Любовь и так далее - Джулиан Барнс

А потом я увидела, как ведет себя Софи, если ей вдруг чего-нибудь сильно захочется — в магазине, в гостях, в рекламе по телевизору. Я, когда была маленькой, так себя не вела. Помню, у дочки наших друзей была плюшевая сова. Не какая-то редкая или особая, а самая обыкновенная игрушечная сова, которая сидела на жердочке, как попугай. Софи ужасно хотела эту сову, она мечтала об этой сове; несколько месяцев только о ней и говорила. Она не хотела другую такую же, она хотела именно эту; и ей было не важно, что это — чужая сова. Софи стала бы настоящим домашним тираном, если бы я ей позволила нас затиранить. Оливер, разумеется, разрешил бы ей все.

Мне кажется, дети искренне убеждены, что когда они говорят, что им хочется этого или того, они тем самым выражают себя как личность. Конечно, они не знают таких понятий как «самовыражение», им просто хочется обратить на себя внимание, хочется утвердиться. Я считаю, что это плохо скажется для них в дальнейшем: захотел — получил. На самом деле все происходит совсем не так. Как объяснить ребенку, что для взрослых это нормально — хотеть чего-то, зная, что ты никогда этого не получишь? Или наоборот: ты получишь, чего ты хочешь, и вдруг поймешь, что ты этого не хотел или что это совсем не то, что ты думал?

МАРИ: Я хочу кошку.

МАДАМ УАЙЕТТ: Чего я хочу? Ну, поскольку я уже старая — нет, пожалуйста, не перебивайте, — поскольку я уже старая, у меня остались только такие чувства, которые Стюарт называет «мягкими». Ничего себе так получилась фраза, да? Для себя я хочу уюта и покоя. Я больше уже не хочу ни любви, ни секса. Я предпочитаю хорошо сшитый костюм и филе палтуса. Мне хочется книгу, которая написана хорошим стилем, и чтобы конец был непременно счастливым. Я хочу, чтобы все были вежливыми. Хочу время от времени общаться с друзьями, которых я уважаю. Но обычно я хочу чего-нибудь не для себя, а для других — для моей дочери, для моих внучек. Я хочу, чтобы жизнь у них была лучше, чем у меня и у тех, кого я близко знала. Чем дальше, тем меньше мне хочется. Видите, у меня остались теперь только мягкие чувства.

СОФИ: Я хочу, чтобы люди в Африке не голодали.

Я хочу, чтобы все стали вегетарианцами и не ели животных.

Я хочу выйти замуж и родить пятнадцать детей. Ну ладно, шестерых.

Я хочу, чтобы «Спурс» выиграли чемпионат, и Кубок, и Лигу чемпионов, и вообще все.

Я хочу новые кроссовки, но только когда сношу старые.

Я хочу, чтобы нашли лекарство от рака.

Я хочу, чтобы больше не было войн.

Я хочу хорошо сдать экзамены и поступить в школу Сент-Мэри.

Я хочу, чтобы папа осторожнее водил машину и никогда не впадал в унылость.

Я хочу, чтобы мама была веселой.

Я хочу, чтобы Мари купили кошку, если мама разрешит.

ТЕРРИ: Я хочу встретить парня, который, когда ты узнаешь его получше, окажется именно таким, каким показался тебе с первого взгляда.

Я хочу встретить парня, который всегда звонит, когда он обещал позвонить, и приходит домой во столько, во сколько он обещал прийти.

Я хочу встретить парня, который вполне доволен, что он такой, какой есть.

Я хочу встретить парня, который любит таких женщин, как я.

По-моему, я прошу немногого. А вот моя подруга Марсель говорит, что я хочу луну с неба и еще пару звезд в придачу. Я однажды спросила у нее, почему почти все мои мужчины, которые у меня были, были склонны к депрессии на почве общего недовольства собой и жизнью и внутренней дисгармонии, и она мне ответила: это потому, Терри, что мужчины генетически родственны крабам-скрипачам.

ГОРДОН: Это, стало быть, я. Гордон. Да, все правильно, Гордон Уайетт. Отец Джилиан и подлый изменщик Мари-Кристин. Выгляжу я неважнецки, да? Ну так, годы нам свежести не прибавляют. А мои лучшие годы уже позади. И часики тикают, и времени остается все меньше. Тик-так, тик-так, и когда-нибудь будет «тик», а вот «така» уже не будет, и второй миссис Уайетт придется одеться в траур. Хотя кто теперь носит траур?! Как сейчас одеваются на отпевания и на похороны — это же ни в какие ворота не лезет! Даже тот, кто пытается худо-бедно соблюсти приличия, все равно одевается, будто собрался на собеседование по работе.

Да, я знаю, что говорят люди. Важно не то, что снаружи, а то, что внутри. То есть — то, что ты чувствуешь, а не как ты одет. Прошу прощения, но если ты плачешь в четыре ручья и при этом одет, словно ты заскочил по пути на какую-нибудь придорожную распродажу, на мой взгляд, это не есть хорошо. Для меня это неуважение.

Прошу прощения, я немного увлекся. Вторая миссис Уайетт, будь она сейчас рядом, уже давно бы меня осадила. Не любит она, когда много болтают. Любит, чтобы по существу.

Если в общем и целом, то у меня все склалось удачно. Как говорится, жизнь удалась. У детей все хорошо. Трое замечательных внуков, моя радость и гордость. Энная сумма на счету в банке — на безбедную старость хватит, тьфу-тьфу, не сглазить.

Так вот чтобы чего-то особенного, мне ничего и не хочется. Хочется снова увидеть Джилиан. Пусть даже на фотографии — все-таки лучше, чем ничего. Но первая миссис Уайетт еще тогда возвела между нами Берлинскую стену, да и вторая миссис Уайетт всегда была против. Говорит, пусть Джилиан сама меня разыщет, если она захочет меня увидеть. Говорит, я не вправе вновь возникать в ее жизни теперь, по прошествии стольких лет. Интересно, какая она теперь. Сейчас ей, надо думать, чуть-чуть за сорок. Я даже не знаю, есть ли у нее дети. Я даже не знаю, жива она или нет. Кошмарная мысль. Нет. Я утешаю себя, что если бы случилось самое плохое, мадам непременно меня разыскала бы, просто затем, чтобы разбередить старую рану. В память о прошлых обидах.

Слушайте, а у вас нет, случайно, ее фотографии? Точно? Ладно, наверное, это было бы против правил. Только я вас прошу: не рассказывайте ничего второй миссис Уайетт. А то она будет ругаться. А мне ругаться не хочется. Мне покоя хочется. Больше всего на свете.

МИССИС ДАЙЕР: Я хочу, чтобы мне починили калитку. Хочу, чтобы мне починили звонок. Хочу, чтобы эту глупую араукарию наконец срубили — она никогда мне не нравилась.

Хочу быть с мужем. Урна с его прахом стоит в спальне, в серванте. Хочу, чтобы нас развеяли по ветру вместе. Чтобы мы с ним летели по ветру вместе.

ОЛИВЕР: Хочу героя!

Ищу героя! Нынче что ни годЯвляются герои, как ни странно,Им пресса щедро славу воздает,Но эта лесть, увы, непостоянна,Сезон прошел — герой уже не тот.[109]

Хотеть — это когда ты чего-то желаешь, и когда тебе чего-нибудь не хватает. То есть, мы хотим того, чего у нас нет. Но так ли все просто? Или можно хотеть чего-то, что у тебя уже есть? Воистину: можно хотеть страстного продолжения того, что есть. А еще можно хотеть избавиться от того, что есть — в этом случае тебе не хватает нехватки того, что есть? Таким образом, получается, что «не хочу» иногда равноценно «хочу». В общем, не все так просто.

И кстати, я не ищу никакого героя. Сейчас не время для героев. Даже славные имена Роланда и Оливье звучат сегодня как имена двух лысеющих ветеранов с лужайки для игры в шары, их правые колени легонько касаются резинового коврика, когда они посылают свои претенциозные деревяшки по жесткой траве в лучах вечернего солнца. В наше время человек может стать героем только для себя. На большее никто не способен. Стать героем для других? Никто не бывает героем для своего лакея, как сказал кто-то умный. Стало быть, хорошо, что у меня нет лакея. Если бы у меня был лакей, наверняка это был бы зануда типа Стюарта. И пришлось бы мне обращать воду в экологически чистое вино, дабы заслужить его признание.

Герой есть образец для подражания. Ролевая модель. Сейчас никто не стремится к индивидуальности, сейчас все стремятся к той или иной категории. «Спортивный герой», или, как их еще называют, «спортивный кумир» — самое омерзительное и сатирическое противоречие между определяемым словом и определением из всех, что мне попадались, — заявляет, что ему хочется быть образцом для подражания для «юношества», как он это называет. Иными словами: герой есть шаблон для клонирования. А во времена Ронсевальского ущелья, когда кривая сарацинская сабля вонзалась в подкожный жирок на мягком брюшке Европы… Momento[110]… где-то мы это уже слышали. Где-то я уже это слышал.

Я хочу помнить, что именно я вам уже говорил. Хочу избавиться от провалов в памяти. Ха!

ЭЛЛИ: Я спросила, может, чуть раньше, чем нужно:

— У тебя есть презервативы?

Он, кажется, удивился.

— Нет. Но я могу выбежать и купить.

Я сказала:

— Послушай, чтобы потом не было недоразумений. Я всегда только с презервативом. Такой у меня принцип.

Некоторых парней это сразу отваживает. Так что это своего рода проверка. Но он просто сказал: