Книга Фурмана. История одного присутствия. Часть II. Превращение - Александр Фурман

Боря считал свой прием совершенно неотразимым: не раскрывая подробностей, он сообщил, что уже несколько раз применял его на практике. «Могу тебе дать стопроцентную гарантию, что никакое мордобитие при этом не сможет продлиться сколько-нибудь долго! В крайнем случае, ты просто лишишься парочки лишних зубов… У тебя ведь их и так слишком много?..» – «А ты-то как же? Остался без зубов?» – обиженно парировал младший Фурман. – «Я – нет. А ты – посмотрим», – холодно отвечал Боря, завершая лекцию.

И вот теперь Фурману представилась отличная возможность проверить действие Бориного рецепта на своей шкуре… Правда, и выбора особого у него не было.)

Краем глаза Фурман пытался уследить и за остальными, кружившими пока на некотором расстоянии. То ли они привычно рассчитывали, что наглый коротышка самостоятельно разделается с очередной обескураженной жертвой, то ли ожидали какого-то более очевидного сопротивления, чтобы броситься на помощь своему «обиженному» шакальчику… Однако случилось нечто неожиданное: противного малыша в конце концов ужасно утомила эта вязкая безуспешная возня, да и нестандартное поведение жертвы, вероятно, как-то разрушительно повлияло на его первоначальное психическое состояние, – короче, они с Фурманом расцепились…

Как только бедный коротышка отступил на безопасное расстояние (вид у него при этом был не просто разочарованный, а какой-то постыдно раздавленный: возможно, это вообще была первая неудача в его отлаженной «практике»), руки, «страховавшие» Фурмана сзади, были убраны, – но секунду спустя он получил внушительную «прощальную» затрещину. Пошатнувшись, он развернулся с такой неуклюжей быстротой, что стоявший у него за спиной высокий худой автор подзатыльников в испуге отпрыгнул от него, словно кенгуру или большущая обезьяна, и резво засеменил по льду черными ботинками.

– Спокойно! Спокойно! Только не надо меня бить! – весело проговорил он, остановившись и примирительно выставив ладони.

Выражение добродушной озабоченности, застывшее на его лице, заставило Фурмана растеряться. Неужели этот здоровый парень вправду опасался, что его бывшая жертва, вооруженная страшными острыми коньками, тут же набросится на своего обидчика?

Да, драки что-то не получалось…

Фурман огляделся.

Неподалеку двое хулиганов сторожили Колесю: припертый к стенке вагончика, он держал напряженную боксерскую стойку и был бледен как мел. Однако, судя по спокойным позам его охранников, никаких проблем с ним не возникало – наверное, он просто нервничал…

У въезда на площадку Фурман обнаружил Бычу: без очков тот был особенно похож на огромного, поднявшегося на дыбы и презрительно осматривающегося медведя, удерживаемого кучкой мелких шавок. «Стоять, толстый! Стоять, сука, не то хуже будет!» – задорно потявкивали они своими тоненькими голосами.

Пока за обоих приятелей можно было не слишком беспокоиться: хотя они и находились «под арестом», бить их вроде бы никто не собирался. Серьезному нападению подвергся только Фурман… Поскольку до сих пор у него не потребовали ни денег, ни чего-либо из вещей, единственным разумным объяснением происходящему была месть за его столкновение на катке с тем первым коротышкой. Видно, тот оказался членом какой-то местной банды и пожаловался своим: мол, наших бьют! А уж они, как водится, среагировали на этот клич совершенно автоматически и накинулись всей стаей… То, что сам Плохиш при этом не показывался, в принципе могло подтверждать версию Фурмана: ему наверняка посоветовали временно не высовываться, и он с удовольствием наблюдал за спектаклем из-за чьей-нибудь широкой спины, – Фурман даже мог примерно предположить, где и за кем он скрывается…

Между тем неудача второго коротышки довольно неожиданно отразилась на настроении остальных членов банды. Так, жутковатая пара старших хулиганов, в неугомонной злобе круживших поблизости, теперь обменивалась язвительными матерными замечаниями в адрес опозорившегося провокатора; еще один большой парень поддержал их, метко прокомментировав случившееся грубой шуткой, после которой многие стали отворачиваться от коротышки, пряча лукавые усмешки, а кто-то, на скорости проехав мимо временно оставшегося не у дел Фурмана, неожиданно подмигнул ему. Вот это да!.. Выходит, что и среди «своих» малыш пользовался не слишком большой симпатией… Фурмана вдруг пронзила жалость к этому несчастному уродливому существу, которое вдобавок так вычурно украсило себя «вещью благородного человека» – явно с чужого плеча… А может, этот шарф и вправду был бандитским трофеем?! Всякое сочувствие тут же испарилось, и Фурман погрузился в кошмарные и даже отчасти эротические представления о том, как был добыт белый шарф…

Тем временем подвергнутый осмеянию и окончательно обозленный коротышка решительно направился куда-то в темноту. Почти сразу все остальные как-то странно притихли.

– Опять, небось, к /…/ жаловаться побежал, сучонок… – с ненавистью пробормотал один из старших.

Кому именно вознамерилось ябедничать мерзкое существо, Фурман не разобрал, но, с усталым любопытством присмотревшись к его возможной траектории, он обнаружил коротышку стоящим возле какого-то одноэтажного деревянного домика, пустое крыльцо которого неизвестно зачем освещалось единственной на всю округу тусклой желтой лампочкой.

Рядом с малышом находился еще кто-то, кого раньше там вроде бы не было. Вероятно, этот человек недавно вышел из домика… хотя все его окна и прежде были черны. А может, его просто скрывала тень… Но что он там мог делать, в полной темноте? Человек сохранял странную неподвижность, точно был статуей, малыш же по-детски бурно жестикулировал, расхаживая перед ним по снегу, и даже несколько раз топнул ногой, как бы проявляя свое крайнее недовольство, – расстояние было слишком велико, чтобы услышать, о чем они говорят.

Фурману все же удалось заметить, что человек время от времени совершает мягкие, почти не улавливаемые глазом движения: медленно переместил тяжесть с одной ноги на другую, пошевелил плечом; более того, вдруг оказалось, что он курит!.. Постепенно, благодаря этим едва заметным шевелениям, его фигура как бы сфокусировалась – и Фурман наконец испугался.

Ведь коротышка побежал жаловаться на своих же ребят. И тот, к кому имело бы смысл обращаться с подобной жалобой, по определению не мог быть обычным хулиганом. Более того, вряд ли он был и «вожаком» здешней хулиганской стаи. Не зря же он стоял там, скрываясь от всех. И не зря все вокруг так притихли…

Один из старших жестко цыкнул на парочку мелких пацанов, беззаботно веселившихся у него под боком, – он-то, похоже, знал (или тоже только догадывался), чего можно ждать от этого покуривающего в темноте молодого бандита, юного громилы с вкрадчивыми – и узнаваемыми каким-то русским чутьем – повадками Вечного Уголовника (пожалуй, рядом с ЭТИМ «парнем» даже наводящий ужас Абрак мог бы показаться мальчиком из соседней школы)…

Громила, не поворачивая головы, выслушал коротышкины жалобы примерно до середины и окинул всех тяжким взглядом, видимым даже в темноте.

Потом он сделал короткую затяжку, аккуратно раздавил ногой окурок, осторожно вступил на лед и с какой-то показной неловкостью, частыми меленькими шажочками, то и дело поскальзываясь, тронулся в направлении Фурмана, сопровождаемый возбужденно вьющейся у его ног гадкой человеческой собачонкой. Фурман с ужасом ощутил, как на секунду его волосы сами собой попытались встать дыбом под отсыревшей изнанкой шапки…

– Ну, чё лыбитесь, суки? – пришлепав поближе, с томной угрозой прохрипел громила. – Может, и я с вами посмеюсь?..

Все хранили деликатное молчание, и только большой парень, который прежде так метко пошутил над стукачом-коротышкой, негромко сказал, с досадой отводя глаза: мол, зачем ты опять слушаешь эту обезьяну?..

Громила прошипел короткое ругательство, и парень, огорченно махнув рукой, отправился кататься, а маленький подонок тут же заподсказывал своему хозяину – нежно, как фигуристка, привставая на цыпочки, по-лебединому вытягивая к нему свою коротенькую шею и неопределенно щуря глазки… Но хозяин вдруг оборвал его:

– А ты заткнись, раз облажался! – и добавил что-то еще, замысловато-грубое, но справедливое, отчего все вокруг почувствовали огромнейшее облегчение… Да, что тут скажешь? ХОЗЯИН ЕСТЬ ХОЗЯИН!..

Одарив свору радостью и успокоением, громила с отеческой заботой склонился к своему в очередной раз раздавленному коротышке и стал учить его, как надо правильно себя вести. Малыш покорно кивал и даже переспросил что-то с видом хорошего ученика. Хозяин обнял его за плечи и, продолжая беседу, повел куда-то. На ходу он невнятно отдал несколько распоряжений…

Может, убежать? Успею?.. Прямо сейчас.

Эх, как легко себе это представить!..

Или не получится?