышал он откуда-то издалека голос Редковича. – Успокойся, Дима! Ты что, Дима, взбесился? Тебе надо проветриться! Помнишь, а?

Редкович с ружьем наперевес появился в дверях гостиной. Алексеенко прислонился к стене, понимая, что ему уже не уйти:

– Почему ты это делаешь?

– Очень интересный вопрос! – сказал Редкович и выстрелил.

Лицо Алексеенко превратилось в кровавое месиво, а кровь забрызгала половину стены в прихожей. Глядя на всё это, Редкович достал из кармана два патрона и зарядил свое ружье.

– А ты говорил, я плохо стреляю, – бросил он, направляясь к двери и пряча двустволку под длинными полами плаща.

Сержант Фокин первым приблизился к перевернутой «шестерке». Так как та лежала на боку, в ее салон можно было заглянуть только через заднее стекло, но оно было тонированным. Сержант поступил очень просто: взял пистолет за дуло и, сильно замахнувшись, ударил по нему рукояткой. Сотнями или тысячами мелких осколков стекло осыпалось на землю, открывая салон автомобиля.

Пустой салон…

Андрей и сержант переглянулись, после чего Фокин, видимо, для того, чтобы убедиться в правдивости информации, которую передали ему глаза, обошел машину и заглянул в нее через лобовое стекло. А Андрей с недоумением посмотрел на осколки заднего стекла, которое не выдержало удара рукоятки пистолета, хотя минуту назад лобовое и боковое стекло выдержали попадания пуль…

– Пусто… – констатировал сержант очевидный и одновременно невероятный факт.

– Пусто… – подтвердил Андрей, внимательно осматривая через отсутствующее заднее стекло салон автомобиля, будто там было много укромных уголков, в которых смогли бы спрятаться два взрослых человека.

– И куда они делись? – услышал Андрей вопрос сержанта. – И что это за запах?

Андрей повел носом:

– Озон. Правда, смешан с пылью и дымом. Кстати, Игорь говорил, что перед тем, как над заливчиком на Лисьем озере появился этот объект, тоже запахло озоном.

– Ты хочешь сказать, что этот объект сейчас появится здесь, в машине? – не то в шутку, не то всерьез спросил Фокин.

– Нет, просто эти двое могли исчезнуть тем же способом, каким появлялся и исчезал над озером объект.

– То есть, они просто растворились в воздухе, ушли в другое измерение или куда-нибудь еще?! – скептически произнес Фокин, отказываясь верить в столь невероятное объяснение.

– Как бы там ни было, но их, а именно: Степы по прозвищу «Последний», о котором упоминал Игорь, и священника, который повесился, – здесь нет, а уйти пешком они не могли. Или вы их видели?

– Да уж, я их не видел!.. Ладно, давай ее перевернем и осмотрим.

Поднатужившись и раскачав «шестерку», они вернули ее в горизонтальное положение.

Сержант взялся за ручку передней дверцы, распахнул ее – и с возгласом: «Твою…», – отскочил от машины, выхватывая уже спрятанный в кобуру пистолет.

Стоявший у заднего крыла Андрей бросил взгляд в открытую дверь и, увидев в ней чьи-то ноги, последовал примеру Фокина: выхватил пистолет и отступил от машины, одновременно приблизившись к сержанту.

На переднем сиденье «шестерки», уставившись на лобовое стекло, сидел отец Никитий.

Держа его под прицелом, Андрей и сержант с изумлением рассматривали Никития, стараясь понять, жив ли он, уже не говоря о том, как священник вновь оказался в пару секунд назад еще пустой машине.

– Мне все эти фокусы порядком надоели! – раздраженно проговорил сержант. – Отче! Вы меня слышите?

Неведомым образом появившийся в машине священник продолжал сидеть неподвижно и глядеть в одну точку. Продолжая держать его под прицелом, сержант сделал шаг к нему, но тут же отскочил, потому как отец Никитий вдруг заговорил. Вернее, начал считать:

– Десять, девять, восемь…

– Это еще что такое? – зло промычал Фокин.

Андрей вдруг почувствовал ледяной холод, пронзивший его, словно копье.

Степан Судаков по прозвищу «Последний» почувствовал, что покинул перевернувшуюся после столкновения с милицейской машиной «шестерку», но глаз не открывал. Усилием воли он заставил утихнуть растекавшуюся по всему телу от ушибленного плеча и бока боль, а потом, сконцентрировавшись, попытался представить то место, где оказался.

Открыв глаза, понял, что не ошибся.

Он сидел на диване в своей комнате, рядом находился отец Никитий, вернее созданный им, Степой Судаковым, двойник, пострадавший от столкновения намного сильнее, чем его создатель, но всё еще живой.

Ушибленное плечо начало болеть вновь, и Степа, приложив к нему ладонь, остановил волны боли, снова начавшие разбегаться от плеча по телу, а потом и залечил ее источник – сильный ушиб. Такие травмы для него – сущий пустяк! Но всё равно они неприятны, а Степе надоели неприятности, ведь именно из них состояла чуть ли не вся его жизнь.

Прошлая жизнь… Теперь же всё изменилось!

Теперь доставивший ему неприятность автоматически накликает беду на свою голову!

Закрыв глаза, Степа представил то место, где лежала перевернутая «шестерка». Он не просто представил, он увидел его. Увидел, как сержант Фокин разбил рукояткой пистолета заднее стекло; увидел, как они с Андреем Ковалевым раскачивают «жигули», как возвращают их в горизонтальное положение. В голове Степы тут же возникла прекрасная идея, и он немедля воплотил ее в жизнь.

– Это будет весело! – сказал он себе, чувствуя, как в комнате появился характерный запах озона.

Не открывая глаз, он знал, что сидит теперь на диване один, а священника рядом с ним нет.

– Десять, девять, восемь… – улыбаясь, начал считать Степа по прозвищу «Последний».

– Семь, шесть… – продолжал свой счет священник, а Андрей по-прежнему чувствовал холод, засевший у него в груди.

Он чувствовал холодное дыхание смерти. Глядя на лишенное каких-либо эмоций лицо священника, будто смотрел ей в лицо.

Что это, как не обратный отсчет!!! Что произойдет, когда отец Никитий скажет: «Один, ноль»? Уж явно не скажет: «Пуск!» – и «жигули» взмоют в небеса.

– Пять, четыре…

Что произойдет? Взрыв? Или нечто еще более страшное?…

А Андрей не мог сдвинуться с места. Этот равномерный счет, этот негромкий голос будто пригвоздили его к земле, парализовали волю и рассудок.

Но желание жить оказалось сильнее, чем глупое бездействие и прослушивание отсчета.

– Сержант, назад! – крикнул он.

– В чем дело?

– Три, два…

Андрей захлопнул дверь и отскочил от машины.

Дверца громко хлопнула, и Ольга, услышав это, подняла голову. Андрей успел подумать, что будет довольно глупо выглядеть, если ничего не произойдет.

За спиной что-то глухо громыхнуло, раздался человеческий крик. Андрей оттолкнулся и со всей силы прыгнул вперед.

Грохота взрыва не было. Был невероятно громкий рев вырвавшегося пламени, звон выбитого стекла и резкий скрежет разрываемого металла. Невидимая сила подхватила Андрея и швырнула вперед на добрый десяток метров. Что-то оранжевое, обжигающее шею, руки и лицо закрыло на мгновенье весь мир, и еще в полете Андрей понял, что это пламя. «Я, наверное, весь объят им!» – пронеслась в голове страшная мысль, прежде чем падение на асфальт выбило из нее все мысли, а также весь воздух из легких.

Он покатился, видя попеременно темно-серый асфальт, голубое небо и громадный-громадный костер. Он был совсем близко, и Андрей боялся остановиться, чтобы огонь не поглотил его своей жаркой пастью.

Глава 28

В который раз Ольга испытала это чувство, когда всё обрывается и холодеет внутри, когда крик застревает в горле, когда секунды растягиваются в столетья и каждая следующая из них кажется еще более невыносимой и страшной, чем предыдущая.

Сначала она не поняла, почему Андрей отскочил от «шестерки». Потом что-то громыхнуло, и она увидела оранжевый свет, пробившийся из салона «жигулей» даже сквозь их тонированные окна. Вместе с этим до ее ушей долетел жуткий человеческий крик, оборвавшийся через секунду, когда машина вспыхнула, словно свечка.