Гремящий перевал - Константин Павлов

Но ни остроухих, ни алкмаарцев орк не увидел.

Тем временем голос повторил:

— Поздно, братья… Они кругом…

Барнадаз нахмурился. Голос исходил от одинокого дуба посреди полянки — того самого, к которому они привязали мертвяка.

Он подошел к дереву ближе.

— Нас слишком мало… но ради Великого леса… ради наших братьев… мы должны выстоять…

Он наклонился и посмотрел прямо в лицо зомби.

Едва не вскрикнул от неожиданности: глаза мертвяка были закрыты, и, судя по всему, он спал.

«Спящий мертвяк? — пронеслось в голове. — Это немыслимо!»

Однако яркое опровержение сидело прямо перед ним.

— Покажем… что эльфы Великого леса… не зря считаются… прирожденными воинами…

Орк сел на траву против мертвяка. Он не сказал ни слова. Просто слушал.

Мертвяк начал петь. Песня его не была тем ужасным набором скрипящих и воющих звуков, которые издавали Орды нежити, когда шли в бой. Это была красивая мелодичная песня — вроде тех, которыми славятся эльфы:

И в чащах лесных средь осин и дубов,Слыша трели тех птиц, что в небе кружат,Не дадим на запястья надеть мы оков,Всех смелей и свободней эльфийская рать…Пусть не чище воды мы из Энтских прудов,Пусть нам также немало пришлось воевать,Но ни разу не дали надеть мы оковНа запястья, так славься эльфийская рать…

— И ты отпустил его? — не поверил ушам Ваэта'ан.

— Да, — пожал плечами Барнадаз.

Они уже вышли из Великого леса и теперь брели по широкой дороге, ведущей к имперской границе.

— Я не понимаю тебя, дружище, — покачал головой эльф. Он был чертовски раздосадован. Еще бы — мыслимо ли, за одну ночь потерять пятьсот золотых награды!

— Я себя тоже не до конца, — признался зеленокожий.

— И когда это ты успел стать таким сентиментальным?

— Лучше скажи — ты когда-нибудь слышал, как поют эльфы Великого леса?

— Нет. Но у темных эльфов тоже есть масса отличных песен, взять хотя бы…

— Тогда ты не поймешь меня.

Дальше они шли молча.

Люди — как, впрочем, и эльфы, и гномы, и нежить с демонами — считают, что все орки глупы, как поленья. Но это не так.

Нет глупых рас. Есть глупые представители рас, а есть умные, по-настоящему достойные индивиды.

Плохо, что их действия всегда будут расцениваться через призму идиотских стереотипов…

Отряд нежити, встреченный друзьями, отправили в Великий лес на погибель. Никакой особой цели верхушка Орды не преследовала.

Они просто хотели сыграть в одну забавную игру.

Называемую «убей брата».

Все в том отряде — вне сомнений — раньше были эльфами. Точнее, они и сейчас оставались эльфами — на какую-то часть.

Наверное, это очень забавно — наблюдать, как остроухие убивают своих же родичей, совершенно о том не подозревая.

Но Барнадаз подобного рода развлечения не любил.

Ему больше нравились постоялые дворы с их пивом, пропитанным дымом воздухом и грудастыми официантками.

Так проще.

И как-то… по-человечески.

Александр Яльчик

ГИЛЬДИЯ

Эдвин быстро бежал по улочкам Алинадана, иногда ненадолго останавливаясь, для того чтобы, взобравшись по едва заметным уступам на крыши домов, продолжить свое торопливое бегство. Крупными липкими каплями за шиворот стекал горячий пот, ноги предательски подкашивались перед очередным головокружительным прыжком, а легкий летний бриз был не в силах остудить разгоряченное тело семнадцатилетнего юноши. Он бежал, прыгал, карабкался, снова бежал. Заставить себя остановиться он не мог, второй раз в жизни он играл со смертью в прятки, и победитель еще не определился.

Понимая, что это глупо, он все же ежеминутно оборачивался, проверяя, нет ли погони, и ему все еще слышались окрики телохранителей аристократа и надрывные свистки городской стражи.

Впервые за свою десятилетнюю воровскую карьеру он был пойман, а для разбойников и воров в Империи был только один приговор. Благо крепкий сук не сложно было найти, да и моток пеньковой веревки в любом доме имелся…

Вот и окраины, дома потеряли лоск и благополучие торговой площади, где сегодня промышлял подросток, и выглядели унылыми и необитаемыми. Поднырнув под балку, загораживающую лаз между двумя покосившимися домами, он позволил себе перейти на шаг. Его грудь тяжело поднималась и опускалась в такт с нахлынувшими воспоминаниями. Что же пошло не так…

— Вставай, лежебока! — Грубый окрик и весьма ощутимый пинок под ребра вырвали трепыхающееся сознание Эдвина из кошмара. Кошмара, снившегося ему каждую ночь. События десятилетней давности никак не хотели покидать его память и вновь и вновь всплывали во снах.

Открыв глаза, он с такой благодарностью посмотрел на разбудившего его Четырехпалого, что прожженный плут и мастер кулачного боя отшатнулся от неожиданности.

Четырехпалый был правой рукой главы разбойничьей шайки «Серых крыс». Свое прозвище он заработал, самоуверенно ввязавшись в драку с вооруженным двумя ножами имперским вором, претендующим на его добычу. Получив множество порезов, он, сократив дистанцию, одним мощным ударом проломил череп сопернику, но тот успел всадить один нож ему в правую ногу, а вторым срезать мизинец на левой руке.

— Тиамат тебя раздери! — злобно нахмурив брови, пробурчал Четырехпалый. — Двигай быстрее, Хозяин ждет.

Сердце юноши учащенно забилось: снова важная работа и возможность закопать пару монет в укромном месте, если, конечно, повезет с напарником. В последнее время он неплохо сработался с забредшим в их края эльфийским пареньком. Появление эльфов в человеческих городах уже не вызывало особых подозрений, люди были наслышаны о жестокости зеленокожих орд, штурмовавших эльфийские земли, все прекрасно понимали, что старшая раса — единственная преграда на пути к Империи.

Торопливо смотав изрядно потрепанную с многочисленными проплешинами волчью шкуру и кинув ее в изголовье небольшой кучи соломы, служившей ему постелью, Эдвин поспешил в разбойничье логово.

Снаружи это была обычная двухэтажная хибара, каких на окраине было не счесть, но, войдя внутрь, люди ранее здесь не бывавшие подолгу стояли в пороге, не веря своим глазам. Интерьеру притона могли позавидовать даже аристократы: на обитых деревом стенах висели шкуры белых и бурых медведей; топоры гномов, людские мечи и булавы, эльфийские луки и клинки. Разнообразные доспехи людских и гномьих мастеров стояли на подставках, а кое-где просто были свалены бесформенными грудами. Многочисленные сундуки с разноцветными тканями соседствовали с сундуками, набитыми столовым серебром.