Последний наследник Триады. Том 1 - Григорий Магарыч

жизни ходит, оборачиваясь. Если начинаешь думать об уходе с должности, угрожают расправой близких.

— Спасибо за совет, — я отвернулся к окну. — Езжай.

— За любую информацию с тебя попросят что-то в ответ. Так устроен мир аристо…

— Угомонись уже, — поморщился я. — Делай свою работу.

На этом наш разговор закончился. Я знал, что водитель член синдиката «Пегас», поэтому любой «откровенный» разговор мог быть запланированным заранее. Одной лишь просьбы Драгунова хватило бы, чтобы этот здоровяк строил из себя сопереживающего союзника. Да, этот человек не выглядит опасно, но лучше перестраховаться и передавать информацию без посредников.

Возвращался домой я затемно, поэтому делал всё тихо и практически бесшумно. Смыв все линии души на теле, снова пересчитал наличные и лёг в кровать с мыслью о том, что в этом мире деньги имеют не менее важное значение, чем статус. И если с моим положением в обществе пока всё туманно, а будущий разговор с Громовым и Драгуновым не сулит ничего прозрачного, то лучше отпустить это дело по течению и заняться вопросами, на которые я смогу повлиять.

Поэтому с первыми лучами солнца я собрал всех членов своей большой семьи и сообщил о том, что у меня есть деньги, тратить которые на себя я не собираюсь. После чего в шуме криков, слёз и радости добавил:

— Дайте слово сказать! — бедняки чуть затихли. — Итак, в эти выходные я постараюсь никуда не уходить и буду исполнять желания каждого члена семьи. И даже Пантелея Пантелеича!

— Ура-а! — слёзно завопил Пантелей Пантелеич, бросившись в пляс.

Детки собрались в хоровод и запрыгали от радости, старики стали размахивать своими тощими руками, а мои ровесники в лицах Екатерины, Игната и Гриши смотрели на всё это со стороны с каменными лицами.

— А теперь позвольте пройти, — попросил я, выдёргивая руки и ноги от ползущих на коленях алкоголиков, которые всё не унимались от попыток расцеловать меня. — Сбор через час! И без опозданий!

— Скорее, детки! — тётушка Елена разогнала хоровод. — Бежим записывать желания! Иначе опоздаем!

— Да-а-а-а!

Через час у ворот нашего пристанища стоял большой вместительный автобус. Дети забегали в него со своими листочками, а старики оставляли мне своим пожелания дома, ибо присматривать за районом — их работа, от которой они не могут отлынивать.

Когда дети были в автобусе, а старики бежали обратно, продолжая подпрыгивать и распевать русские народные, ко мне подошёл Игнат. Выглядел он так, будто всё это время ждал, пока я освобожусь. Ведь стоило мне остаться одному, как он вскочил на ноги и чуть ли не бегом рванул в мою сторону.

Парень выглядел неуверенно. Он нервничал — стоял в позе пацана, которому нужны деньги на презервативы для бурной ночи со своей подружкой.

— Доброе утро, Кость, — приветствовал меня «брат». — В последнее время с тобой вообще ни увидеться, ни поговорить. Уходишь рано утром, возвращаешься к ужину, а затем уходишь на боковую после тренировок.

— Увы, приходится бороться за лучшую жизнь с утра до ночи, — отозвался я.

— Нас с Катей и Гришей в дела свои не посвящаешь, — высказал он, смутившись. — Чем-то вечно занимаешься, но никто не знает, чем. Мы тоже в «Пегасе» работаем, но что-то такого внимания к нам нет. Как-то нечестно, ведь мы там уже давно.

— Нечестно? Ну, а почему тогда ты сидишь весь день дома, вместо того чтобы найти тысячу способов исправить своё положение? — изумился я.

Парень осёкся.

— Зачем ты так? Я ведь просто… поболтать хотел.

— Выклянчить деньги ты хотел, а не поболтать, — усмехнулся я, хлопнув брата по плечу. — Хочешь сказать, я ошибаюсь?

— Нет, не хочу, — опустил тот глаза. — Ты ведь всем помогаешь не просто так. Ты понимаешь, что таким, как мы, трудно найти работу. Всё, что мы можем с Катей и Гришей — пахать за гроши. Но последний рейд у нас был обречён на провал, а он был запланирован задолго, поэтому… в общем, мне самому не доставляет удовольствия клянчить.

— Я дам тебе совет, братец, — вздохнул я, вынимая из кармана кошель. — Никогда и ни в каком раскладе, даже если совсем плохо. Неважно. Никогда не жалей себя и не вини в своих проблемах окружающих. У тебя есть руки, ноги и голова на плечах, а ты ноешь. Поговори с людьми, которым жить осталось всего-ничего, поговори с теми, у кого инвалидность. Посмотри им в глаза и убедись в том, что твои проблемы — мелочь. И твои проблемы можно исправить. А помогаю я только детям и старикам, а тебе стоит самому позаботиться о своих желаниях.

Приняв пять сотен, Игорь сжал кулаки.

— Я… — плечи парня вздрогнули. — Мне лишь… прости, брат.

— Всё нормально, — отозвался я. — Мы же одна семья. Ты всегда можешь обратиться ко мне за помощью. Попросить что-то большее, чем жалкие деньги.

Игорь поднял на меня глаза.

— У тебя есть работа для нас? Кость, я сейчас не верю, что выпрашиваю деньги у тебя, но… ты действительно это имел в виду?

— Работа есть всегда, приятель, — я пошагал к автобусу. — Для начала подмети двор, убери все бутылки вокруг и сделай так, чтобы было приятно здесь находиться.

Игорь оглянулся.

— Ты серьёзно?

— Я похож на клоуна? — улыбнулся я и открыл дверь автобуса.

Так и остался парень стоять посреди двора и провожать меня растерянным взглядом.

Было ли задание, данное мной, попыткой унизить? Определённо, нет. И я объясню, почему. Парень явно обижен на жизнь, на свой статус, он понятия не имеет, каким образом причина его негодований может быть связана с его личностью. Оттого опускает руки и видит способом заработка лишь работу на людей, которые видят в нём «шваль бездомную».

Если он окажется высокомерным и не станет делать то, что я попросил, это позволит мне сделать нужные выводы. Дальнейших дел с ним не последует. Но если он возьмёт себя в руки, отдраит двор и буквально вылижет всё до блеска, деньгами обижен не будет.

Автобус тронулся с места, и мы отправились в город — тратить деньги и исполнять мечты.

Да, стариков с нами не было. Впрочем, они не были богаты на желания. Ни одежда, ни условия, ни бытовая техника… им вообще ничего не было нужно. Всё кружило вокруг здоровья. Кто-то его пытался исправить, а кто-то загубить. Первой категории я и не думал отказывать. Кому зубы нужно было вставить, кому очки прикупить и трость какую…

Однако со второй категорией было чуть сложнее. Самой частой просьбой стариков было «что-нибудь дорогое и качественное из спиртного и блок сигарет».

И если на лечение я выделял деньги с чистой совестью, то просьбы купить алкоголь и прочее вызывали двоякие ощущения. Передо мной каждый раз вставал вопрос, что для меня важнее, их здоровье, или же моё положение в семье? Ответ приходил быстро: мне важнее получить одобрение стариков. Поэтому и на эти просьбы я отвечал согласием.

Что касаемо детей, моих ровесников и взрослых, их желания расходились сильнее. Детки мечтали быть как все, бегали по магазинам и выбирали себе хорошую школьную форму; рюкзачки, тетрадки и всю канцелярию — такую, как у всех. И стоило кому-либо из детей хотя бы намекнуть на покупку, как я тут же выделял на неё средства.

Что касаемо ребят постарше, за них решали гормоны. Максимализм подростков твердил: нужно выделиться из серой толпы безродных, а потому они просили оплатить им покупки новеньких модных гаджетов, современной одежды, в которой «не стыдно гулять по улицам», и разных побрякушек по типу наручных часов, солнцезащитных очков и прочего. Девушки, к слову, помимо всего этого ещё и набирали себе горы косметики, о которой раньше и мечтать не могли.

Со взрослыми я потратил куда меньше времени. У них были свои люди, которые распоряжаются деньгами, желаниями и всем остальным. Поэтому мне было достаточно выделить на всех около тридцати тысяч, чтобы закрыть все потребности надолго.

Вот только все эти просьбы и близко не стояли с желанием старейшины и всей «верхушки» нашей большой семьи. Мне пришлось выделить гору денег на мебель вроде кроватей, рабочих столов, кухонных шкафов и прочего. Я так же не стал отнекиваться от просьб оснастить разрушающийся дом окнами, ибо по вечерам там действительно было прохладно.

В общем и целом, все мои выходные были посвящены одному: трате денег.

Поэтому на утро понедельника, сидя ночью у озера в состоянии «дхьяна», я ощущал себя так, словно спас целый мир. Да, здравый рассудок твердил о том, что это всего лишь куча бездомных стариков и детей. Вот только эмоции