Сладкая боль - Ребекка Джеймс

— Он вчера свалил первый. Значит, не так уж и переживает. — Лилла тянется ко мне. — Не бойся. Скажи Анне, что я ночевала на кушетке. Она ничего не заподозрит.

Она выпрямляется.

— И вообще я никак не могу уехать. Я хочу кофе, причем немедленно, и никуда не пойду, пока его не выпью.

Лилла разворачивается и шагает на кухню. В дверях она останавливается и глядит на меня.

— Тебе, наверное, тоже сварить?

Анна спускается, когда Лилла наливает кофе.

— Хочешь? — предлагает она.

— Да, спасибо, — отвечает Анна, обводя кухню глазами, как будто не знает, куда приткнуться и чем заняться. Лилла, напротив, держится уверенно, как дома.

— Сядь, — приказывает она. — Сейчас принесу.

Лилла говорит властно и покровительственно. Я предостерегающе смотрю на нее, но она избегает моего взгляда.

Анна послушно подходит к столу и садится. По-моему, просто супер, что она не замечает, какая Лилла стерва. Или ей наплевать, вот она и не реагирует. Так или иначе, несмотря на свои тревоги и страхи, у Анны, кажется, хватает внутренней уверенности. В отличие от Лиллы она не выискивает чужие слабости, не щетинится, не стремится соперничать с окружающими.

Я молча наблюдаю за ними некоторое время — за тем, как они выглядят, как ведут себя — и мысленно перебираю различия. Кажется, что их внешность — мягкая и хрупкая Анна, резкая и порывистая Лилла — почти комическим образом, но весьма точно отражает внутренние свойства.

Анна скромная и тихая. Она прислушивается к людям и не пытается доминировать в каждом разговоре. Лилла — раздражительная, несговорчивая, вечно готовая спорить и высказываться, хочешь ты слушать или нет. Стоит об этом задуматься, как вдруг становится ясно, с кем я предпочту общаться. Анна охотно позволяет сиять другим; Лилла всегда хочет быть центром внимания. Анна занимается своими делами, никуда не лезет, не вмешивается; Лилла сует нос повсюду, командует, критикует, отпускает колкие замечания.

Я прихожу к выводу, что у Лиллы почти патологическая жажда внимания; в чем-то она, возможно, так же нездорова психически, как и Анна. По крайней мере у Анны есть законные основания, а Лилла просто невоспитанна.

А главное — и самое приятное — Анна рядом. Она не дразнится и не манипулирует. Имея дело с Анной, получаешь то, что видишь.

Лилла ставит на стол кофе, кружки, сахар и молоко, и мы втроем садимся бок о бок.

— Чем ты занимаешься, Анна? — спрашивает она, как только мы принимаемся за кофе. — Учишься, работаешь?

— Нет. — Анна качает головой. — Сейчас ничем.

Лилла подносит кружку к губам и смотрит на Анну через край.

— Ты только что закончила колледж? Ищешь работу?

Не сомневаюсь, Лилла прекрасно понимает, что значит «ничем». Но она просто любит говорить гадости.

— Нет. — Анна смотрит на меня, потом в свою чашку. Шея и щеки девушки заливаются краской, как будто красное вино пролили на белую скатерть. Мучительное зрелище. Отчего она не скажет Лилле, чтоб та отстала, или не солжет, например? Пусть соврет про работу или учебу, что угодно, только чтобы Лилла перестала так снисходительно смотреть. Наконец Анна тихонько отвечает:

— Я не учусь и не работаю. Мне… нужно время, чтобы…

— В последнее время Анне жилось нелегко, — вмешиваюсь я, сердито глядя на Лиллу.

— О, как жаль, — отвечает та, игнорируя мой яростный взгляд. Но сочувствия в ее голосе нет. Она улыбается, вздыхает, обводит глазами кухню. — Хорошо, что у тебя такой дом. Что есть возможность сидеть сложа руки и ждать. Знаешь, это ведь чистое везение. Ты не заработала свое богатство, не заслужила его. Люди, которые родились в бедности, тоже имеют право на отдых. Но не каждому дано так удачно родиться. Удачный бросок кубика, и ничего больше… Будь благодарна судьбе, Анна. Нам-то, простым людям, когда случается какая-нибудь беда, приходится терпеть.

Анна отвечает не сразу.

— Да, в чем-то мне повезло, — говорит она, пристально глядя на Лиллу. — Но не во всем. Во многом я такая же, как другие.

Лилла смеется.

— Ну, лично я не сказала бы, что ты такая же, как другие. Шансы далеко не равны. Ну да, конечно, неприятности случаются у всех, такова жизнь. Но лишь у немногих хватает денег, чтобы с ними справиться, сама понимаешь. Хоть тебе, разумеется, и нелегко это признать, но я уверена, что богатым в трудные времена живется гораздо легче. Более того, я не сомневаюсь, что у богачей неприятности вообще случаются гораздо реже.

— Деньги не избавляют от смерти, — говорит Анна. Румянец пропал, и в голосе звучит ледяное спокойствие. Мне даже хочется зааплодировать.

Но Лиллу так просто не смутишь. Она качает головой.

— Прости за придирки, но я думаю, ты здесь ошибаешься. По-моему, от богатых даже смерть отступает. Причем нередко. Взять хотя бы частные клиники. Только представь, какую помощь получают в больницах платные пациенты… — она на мгновение замолкает. — Хотя, конечно, твоим родителям деньги не помогли. Богатому легче, если он заболевает, не говоря уже о том, что за деньги в первую очередь можно сделать так, чтобы вообще не заболеть. Потом хорошая еда. Образование. И прочие привилегии, которые дает богатство.

Даже не верится, какая она стерва. До сих пор я лишь пару раз видел подобное лицемерие и сознательную провокацию, но в обоих случаях Лилла с огромным чувством юмора давала отповедь людям, которые того заслуживали. Но сейчас ситуация другая. Она не права. Лилла не укрощает задиру, а задирается сама.

Я сердито встаю, с шумом отодвинув стул, и подхожу к Лилле.

— Автобус отходит через пять минут. И лучше тебе не опаздывать, потому что следующий только после обеда.

Я лгу и понимаю, что это очевидно, но мне плевать. Надоело терпеть Лиллу и ее нахальство. Я хочу, чтобы она убралась.

Лилла, кажется, собирается возразить, но напарывается на яростный взгляд. И он, видимо, достигает желаемого эффекта, потому что она моргает и на мгновение, слава Богу, как будто теряет уверенность. Она смотрит в кружку, делает последний глоток и наконец поднимается.

— Ладно. Я пойду. Спасибо за вечеринку, Анна, приятно было познакомиться.

И быстро шагает по коридору к двери, не дожидаясь ответа.

Я иду следом. Когда мы оказываемся на крыльце, я спрашиваю:

— В чем дело? Что за хамство?

Лилла медлит и смотрит в пол, прежде чем встретиться со мной взглядом.

— Не знаю. Просто она меня бесит.

Она качает головой.

— Держись от нее подальше, Тим. Она тебе не подходит.

— А ты откуда знаешь?

— Я знаю тебя.

— Правда? — Я смеюсь. — Ну и что? Ты не имеешь никакого права грубить. Не имеешь права решать, кто мне подходит, а кто нет. Что бы, блин, ты ни имела в виду.

Лилла хмурится.

— Ну ладно… Ты прав. Наверное, я зря это сказала. Просто я не люблю людей такого типа.

— Людей такого типа? — недоверчиво переспрашиваю я. — Ты шутишь, что ли? Ты не поговорила с Анной и пяти минут. Вы даже не успели толком узнать друг друга.

— А больше и не нужно. Я могу в точности объяснить, что она собой представляет. Сразу видно, что она тряпка. Тебе действительно этого хочется, Тим? Ты искал избалованную девочку, которая даже не знает, что такое зарабатывать на жизнь? Она только даром небо коптит. Пустышка.

Я всегда знал, что Лилла резка, но тут она перешла границы. Какое право она имеет выносить такие жестокие суждения о том, с кем едва-едва познакомилась?

Я качаю головой.

— Ты злая, Лилла. И тебя ведь бесит не то, что Анна не работает. Ты просто нашла удобный предлог, простой и очевидный, за который можно уцепиться. Ты завидуешь, только и всего. Тебе самой хотелось бы жить так, как она. Ты жалеешь, что не похожа на Анну.

— О Боже. — Лилла явно в шоке. — Да я бы повесилась.

— Я прекрасно понимаю, почему ты злишься. — Я принимаюсь загибать пальцы. — Во-первых, Анна добрая. Во-вторых, красивая. В-третьих, богатая, а в-четвертых, она нравится мне. Проблема в том, что ты ощущаешь угрозу.

Я придвигаюсь ближе, чтобы Лилла ощутила полную меру моего гнева, подкрепленного событиями минувшего вечера и всем нашим злополучным романом. Подавляемая много месяцев досада наконец прорывается, и я изрядно торжествую, видя, как Лилла ежится.

— И, к твоему сведению, Лилла, — просто чтоб ты знала — Анне живется очень нелегко. На самом деле ей гораздо тяжелее, чем тебе, и, честное слово, я не понимаю, с чего ты взяла, что она избалована. Какое право ты имеешь ее судить? Судить кого бы то ни было, если уж на то пошло? Как насчет терпимости, а? И сострадания? Помнишь такие слова? Ты их часто произносишь! Или они применимы только к тем, кто похож на тебя?

Я даже не сознаю меру собственной ярости и силу своих слов, пока Лилла не отступает на шаг со слезами на глазах.