Сочинения в трех томах. Том 1 - Роберт Ханс ван Гулик

уезда и хотел бы поговорить с вами. Вы так встревожены! Возможно, тому виной актер Мо Мо-дэ?

Девушка в нетерпении покачала головой.

— Мне нужно кормить медведя, — быстро проговорила она.

Судья отметил, что собеседница все время плотно прижимает к телу левую руку. Он спросил напрямик:

— А что у вас с левой рукой? Это Мо поранил вас мечом?

— Нет, что вы! Это давным-давно меня поцарапал медведь. А сейчас мне действительно нужно…

— Я боюсь, что Вашей светлости не понравились мои стихи, — раздался бодрый голос за спиной судьи Ди.

Обернувшись, он увидел Цзун Ли, который отвесил преувеличенно низкий поклон.

— Я не одобряю такого, молодой человек! — сердито ответил судья. — Будь я на месте настоятеля, я немедленно вышвырнул бы вас отсюда!

Он снова повернулся к девушке, но та уже успела исчезнуть.

— Настоятелю нужно хорошенько подумать, прежде чем вышвыривать меня, господин! — самодовольно заявил молодой поэт. — Мой покойный отец, доктор Цзун, был попечителем этого монастыря, и моя семья регулярно делает внушительные пожертвования.

Судья Ди измерил его взглядом.

— Значит, вы сын отставного губернатора Цзун Фамэня, — произнес он. — Губернатор был крупным ученым. Я читал его трактат об управлении провинцией. Ему бы не понравились ваши неуклюжие вирши!

— Мне только хотелось немного позлить настоятеля, — озадаченно произнес Цзун. — Это такая самодовольная тупица! Мой отец не слишком высоко его ценил, господин.

— Но даже если и так, — сказал судья, — тем не менее ваше стихотворение свидетельствует о крайне дурном вкусе. А на что, собственно говоря, вы намекали этой глупой строфой о двух настоятелях?

— А разве Ваша светлость не знает?.. — удивленно спросил Цзун Ли. — Два года назад Нефритовое Зерцало, прежний настоятель монастыря, умер, или, как это называется, «переместился». Его забальзамировали, и теперь он восседает в склепе под алтарем. Живой или мертвый, но Нефритовое Зерцало — человек кристальной чистоты.

Судья никак на это не отреагировал. У него и без того хватало проблем, чтобы интересоваться достоинствами настоятелей монастыря Утренних Облаков. Он сказал:

— Я направляюсь в гардеробную к актерам, а потому вас больше не задерживаю.

— Я тоже направлялся именно туда, господин, — почтительно ответил юноша. — Могу ли я проводить вас туда, Ваша светлость?

И он повел их за угол, в узкий коридор, где были двери по обе стороны.

— А что, комната госпожи Оуян где-то здесь поблизости? — поинтересовался судья.

— Немного туда дальше, — ответил Цзун. — Но я не рискнул бы входить туда в ее отсутствие. Медведь очень опасен.

— Она должна быть у себя, — сказал судья Ди. — Разве вы не видели ее, когда подошли ко мне?

— Разумеется, нет! — удивился поэт. — Откуда ей здесь взяться? Как раз перед тем, как подняться к вам, я беседовал с ней внизу в зале. Она и сейчас еще там!

Судья пристально посмотрел на юношу, потом на Дао Ганя. Его помощник с сомнением покачал головой. Его вытянутое лицо было растерянным.

Цзун Ли постучал в дверь в конце коридора. Все трое вошли в большую неуютную комнату. Куань Лай и две женщины быстро встали из-за круглого столика и низкими поклонами приветствовали судью.

Куань представил госпожу Дин, хорошенькую девушку, ту самую, что исполняла роль богини Сиванму, правительницы Западного Рая. Он сообщил, что ее основное ремесло — акробатические танцы и жонглирование. Вторая женщина, средних лет, неряшливо одетая, оказалась женой Куаня.

Судья Ди произнес несколько банальных фраз, похвалив представление. Хозяин труппы, казалось, был польщен, что такая высокопоставленная персона проявляет интерес к его актерам. Он никак не мог решить, следует ли пригласить судью к столу или же это будет выглядеть чрезмерной самоуверенностью. Судья Ди разрешил его сомнения: он присел к столу, не дожидаясь приглашения. Цзун Ли занял место напротив, поближе к кувшину из грубой керамики. Дао Гань встал за спинку стула, на который уселся его хозяин. Судья спросил:

— А где госпожа Оуян и Мо Мо-дэ? Я хотел бы выразить и им свое восхищение. Мо — великолепный фехтовальщик, а от трюков госпожи Оуян с медведем у меня волосы встали дыбом!

Даже после этих ободряющих похвал хозяин труппы никак не мог расслабиться. Когда он наполнял судье чашу, руки его дрожали и вино пролилось. Он неуклюже опустился на стул и сказал:

— Очевидно, господин, Мо Мо-дэ отправился в складские помещения, чтобы положить на прежнее место свой костюм. — Указав на груду скомканных, испачканных красной краской бумажных салфеток на туалетном столике, он добавил: — Похоже, он уже побывал здесь. Что же касается госпожи Оуян, то она обещала прийти сюда сразу после того, как накормит медведя.

Судья Ди поднялся и подошел к туалетному столику, делая вид, что хочет поправить шапку перед зеркалом. Он мельком взглянул на скомканные салфетки и баночки с мазями и гримом и отметил про себя, что красные пятна на салфетках вполне могли оказаться и кровью. Вернувшись к столу, он заметил, что госпожа Куань поглядывает на него с опаской. Он отпил глоток вина и попросил Куаня рассказать об особенностях исполнения исторических пьес.

Руководитель труппы ударился в длинные, пространные пояснения. Судья слушал вполуха, одновременно пытаясь уловить, о чем беседовали прочие присутствующие.

— А почему бы тебе не пойти помочь госпоже Оуян кормить медведя? — обратился вдруг Цзун Ли к госпоже Дин. — Я уверен, что ей это было бы приятно!

— Занимайся своим делом! — отрезала госпожа Дин. — Возделывай лучше свой садик!

С едва заметной ухмылкой Цзун Ли продолжал:

— Кстати, юная госпожа Бао — довольно привлекательна, почему бы мне не сочинить для нее стихотворение? Я даже сочинил одно для тебя, дорогая. Послушай-ка:

Истинная любовь, ложная,

Завтрашняя, вчерашняя…

Плюс и минус —

Мы в добром здравии.

Минус и минус —

Небо накажет нас!

Судья Ди оглядел всех присутствующих. Госпожа Куань покраснела.

— Попридержали бы вы свой язычок, господин Цзун!

— Я хотел всего лишь предостеречь ее, — невозмутимо заявил Цзун Ли. — Разве вам не известна модная песенка, которую сейчас распевают в столице? — Он замурлыкал бодрую мелодию, отбивая ритм указательным пальцем, а потом низким приятным голосом пропел следующее:

Дважды по десять, а все еще в девках,

Но все ж есть надежда на завтра кристальное.

И трижды по восемь, но все одна в постели,

Ничего впереди, кроме холода и печали!

Госпожа Дин принялась было увещевать поэта, но тут вмешался судья Ди:

— Вы прервали нашу беседу, господин Цзун! К тому же я должен поставить вас в известность, что у меня недостаточно чувства юмора. Поберегите ваши