Темное искушение - Лори Даниэль

Он схватил меня за подбородок и повернул мое лицо так, чтобы я посмотрела на него.

– Будешь связана, пока я не удостоверюсь, что ты можешь вести себя прилично.

Я смотрела сквозь него. Он заметил, и напряжение в воздухе сжало мои легкие, а затем отпустило и осело на пол, спокойное и апатичное, словно гладкая вода. Я выдохнула, когда по щеке неожиданно прошлась подушечка его большого пальца. Она скользнула по моим губам и слегка оттянула нижнюю. Мягкая ласка, тяжелая от его власти.

– Только не говори мне, что я уже сломал свою зверушку, – задумчиво сказал он.

Все эмоции, запертые годами послушания, вырвались на поверхность, и мои глаза вспыхнули.

– Катись к черту.

Он улыбнулся.

– Спи крепко, котенок.

Глава пятнадцатая

acatalepsy (сущ.) – неспособность понять что-либо по-настоящему

Я не пошевелилась, когда за ним закрылась дверь. Прохладный сквозняк коснулся моей обнаженной кожи, и по телу пробежала дрожь. Я была голой и замерзшей, мои запястья были неудобно сцеплены над головой, но каким-то образом мне удалось заснуть.

Ненависть к себе изматывала.

Я проснулась от косых лучей солнца, падавших на мое тело, и от неприятного давления в мочевом пузыре.

Впервые я осмотрела комнату при дневном свете. Я лежала в центре огромной постели с вычурным железным изголовьем и белым пуховым одеялом. Тяжелые шторы цвета крови обрамляли окно, под которым стояло удобное кресло. Пространство было просторным, выражая богатство в традиционном русском стиле. Не увидев никаких личных вещей, я предположила, что нахожусь в комнате для гостей.

Мой взгляд остановился на потрескавшейся деревянной двери, ведущей, как я надеялась, в ванную. Мне действительно нужно было в туалет, и я не собиралась мочиться в постель, увеличивая список своих унижений.

Я дернулась в веревках, пытаясь вывернуть запястья, но те были затянуты так туго, что мне удалось лишь натереть кожу до крови. Я издала сердитый разочарованный стон и сильно потянула на себя, готовая, если понадобится, выломать спинку кровати.

При звуке открывшейся двери я замерла.

В дверях стояла темноволосая женщина в узких джинсах и потертой футболке, обтягивающей небольшой изгиб ее беременного живота. На бедре она держала малышку, одетую, словно в платье, в огромную футболку группы Possesed и вязаные гольфы до середины бедра. И я могла поклясться, что она смотрела на меня с оттенком осуждения. На какой-то момент я подумала, что это, должно быть, девушка и дочь Ронана. Но потом она заговорила.

– Пожалуйста, скажи, что это какая-то извращенная ролевая игра.

Я не знала, что ответить, но выражение моего лица, должно быть, сказало ей все, что она хотела знать.

Она вздохнула и пробормотала:

– Родственнички.

Я смутно догадалась, что это, должно быть, жена брата, о которой говорил Ронан, но у меня не было времени подумать над этим, потому что в дверях появился мужчина, одетый в отличный синий костюм с чашкой-непроливайкой в руке.

Женщина подняла девочку повыше на бедре, ее голос был сух, когда она кивнула в мою сторону.

– Кристиан, посмотри, что сделал твой брат.

Мое тело напряглось от унижения, когда его взгляд встретился с моим, хотя он, казалось, оценивал ситуацию, а не мою полную наготу. Лицо у него было поразительным, словно высеченным изо льда совершенством, и один взгляд в его глаза заставил меня вспомнить фото в кабинете Ронана.

Он был мальчиком с фотографии.

Кристиан отвел от меня взгляд и ответил:

– Она Михайлова.

– Что такое Михайлова? – спросила маленькая девочка.

Женщина положила руку себе на бедро.

– Мне плевать, будь она даже дочерью Сатаны…

– Почти что, – ответил он.

– У Сатаны рожки. – Девочка посмотрела на меня с разочарованием. – У нее нет рожек.

Если забыть о странном ребенке, то разве не брата Кристиана тут называли Дьяволом? Невыносимо было, что все смотрели на меня, как на чудовище. Теперь, когда я знала, чем занимается папа, все эти холодные, полные страха взгляды, которые я ловила с момента прилета в Москву, внезапно обрели смысл.

– Я не оставлю ее в таком состоянии, – сказала женщина.

– Мама? – прошептала ее дочь. – Она моя няня?

– Няня. Нет, cara mia.

– О. – Девочка надула губы. – Тогда, наверное, надо отпустить ее, папа.

Сколько лет этой девочке? Неужели она выросла в гадючьем гнезде?

Мужчина казался недовольным тем, что на него ополчились жена и дочь, но спорить не стал. Он забрал девочку из рук жены и повернулся ко мне, голос у него был холоднее русской зимы.

– Тронешь мою жену, и то, что сделал с тобой мой брат, покажется цветочками.

Я сглотнула.

Его жена закатила глаза.

– Он немного нервный, но хороший. – Она попыталась закрыть дверь, но он не дал ей этого сделать, подставив ногу, и посмотрел, явно приказывая оставить дверь открытой. Она невинно улыбнулась ему, как будто ничего такого не сделала. Когда он наконец ушел, она подождала, нетерпеливо постукивая туфельками с гепардовым рисунком, пока он не отойдет достаточно далеко по коридору, чтобы не заметить, а потом закрыла дверь.

– Кстати, я Джианна. – Она подошла ко мне. – Я уверена, что зовут тебя не Михайлова.

Я помедлила, не зная, чего ожидать от нее, учитывая что ее муж ужасал, а шурин должен быть предан суду. Наконец я ответила:

– Мила.

– Приятно познакомиться, Мила. – Она села на край постели. – Откуда ты?

– Из Майами.

– О, обожаю Майами. Там лучшая кубинская кухня, – сказала она, весело добавив, – хотя на Кубе я как раз и не была.

Я уставилась не нее. Я уже не была уверена, в какой мир попала, и от этого начинала болеть голова.

Джианна боролась с веревкой на моем запястье, бормоча что-то на языке, который я приняла за итальянский. Пока что она была самым милым – хотя может и не самым здравомыслящим – человеком, которого я встретила, прилетев в Москву.

– Он научился вязать узлы в тюрьме, – бесцветно сказала я.

– Среди всего прочего, я уверена, – парировала она так, будто была раздражена, – интересно, тройничков у него там не было?

Она рассмеялась непониманию на моем лице.

– Извини, просто ненавижу тюремных медсестер. Накатывает иногда в самые странные моменты. – Она наконец освободила запястье и перешла к другому, и я поморщилась от боли в мышцах, когда опустила руку на постель. – Никогда не видела, чтобы Ронан привязывал женщину к постели только для того, чтобы оставить ее так. Надеюсь, эта мания у него пройдет.

Я начала понимать, что сумасшествие здесь – норма.

– Можем только надеяться, – сухо ответила я. Затем добавила с беспокойством: – Его девушка живет тут?

Это позабавило ее.

– Уверена, ад замерзнет прежде, чем у Ронана появится постоянная девушка. – Она помедлила, оглядев меня, ее взгляд остановился на моей шее, где, как я знала, остался засос. – Хотя опять же… глядя на это, я чувствую некоторый оптимизм.

Мне показалось, что она не шутит.

Я не хотела знать, как она сошлась со своим мужем.

– Я думала, Надя – его девушка, – медленно сказала я.

Она сморщила нос.

– Слава богу, нет. Из нее вышла бы ужасная невестка. Представляю себе разговор за ужином.

Мне стало немного легче от осознания того, что я не занималась интимными вещами с чьим-то парнем. Эта мысль лишь усугубляла болезненность ситуации. Однако сейчас это было наименьшей из моих забот.

– Я стараюсь держаться подальше от дел мужа и его брата, но иногда любопытство берет верх. У Ронана проблемы с твоим отцом, не с тобой. – Выругавшись по-итальянски, она дернула веревку. – Уверена, совсем скоро он уступит, и все будет улажено.

Она казалась равнодушной к тому факту, что уступка означала то, что голова моего папы украсит каминную полку Ронана. Безнадежность этой ситуации давила на грудь, пока я смотрела в потолок.