Убу - Борис Воробьев

В библиотеке зоопарка я нашел несколько интересных строк о капуцинах.

Эти южноамериканские обезьянки очень любимы индейцами и приручаются ими. Неволю не переносят только старики, а молодые так забывают о свободе, что превращаются в домочадцев. Иногда их растят со щенками — и тогда обезьянки ездят на собаках верхом, плачут в разлуке с ними и мужественно защищают их в собачьих битвах. При дурном обращении капуцины становятся притворами — кричат со страху, если их застают на месте воровства, и делают невинный вид, если их проказа не замечена. Они очень привязчивы. Профессор Нестурх, работавший в зоопарке, описывает, как однажды расстался с обезьянкой Фриком на три месяца. Когда же вернулся, Фрик с радостным криком бросился к решетке и протянул руки. Глаза Фрика были широко открыты и влажны, он весь дрожал от радости. Руками он обвил шею профессора и стал пожимать ее пальчиками.

Капуцины, конечно, собственники, как все животные, но все же отдают предметы своему хозяину, которого любят. По сообразительности они могут потягаться даже с шимпанзе, но, решая задачки, показывают свой характер: стараются подчинить себе человека и учатся только тому, что им важно: открывать коробки, обыскивать карманы, добывать плоды при помощи орудий и колоть орехи камнями.

Впрочем, раскалывать что-нибудь — это у них в крови. Микки при мне пробовал разбить твердую карамель «Дюшес» о железные прутья, а чересчур большую морковку методично бросал себе под ноги, надеясь, что она разлетится на кусочки помельче…

Вскоре пришло время открытия обезьянника.

Для Микки освободили большое жилье, перегнав кое-кого из обезьян в другие клетки.

Тревога, поднятая этими обезьянами, всполошила и Микки. Он метался, раскачивался за решеткой, стоя на одном месте и только перехватывая руками то вправо, то влево. Он вытянулся и казался очень худым и тонким. Теперь он напоминал мне чертика из андерсеновской музыкальной табакерки. Такой же худенький и с длинным хвостом. Только он не черен, а рыж — и нет на голове рожек.

Этот чертик сделался невнимательным ко мне и к Неги. Мои карманы все еще его занимали, но на меня он иногда посвистывал и скалился, словно принимая за кого-то другого. С Неги он тоже не играл. Она скучала. И все же Неги придумала, что сделать. Она прижалась затылком к прутьям перегородки и стала ждать, скашивая глаза вбок, скоро ли Микки схватит ее за шерстку.

Поза мартышонка была слишком заманчива, чтобы Микки заставил себя упрашивать.

Он крепко потрепал Неги, после чего она визжала, а он опять метался по клетке.

В этот же день белоплечий капуцин покинул соседку и стал единственным обитателем просторного железного домика о двух этажах.

Мне остается рассказать, как Микки не унывает на новом месте.

Почему-то в большой клетке он показался мне незнакомцем — крупным, подросшим. Сетка с большими ячеями позволяет ему просовывать всю руку до подмышек. И руки словно выросли.

Он взвинчен переселением и соседством бурых капуцинов, которые, вероятно, расстроили его, встретив коллективным визгом. Микки часто ощеривается, лает на меня, дергает все к себе, пробует царапнуть и явно старается укусить за палец. Вот так Микки! Какое непостоянство!

Он особенно нетерпим, если что-нибудь даешь ему в близком соседстве с бурыми. Оглядываясь на них, он авкает на тебя, торопит, злится, ревнует. Леденцы он всегда ест плохо, но, увидев, что я угощаю бурых и что они жадно тянут руки, а потом громко грызут сладкие камешки, Микки тоже стал хватать, грызть и смотреть в рот соседям.

Теперь он часто прыгает по клетке и реже подбегает ко мне. Им очень интересуется бурая капуциниха с бельмом на глазу. Она пробует заигрывать с Микки через решетку, иногда достает до него и бьет пальцами по носу, а он сидит, смотрит, поджимается, не отвечает и не уходит. Только с молоденькой дочкой этой капуцинихи он бывает мил, как с Неги. Дочка чуть мельче матери, бородатая ее мордочка поуже и посветлее. Микки протягивает руку, дочка поворачивается к нему спиной, и он чешет ее, щекочет.

И все же видно, что белоплечему капуцину теперь приятней играть с самим собой, чем с кем-либо. Простор его радует и возбуждает. Он обследует оба этажа клетки, качается на обруче, вынимает из какой-то дыры осколки цемента, ложится на отопительную трубу, прижимаясь к ней грудью и животом, драит камешками стены жилья, подскакивает к поёнке, в которую налит чай, и, разбрызгивая его, барабанит металлической чашей по железной подставке, пугая соседей звоном.

Этот звон долетает до Неги, которая осталась в старой клетке, и лилипутик, цепляясь за решетку, спрашивает кого-то, должно быть, саму себя:

— Уви-и?

И отвечает:

— Гы-ы…

К ней поселили Гвоздичку, и теперь они часто борются друг с другом. Неги потолще Гвоздички, но та злее. К тому же у Неги всегда дрожат лапки, как у старушки в черных, по плечи перчатках. Гвоздичка отнимает у нее конфеты, а меня встречает сердитым «Эр, крр!..» и пятится.

В один из будних дней я привожу сюда Ёлу, четырехлетнюю племянницу, и нахожу, что обезьянник открыт для всех, Неги с Гвоздичкой занавешены полотном по случаю гриппа, а мордочка Микки чуть видна за стеклом стены, окружающей с четырех сторон все клетки. Что теперь увидишь? Недаром Тамара Александровна, заведующая, говорила раньше: «Ваше счастье, что сейчас народу нету, можете смотреть свободно».

А Микки, увидев меня за стеклом, протягивает сквозь решетку руку с обломком печенья, словно говоря: «Подойди же! Видишь, я тебя угощаю!» И когда нам любезно разрешают пройти за перегородку, нас встречает прежняя добрая обезьянка. Значит, снова ему нужны люди? Он трогает Ёлу за пальцы. Тянется к моим карманам. Он берет у нас виноградину, сует ее в свой большой рот и, запрокинув голову, выжимает сок зубами. Я впервые вижу, как он ест виноград, это интересно, и я не замечаю, что у Ёлы в руке появляется резиновый барбосик — игрушка с пищалкой. Барбосика ей подарили недавно, и она с ним не расстается. Оранжевая игрушка издает внезапный писк, Микки отскакивает, оскаливается и лает, пригибаясь головой к лапам, как собачонка. Конечно, я отбираю страшную игрушку, кладу ее в карман плаща, но уже поздно: мир нарушен. Микки подскакивает и бьет меня ладошкой по карману. Ёлу он хватает за палец и пробует укусить. Даже сосед Микки — красноголовая мартышка Петух — и тот дотягивается до Ёлы черными лапами, тащит растерянную девочку к сетке, и мне приходится спасать ее от зубов Петуха.

Дальше следует много других сцен. Ёла, однако, еще не доросла до зоопарка. Она отворачивается и с интересом глядит на столпившихся за стеклом, смеющихся ребятишек. Разве не занятно разглядывать оживленные ребячьи лица?