Полководцы Петра Великого - Алексей Васильевич Шишов

писал своему старому товарищу графу Ф.М. Апраксину: «При старости моей сущее несчастие постигло». Соболезнование высказал и государь.

Новое царское повеление он получил в строящемся Санкт-Петербурге, куда приехал в феврале 1714 года и сразу же был навещен Петром I. Русские войска направлялись в Померанию, на балтийские берега современной Польши. Боевые действия против шведов велись и на территории соседнего Мекленбурга.

В предыдущие годы союзники по Северному союзу изгнали шведов из Померании, но они оставались еще в крепостном Штральзунде, где держался сильный гарнизон. Генерал-фельдмаршалу в новой, Северной столице России быстро наскучили светские приемы да прочие развлечения, на которые царь-батюшка «был мастак». Поэтому он с явным удовольствием для себя вновь встал во главе действующей армии, выступившей походным маршем в Померанию.

Шереметев вел армию через территорию Польши, и поскольку там в то время активизировались сторонники бежавшего из страны Станислава Лещинского, не спешил. В Речи Посполитой мог вспыхнуть очередной «ракош» (мятеж) прошведских магнатов и шляхтичей. Об этом его просили и сам король Август II Саксонский, и его вельможи, и русский посол в Варшаве князь Г.Ф. Долгорукий. Так что графу Борису Петровичу вновь пришлось демонстрировать свои дипломатические способности.

Но промедление с движением русской армии по земле Речи Посполитой вызывало недовольство союзных королей Пруссии и Дании. Они уверяли русских послов в Берлине и Копенгагене, что если русская армия опоздает к осажденному Штральзунду и тот не будет взят к концу 1714 года, «то короли могут озлобитца и нарушить все договоры и отказать в пропитании и в фураже, и в зимних квартирах». Больше всего в том был заинтересован прусский король: Штральзунд после его взятия отходил к Пруссии.

К тому же турецкий султан с берегов Босфора заинтересованно следил за тем, чтобы русская армия согласно Прутскому миру не останавливалась в Польше. Даже не только на Правобережной Украине, а собственно в польских землях. В Стамбуле (Константинополе) эти территории считали своей зоной влияния, если не сказать больше.

Между тем датчане и пруссаки (сводный отряд в 1700 человек, называются и большие цифры) овладели островом Рюген, который шведы, по сути дела, защищать не стали. Ободренные этим успехом, союзники сообщили петровскому главнокомандующему, что не нуждаются в его помощи. Тем временем в русской армии стал заканчиваться провиант, и положение ее становилось угрожающим.

В середине декабря шведский гарнизон Штральзунда, отчаявшийся получить из Швеции помощь морем, капитулировал. Сразу же польский король Август II Саксонский потребовал от Б.П. Шереметева быстрого вывода («так скоро, как возможно») войск с территории Речи Посполитой в российские пределы.

Королю, сидевшему в Варшаве, теперь можно было уже не опасаться сторонников Станислава Лещинского: мятежные магнаты один за другим присягали ему на верность. Причина тому была ясна: Швеция окончательно потеряла в войне южное побережье Балтики. Русскую же армию как союзную приходилось хоть как-то, но кормить.

Монарх Речи Посполитой (Польши и Литвы) очень желал расстаться с полководцем русского царя на дружеской ноте, ведь Северная война еще не закончилась, а воинственный король Карл XII вот-вот должен был появиться в своем отечестве. Август Саксонский награждает генерал-фельдмаршала графа Бориса Петровича Шереметева орденом Белого Орла. Тот принял его с благодарностью.

Состоялся военный совет русской армии: было решено уводить полки в Россию тем же маршрутом. Но доставленный вскоре в шереметевскую штаб-квартиру царский указ менял все. Петр I приказывал Борису Петровичу повернуть «в Померанию с поспешанием, несмотря на полские дела, в каком бы состоянии они ни были». Русская армия пришла в походное движение: она начала «маршировать сухим путем в Мекленбургскую землю»

Царь был настроен на то, чтобы армией начальствовал более решительный человек, чем был граф Б.П. Шереметев, обласканный польским королем. 3 января 1715 года в армейскую квартиру прибывает доверенное лицо государя генерал-лейтенант и гвардии подполковник князь В.В. Долгорукий, обладавший самыми широкими полномочиями. Но речь о смене главнокомандующего не шла. Долгорукий получил обязанности «досмотрщика», с чем Шереметев уже сталкивался в своем верном служении Петру I.

У генерал-фельдмаршала с князем Василием Владимировичем Долгоруким дружественные отношения сложились еще со времени Прутского похода. Поэтому высшую власть над армией они разумно делить не стали, а управляли ею вместе к всеобщему удовлетворению. Такая ситуация вполне устраивала и государя. В это время Шереметев не раз встречался с царем, исполняя его разного рода распоряжения.

Но ни в 1715 году, ни в следующем, 1716 году Борису Петровичу в боевых делах участвовать не довелось. Впрочем, на этом полководец и не настаивал, понимая, что его «звездный час» уже прошел. Объяснение такому делу все же есть: в конце Северной войны больших сражений на суше с участием русской армии не случалось, если не считать участие в осадах приморских крепостей. Там держались до последней возможности сильные шведские гарнизоны.

Вопреки суждениям ряда писателей Борис Петрович до конца своих дней не терял расположения к себе Петра Великого. С царствующим Романовым он был теперь в родственных отношениях. Тот чтил его верность, родовитость и талант полководца, пусть порой и чересчур осторожного. Известно, что только Шереметев и «князь-кесарь» Ф.Ю. Ромодановский допускались к самодержцу без доклада. Петр I неизменно встречал первого российского генерал-фельдмаршала как почетного гостя со словами: «Я имею дело с командиром войск…»

Длительные годы беспокойной походной жизни, частые нервные перенапряжения дали о себе знать: физические и моральные силы полководца на седьмом десятке лет оказались сильно подорванными. Он чувствовал себя все хуже и хуже. По его просьбе царь Петр I освободил его в декабре 1716 года от должности главнокомандующего и разрешил убыть «с войны» в Москву.

Полководец славился многими привлекательными чертами характера. Так, Борис Петрович отличался исключительным гостеприимством на протяжении всей своей жизни. Современники писали об этом следующее:

«…Дом графа Шереметева был прибежищем для всех неимущих: за стол его, на котором не ставилось менее 50 приборов даже в походное время, садился всякий, званый и незваный, только с условием, чтобы не чинился перед хозяином».

Шереметев просил государя дать ему более спокойную должность. Петр I собирался назначить графа генерал-губернатором им же завоеванных земель в Эстляндии, Лифляндии и Ингрии, благо тот имел наградной «знатный» дом в Риге, где его хорошо знали и помнили. Но это высокое назначение по ряду причин так и не состоялось.

В 1718 году Борис Петрович предпочел отказаться от участия в суде над царевичем Алексеем и по такому случаю прибыть в Санкт-Петербург, оправдавшись плохим самочувствием. Это дало повод ряду историков утверждать, что на закате своей жизни Шереметев оказался в царской опале: Петр I стал относиться к