Ревизор: возвращение в СССР 12 - Серж Винтеркей

срок грозит из-за тебя! Нам теперь надо срочно разводиться и разъезжаться, пока всё не конфисковали! К тебе с детьми приеду!.. — рыдала Мария.

А Оксана не могла взять в толк, причём тут, вообще, она⁈ Но, зная сестру, не спорила, давая ей время выговориться и надеясь, что среди потока ругательств и обвинений промелькнёт суть произошедшего.

Наконец она поняла, что всё из-за Пашки! Так и знала! Мерзавец!

— Он захотел с Артёмом поговорить, а я ему сказала, что нечего с ним разговаривать. А теперь Артёма посадят!… — ревела в трубку Мария.

— Да что ты говоришь такое⁈ Причём тут Пашка-то? Он же студент! — недоумевала сестра.

— Студент??? Продолжаешь мне мозги пудрить, да? Он, оказывается, серьезными проверками руководит! Пришел в таксопарк, перерыл там все! И у Артёма теперь большие неприятности! И муж обвиняет в них меня, что это я посоветовала ему, а нельзя было его выгонять, когда он поговорить с Артёмом хотел. А это же ты мне говорила, что Галия зря его слушает. В общем, не звони мне больше, и не приезжай — дверь не открою! Не сестра ты мне больше!

Выговорившись, Мария почувствовала себя лучше и обратила, наконец, внимание на перепуганных и тихо плачущих детей. Бросила трубку и метнулась к ним, оставив Оксану в полной растерянности.

Где Машкин муж, а где Пашка⁈ — в недоумении думала Оксана. — Получается, взрослый мужик не смог с этим выскочкой справиться? А как вообще он у Артёма на работе оказался?..

* * *

Пятница закончилась, а товарищ Епихин так и не появился. Или он явится завтра, или я ничего не понимаю в людях. В субботу с утра пораньше погулял с Тузиком, чтобы он не приперся, когда Галия одна в квартире будет. В семь-то он точно не заявится.

Галия тоже встала с утра, занялась уборкой. Потом напекла каких-то печенек.

Мы сидели после плотного завтрака за столом и обсуждали планы на выходные. Точнее, я обсуждал, пытаясь отвлечь от навязчивых мыслей жену. Как ее не успокаивал, что победа уже за нами, теперь дело только за контрибуцией с проигравшей стороны, она все равно переживала. Такое впечатление, что на всякий случай.

Тут раздался телефонный звонок. Звонила Инна. Её интересовало, как чувствует себя Галия и почему она не пришла на приём к врачу на прошедшей неделе?

Конечно, я догадываюсь, почему так случилось, но вслух пообещал сестре, что напомню жене о необходимости посещения доктора и, ссылаясь на неотложные дела, свернул разговор.

Только улыбаясь, спросил жену, почему она игнорирует врачей, как в дверь постучали. Мы переглянулись с Галией, и я пошёл открывать, настраиваясь на серьёзный разговор с её родственниками.

На пороге оказался Родька и улыбаясь, сообщил, что пришёл доклеивать модель. Ну, не выгонять же его, тем более, вдруг я ошибся в оценке товарища Епихина, и тот предпочтет тюремный срок, лишь бы с малолеткой вроде меня не общаться. Логично, в тюрьме точно людей своего возраста встретит, — потянуло меня на черный юмор.

Галия освободила нам стол на кухне, мы с Родькой принесли коробку с недоклеенной моделью и оставшимися деталями. Только разложились, начали работу, как в дверь опять постучали. А у меня руки уже клеем вымазаны. Галия пошла открывать дверь. И, конечно, это был Епихин. В самый неподходящий момент.

Он вежливо поздоровался, представился и попросил разрешения войти. Галия, естественно впустила его. Он был один.

— Проходите, в кухню, пожалуйста. — сказала ему Галия, предложив гостевые тапки. — Мы не так давно переехали, у нас ещё мебель не везде есть, так что мы там часто сидим.

* * *

Степан Архипович, директор пятого таксопарка, не спал всю ночь. И с каждым часом ему все более подозрительным казалось предложение Епихина. Никогда прежде его заместитель не козырял серьезными связями при проверках… И почему вдруг ситуация так резко изменилась, что он с готовностью взял на себя решение этого вопроса?

Очень неприятная мысль навестила директора и не отпускала — а не собрался ли Артем, видя, насколько серьезные улики против таксопарка и его руководства собраны при проверке, попросту сдать директора органам в обмен на то, что сам пойдет по делу свидетелем? И не занят ли он сейчас тем, что согласовывает условия, при которых останется на свободе, засадив в тюрягу своего шефа?

От таких мыслей было очень страшно, и с самого утра директор принялся названивать всем тем, кого вчера попросил об услуге — выяснить, кто организовал этот наезд на таксопарк?

Через двадцать минут у него была уже вся необходимая информация — Комсомольским прожектором, что его навестил, распоряжался некто Павел Сатчан, второй секретарь комсомола Пролетарского района. Никогда о нем не слышал! — подумал директор, значит, не мог и дорогу ему перейти. Это радует, главное — что это не месть, когда враги могут зайти неизвестно, как далеко, ничего не стесняясь.

Дальше он уже принялся собирать информацию об этом человеке, тут тоже нашлись нужные люди. Собранная информация его порадовала — с Павлом Сатчаном, как его уверяли, вполне можно было договориться по скользким вопросам. Это будет совсем не дешево, но директора очень радовало то, что существует сама возможность. Не все в Москве были такими, можно было нарваться и на кого-то принципиального, выполняющего план по посадкам. Дорого обойдется… а сколько жизнь и свобода его стоят? Тем более, за пятнадцать лет работы директором крупного таксопарка он стал отнюдь не бедным человеком.

Пришлось сбегать в кооперативную квартиру, в которой никто не жил, но он прикупил ее, чтобы хранить в безопасности за железной дверью часть своих богатств. Взял с собой три сберкнижки на предъявителя, в общей сумме на двенадцать тысяч рублей. А там уже разговор покажет, все придется отдать, или хоть одну себе сохранить. Ничего, в квартире было припрятано таких книжек на сорок пять тысяч. Хорошие тайники, сам делал, сначала поговорив со знающими людьми. Один в комнатной двери, нужно всего лишь вынуть ручку, чтобы до него добраться. Второй — в задней стенке старого обшарпанного шифоньера, который точно никого никогда не заинтересует, даже если из квартиры решат мебель украсть.

Перед тем, как звонить Сатчану, решил на всякий случай заехать домой к своему заму, навести справки. А то вдруг он напраслину на него думает, а тот уже вопрос решил, в спешке можно глупостей наделать. Сумма на кону стоит серьезная. Звонить Епихину не рискнул. Если подозрения на его счет подтвердятся, то милиция запросто может телефон его прослушивать, улики дополнительные собирать.

Приехав к заму домой, застал только его жену. Мария выглядела откровенно плохо, смотрела на него испуганно, а в конце вообще рыдать начала. Где муж, не сказала, похоже, что сама не знала. Худшие опасения по поводу зама потихоньку подтверждались. Наскоро попрощавшись с Марией и выйдя во двор, перепуганный директор, больше не мешкая, рванул искать телефонную будку и звонить Сатчану.

Позвонил, намеками пояснил ситуацию. Тот выразил готовность его принять. Хороший признак! От сердца немного отпустило. Если получится договориться, то отчета комсомольцев, а значит и улик, не будет.

Придя в райком, с облегчением отметил, что Сатчан, поздоровавшись, попросил свою секретаршу прогуляться пока, и запер за ней дверь на ключ. Очень многообещающее начало, очень! Так не делают, если рядом наряд дежурит, чтобы ворваться в кабинет и взять при попытке дачи взятки.

Разговор прошел очень конструктивно. Сатчан так и не объяснил, с чего вдруг его молодцы обрушились на таксопарк, но директор вел себя смиренно, понимая, что тот и не обязан ничего говорить. Не хочешь бояться внезапных проверок — веди дела чисто. Но жить на двести семьдесят рублей, будучи директором таксопарка… кто же так делать будет?

Минут через пять деньги перешли из рук в руки. Сатчан повел разговор так, что пришлось сразу выложить на стол все три сберкнижки — директор понял, что человек перед ним очень опытный и сразу поймет, если у него в кармане останется хоть лишний рубль, припасенный заранее для взятки. Но главное — Сатчан дал обещание, что своих молодцев приструнит и отчету ход давать не будет.

Вспотевший, несмотря на то, что в кабинете не было жарко, директор вышел на улицу и остановился, привалившись к стене.

— Мужчина, вам плохо? — обеспокоенно спросила проходившая мимо старушка.

— Нет, уважаемая, мне очень хорошо! — ответил ей директор, открыв глаза.

Сейчас он любил весь мир,