Красные камзолы - Иван Юрьевич Ланков

война, так большинство офицеров из дворян срочно начинают болеть, и командование их заменяет европейскими наемниками. Нового ротного нам даже не успели представить, как он уехал обратно в Швецию. Временно исполняющим обязанности командира полковник Макшеев назначил порутчика Нироннена.

Легко сказать — войну отменили. Полковник и командиры батальонов разместили роты на постой, а сами уехали в штаб дивизии в Ригу — готовить бумаги в связи с изменившейся диспозицией.

На время подготовки новых приказов рота разместилась в двух рядом стоящих деревеньках на берегу Западной Двины, верстах эдак в десяти от собственно Риги. Специально приехавший по этому поводу из Риги батальонный квартирмейстер распределил капральства по хатам, составил какие-то бумаги со старостами деревень, накрутил хвоста ротному фуриеру, оформил документы как положено и выполнил кучу других бюрократических процедур, мне не сильно понятных. Ну а нас, пока не дали «настоящего офицера», и. о. командира роты порутчик Нироннен взялся гонять. Чуть меньше полутора сотен человек, разделенных на шесть капральств по четыре шестака каждое, плюс пяток денщиков, положенных по штату офицерам, которых в роте не было, — все вместе на небольшой лужайке учились строить редуты, копать ретраншменты, штурмовать редут, оборонять редут. Учились строем пересекать лужайку, вытянувшись в три линии. Ундер-офицер Фомин и сам порутчик Нироннен иногда ходили вдоль шеренги и случайным образом назначали «погибших», чья задача была тут же упасть и не шевелиться. Задача всех остальных — сомкнуть строй и продолжить движение.

Кроме всего прочего, кромсали шпагами и штыками чучела. Как выяснилось, штыковой бой здесь — целая наука. Укол вниз, укол вверх, укол на выпаде, отбив… Причем после каждого занятия с чучелами Нироннен, который лично все это контролировал, не забывал напоминать, что штык — это крайнее средство. Потому как после драки на штыках мушкет может быть серьезно поврежден и его придется отдавать на ремонт в слесарку. А это — лишние расходы. Но продолжал гонять. Выпад! Укол! Выпад!

Шпагой почти не занимались. Здешние солдаты шпагу не уважали. Ну или просто не умели владеть ею на уровне мастеров. Потому таких маньяков-самоучек, кто по вечерам стоял в длинном выпаде со шпагой, было всего ничего. Если быть точным — только мой шестак. Я, Сашка, Ерема, Алешка, Никита и Степан. Под присмотром нашего бессменного «дядьки» — Семена Петровича.

И еще общество расщедрилось. Кто-то удачно сыграл в кости со снабженцами, и рота разжилась нештатным бочонком пороха. Хватило на целых два дня стрельб. Сделали по два десятка настоящих выстрелов. Поодиночке, целой линией, с ротацией линий… Чистый восторг. По осечкам статистика Фомина подтвердилась. У меня из двадцати выстрелов была одна осечка и один раз ружье «профукало» — это когда порох прогорает, а не взрывается. Пшик вместо выстрела, короче. Да и чистить ружье оказалось совсем несложно. Ну как — несложно? У меня все сразу получилось, а вот тот же Сашка умудрился подогнивную пружину уронить в сено. Полчаса всем шестаком искали. Он как-то неудачно подцепил курок при снимании замка, и пружина со звонким «бзямм» улетела под ноги.

Впрочем, косячили все. То с разборкой и чисткой непорядок, то на редуте упадут куча-мала при попытке подсадить повыше товарища, а уж что касается ровной линии строя, так вообще беда. Первое время не получалось ни у кого, даже у тех, кто в роте еще со старого состава. Думаю, за эти две недели Фомин и Нироннен сломали не один десяток шпицрутенов о наши спины. Солдаты ворчали, конечно. Некоторые даже пытались огрызаться. Но вечером, за ужином, даже старики нехотя соглашались, что боевое слаживание — это важно. Особенно когда рота, считай, заново сформирована. Одних только рекрутов новых семь десятков, шутка ли! Да солдат, переведенных из других полков, еще две дюжины.

Ну и бег по утрам. Началось все с меня и моего шестака — мы перед завтраком босиком по росе в одном исподнем бегали по бережку Двины, проводили разминочный комплекс и купались в прохладной майской воде. Фомин это дело увидел, кивнул каким-то своим мыслям, и на следующее утро бегали уже все стрелки роты, кроме ундер-офицера и порутчика. И всю разминку на берегу стояли четверо ротных барабанщиков и отбивали ритм. Меня, помню, старики даже поколотить хотели за неуместную инициативу и ненужный напряг. Но не догнали. В итоге свели все в шутку и стали бегать. Тем более деревенские бабы начали по утрам выходить белье стирать на речку да на нас глазеть. Ну а кто из мужиков не захочет выпендриться перед барышнями? В общем, пошло дело.

Пожалуй, эти три недели до начала июня были первыми в этом мире, где наша толпа занималась чем-то похожим на военное дело из кинофильмов.

* * *

— Семен Петрович, а скажи, почему все это мы здесь делаем? Почему мы таким не занимались там, в Луге?

Старый солдат вынул ложку из деревянной миски, слизал с нее остатки каши и задумался.

— А пес его знает, Жора. Я так думаю, это все его сиятельство граф Шувалов со своими реформами завиральными. Там у себя во дворце придумает какую-нибудь ерунду, бумажку напишет да слугам своим отдаст. А что, как, зачем — то уже не его ума дело. Пока начальство сообразит, что да как, пока до капитанов доведет, а те до капралов — глядь, а его сиятельство уже новую выдумку свою на бумагу записывает. Да-с… Не, ну так-то оно, конечно, дело годное. Ежели одно за год и всем одинаково. А когда по десятку в месяц, да одно другому перечит, да еще и одним то, другим сё, потом перемешать — получается бардак-с. И сами отцы-командиры начинают все указы его сиятельства под сукно класть. В итоге полковник — царь и бог в своем полку. Ему решать, как полк снаряжать, ему и ответ держать за его работу, случись война. А тут целое сиятельство с кучей идей. И что получается, Жора?

— Эпидемия?

— Чаво? — недоумевающе поднял бровь Семен Петрович. — Ты, барчук, слова такие своему гувернанту говорить будешь, хорошо? А мне давай попроще растолковывай. Оно так правильнее будет. У кого голова как надо работает, тот все может простыми словами рассказать. А умничают лишь дураки, чтобы дурость свою скрыть за специально придуманными для этого словами. Так-то!

Я сделал виноватое лицо:

— Да не, Семен Петрович. Я к тому, что уж больно много офицеров спешно как бы заболели. Прямо как моровое поветрие.

Семен Петрович благодушно улыбнулся.

— Ну так я тебе про то и толкую. Бумажками из Петтербурха совсем их замучили, вот