Его запрет - Лана Легкая

только что хотели знать, что во мне есть «такого».

— А может, я уже рассмотрел. Так сколько?

Ну же, давай, прояви свое нутро!

— Нисколько. Дайте мне пройти.

— А если я пообещаю, что ты и твой брат не будут нуждаться ни в чем в ближайшие пять лет? М? — я извлекаю из заднего кармана брюк пачку купюр, свернутых вдвое. — Держи, — сую ей в руку. — Нравится?

Смотрит на меня как на мокрицу.

— Ты не достоин ее, — шепчет, глядя в глаза.

Я на мгновение теряюсь.

Ясно, хочет поставить меня на место. Делает вид, что все знает. Но Лиза бы точно ей ничего не рассказала. Удар на удачу.

— А что здесь происходит? — в разговор вклинивается Марк.

— Я… — Есения пугается.

— Есения попросила у меня денег, — говорю я. — Ей все мало…

— Я не делала этого! — восклицает девушка.

А во мне словно проснулся дьявол.

— А ты знала, что последнюю любовь Марка я перекупил? — шепчу, склоняясь к ней.

— Да пошел ты! — швыряет купюры мне в лицо.

Есения обдает меня волной презрения и сбегает. Чего-то подобного я и ожидал. Было бы странно, если бы она взяла деньги не раздумывая.

— Ты что ей наговорил?! — орет Зверев, возвращаясь к дому.

— Да ничего я ей не говорил, — выйдя на крыльцо, я достаю пачку сигарет.

— Блядь! Я что, слепой? Нахера ты Есении деньги предлагал? Ты же сам собирал на нее информацию… Ты знал, кто она! Зачем? — друг с силой толкает меня в грудь.

— Успокойся, Зверь.

— Да я спокоен как никогда!

Я сохраняю дистанцию между нами, отступаю, посматривая за спину.

— Нас Лиза может увидеть, — предупреждаю.

— А когда ты вчера притащил в наш дом блядей, ты думал об этом?! В дом, Сизов! В дом! В дом, где живет моя младшая сестра и куда я привел любимую женщину! Ты совсем ебнулся?!

— Да успокойся. Послала меня твоя Есения, ясно? Прямым текстом и сразу. Так что не ори.

— Ну вот сразу стало как-то спокойнее после этих слов, — огрызается Зверь. — Давай, собирайся, друг. Извинишься за всю херню, что ты здесь устроил. Искренне так и с чувством.

— А ты не забываешься, Зверев?..

— Только не надо тут включать господина Сизова. Наплюю на последствия, начищу табло, мама родная не узнает.

— Как был диким зверенышем, так и остался, — огрызаюсь я.

— Так и ты не изменился, Славик. Ни хера не представляющий без своей семьи мажор!

С-с-сука…

Специально задевает, знает, что я не сдержусь. А я и не хочу сдерживаться. Сейчас мне нужен выброс адреналина, чтобы кровь кипела в венах. Чтобы злость впоследствии сошла на нет. Я, не раздумывая, наношу удар. Первый Марк пропускает, но тут же отвечает. Сильно. Понимает, что это не игра.

Дверь приоткрыта, и мы вваливаемся в холл. Что-то падает, разбивается, слышу хруст осколков под ногами.

— Да что вы делаете?! — кричит Лиза. — Хватит! Хватит!

— Стой там! — рычу я, отвлекаясь на долю секунды и получая по лицу. Острая боль над глазом ослепляет, как и кровь, стекающая по виску.

— Прекратите, — умоляет Лиза. — Да хватит вам… идиоты! Рекс! — зовет она. — Рекс, взять!

Кобель давно хотел присоединиться к драке и, услышав команду, влетает в дом, сомкнув челюсти на моей руке, защищая хозяина. Боль прошибает сквозь локоть вверх, я боюсь лишний раз пошевелиться, прикрывая лицо и шею.

— Идиотка! — орет Зверь на сестру — Фу! — командует он. — Фу, Рекс, отпусти! Фу! Нельзя! — хватает за ошейник, оттаскивает пса и выводит на улицу, закрыв дверь. — Неси аптечку. Совсем без мозгов, Лиза, ты зачем натравила пса?!

— Да ты! Да ты сам-то! — визжит она.

— Неси аптечку! Быстро!

Я лежу на спине, придерживая укушенную руку, и ржу, кривясь от боли.

— Ты меня отделал сильнее Рекса.

— Я бы и продолжил, если бы не помощница, — Зверь выхватывает коробку из рук сестры. — Уйди!

— Не дождешься! — фыркает она.

— Ну если хочется, смотри. Мне без разницы, — он присаживается рядом со мной, осматривает. Его рожа уже начинает заплывать. Неплохо мы выпустили дурь.

— Кобель привит, — говорит и подталкивает аптечку ко мне. Встает. Я прям чувствую, как он хочет пнуть меня под дых.

— Марк, ты куда? — мы с Лизой остаемся наедине. Как-то извращенно исполнилось мое желание. — А как же… — смотрит на меня. — Я даже не знаю, что сказать, — качает головой и тоже уходит. Уходит! Ляля! Моя Ляля уходит!

Я подхватываю аптечку, поднимаюсь с пола на ноги, перед глазами на мгновение смазывается картинка, но я иду за девчонкой.

— Хоть помоги, — прошу, входя в спальню Лизы.

Она не ожидала, что я поднимусь вслед за ней. Смотрит растерянно. Взвешивает за и против.

— Ты же всегда прекрасно справляешься и сам.

— Лиз…

— Ладно, — ведет меня в смежную комнату, усаживает на край ванны. Включает воду, смачивает полотенце и начинает стирать кровь с моего лица.

— Ф-ф-ф, — я втягиваю воздух.

— Бровь надо зашить, — говорит спокойным голосом.

Внешне холодная. Но я чувствую, что внутри у нее такой же пожар, как и у меня сейчас.

— Лиз, — зову ее тихо.

— Не надо ничего говорить, Слав. Детям взрослые обычно ничего не объясняют.

Я хмыкаю и тут же жалею об этом. Больно.

— А я и не смогу оправдаться.

Она поднимает на меня взгляд. Серьезный. Пугающе взрослый.

— Я не знаю, что с тобой происходит, но Марк не простит тебе Есению. Он любит ее. Дорожит. Оберегает. Даже не дышит в ее сторону. И она его любит. Не трогай их.

Мне хочется улыбнуться. Опять сказать что-то колкое, но я просто смотрю на девчонку. Она ведь перевернула последние месяцы моей жизни. Перевернула и продолжает делать жизнь невыносимой.

Младшая сестренка друга. Табу. И полный мезальянс, как бы сказал мой отец. Бесперспективное будущее.

И не представляю, что буду прятаться, скрываться ото всех. А ведь придется. По-другому никак. И да, я думал об этом. Но все тайное слишком быстро станет явным. Было бы куда проще, если бы Лиза была просто девушкой, которую я встретил где-то в баре или на улице. Пара-тройка ночей — и я бы перегорел. Оно так всегда было, и вряд ли что-то изменится. Но с Лизой так нельзя. Даже я это понимаю. Ей нужно все или не нужно ничего. А я не смогу дать ей все. Не умею.

— Думаешь, Есения не кинет твоего брата? — спрашиваю я.

Ляля перестает стирать кровь, смотрит на меня хмуро.

— Нет, — раскачивает головой из стороны в сторону. — Ты ничего не понимаешь в людях, — кривит пухлые губы. Мне становится смешно. — Это вы из-за нее подрались, — комкает полотенце,