Сладкая месть - Барбара Картленд

Джин пришла в полную растерянность от этой неожиданной атаки, но Толли только весело рассмеялся:

— Это все Джеральд постарался. Он у нас настоящий профи.

Джин промолчала. По возвращении в Лондон ее обуяли прежние страхи. А потому она даже обрадовалась, увидев в баре гостиницы Джеральда. Тот спешил к ним с ворохом газет под мышкой.

— Вы уже видели утренние газеты? — был его первый вопрос.

— Когда? — ответил вопросом на вопрос Толли. — Мы выехали из дому еще до того, как принесли почту.

— Вот полюбуйтесь! Ей-богу, вы можете мною гордиться! — самодовольно воскликнул Джеральд, устраиваясь на диванчике рядом с Джин. — Кстати, ты заказал мне коктейль?

Толли молча кивнул и развернул «Дейли экспресс». «Дейли мейл» он передал Джин. Быстро пробежав заголовки на первой полосе, он тихо присвистнул:

— Вот это да! Теперь я понимаю, отчего Мелия пришла в такое неистовство.

— Ты еще не видел вечерних газет. Там сюрпризы будут еще похлеще. «Ивнинг стандарт» открытым текстом пишет, что все ждали, что ты объявишь о помолвке с одной известной светской красавицей.

Толли откинулся назад и расхохотался.

— А мне жаль ее, — проронила Джин.

Мужчины уставились на нее с откровенным удивлением.

— Почему? — спросил Толли.

— Она — всего лишь девушка, а вы ведете себя так, будто перед вами заклятый враг, которого нужно уничтожить любой ценой.

Лицо Толли сделалось серьезным.

— Послушай, Джин! — начал он, слегка поморщившись от досады. — Напрасно ты жалеешь Мелию. Уж если кто и умеет держать удар, сохраняя хладнокровие в любой ситуации, так это Мелия Мелчестер.

— А мне казалось, что вы… что ты любишь ее, — ответила она серьезным тоном.

Толли в замешательстве умолк.

— Я люблю ее, — проговорил он через какое-то время. — Но это вовсе не значит, что я не вижу ее недостатков. Мелия расчетлива и хитра. Она просчитала все на много ходов вперед.

Что ж, пришлось ответить ей тем же. А сейчас посмотрим, чья возьмет. Такова наша диспозиция, причем заметь, это лишь начало кампании. А потому нечего малодушничать и жалеть противника.

— Конечно, — согласилась с ним Джин, хотя и не очень уверенно.

После ланча Толли и Джеральд отвели Джин к Сорелю и настоятельно попросили модельера не затягивать примерку, так как их уже ждут фотографы.

Мадам Мари принесла ей на выбор несколько моделей. По ее кислой физиономии было ясно, что наряды предназначались для других заказчиков. Но вот окончательный выбор платья для предстоящей фотосессии был сделан. Джин с коробкой, в которую было упаковано эксклюзивное платье под названием «Цветущий миндаль», в котором ей предстояло появиться на страницах светской хроники, поспешно покинула дом мод и направилась к машине. Толли и Джеральд ее уже заждались.

— Мадам Мари страшно разнервничалась из-за этого платья, — сообщила Джин Толли, усаживаясь в машину рядом с ним.

— И на здоровье! — отрезал он. — Пусть себе злится, если ей так хочется! Ты сейчас важнее всех этих принцесс и герцогинь, вокруг которых день и ночь хлопочет Мишель, пытаясь сотворить из них неповторимых красавиц.

— И это ему вполне удается! — воскликнула Джин явно под впечатлением от увиденного. — Его платья просто великолепны! Даже откровенная уродина смотрится в них красавицей. Я же, когда примеряла все эти наряды, чувствовала себя Золушкой на балу.

— Что ж, тогда нам самое время ехать на бал! — воскликнул Толли, останавливая машину возле одного из самых роскошных зданий на Берклисквер. На фасаде дома еще сохранились старинные держатели из кованого железа, в которые когда-то давно факельщики вставляли горящие факелы, освещавшие темные лондонские улицы в ночное время.

Толли громко постучал массивным дверным кольцом из потемневшего от времени серебра. Дверь немедленно распахнулась, и на пороге возник совсем уже седой старик:

— Добрый день, милорд.

— А вот и мы, Джонсон! — сказал Толли и, коротко представив Джин еще одному хранителю фамильных сокровищ, повел девушку наверх, где в большой зале с высокими потолками их уже дожидалась целая толпа фотографов. Зала поражала своим великолепием, но несколько затхлая атмосфера и слой пыли на всем свидетельствовали о том, что в доме уже давно никто не живет. Косвенным тому подтверждением был и ворох серых от пыли чехлов, которыми, судя по всему, закрывали мебель. А сейчас их поспешно сняли, готовясь к предстоящей фотосессии. Стены в гостиной были оклеены расписными китайскими обоями, на которых среди экзотических цветов порхали сказочные птицы.

Возле стен на подставках из слоновой кости стояли огромные вазы из тончайшего китайского фарфора. Огромные зеркала в позолоченных рамах многократно отражали вещи и людей, находившихся в зале. «Какие сказочные декорации!» — подумала Джин. Вот только фотографы, суетящиеся с установкой света и фотокамер, совсем не вписывались в столь изысканный интерьер.

— Там, дальше по коридору, есть еще одна комната, где ты можешь переодеться, — сказал Толли и сам отвел ее в большую комнату, стены в которой были обиты поблекшим от времени розовым дамаском. Посреди комнаты возвышалась роскошная позолоченная кровать под балдахином в розовато-сиреневых тонах.

— Какая прелестная комната! — невольно восхитилась Джин.

— Это комната моей матери, — ответил Толли. — Но в последнее время она здесь не бывает, поэтому тут так холодно и вид у комнаты нежилой.

Толли оставил Джин одну, и она стала переодеваться, одновременно продолжая с любопытством разглядывать комнату. Несмотря на то что миссис Мелтон, по словам ее сына, перестала бывать в старинном особняке на Беркли-сквер, все в ее комнате было готово к появлению хозяйки. Черепаховые гребни и расчески в строгом порядке разложены у зеркала на туалетном столике; на прикроватной тумбочке лежала стопка книг и рядом миниатюра в рамке — портрет Толли. На каминной полке стояла сигаретница из белого оникса с сигаретами, изящные настольные часы в оправе из старинного дрезденского фарфора неспешно отмеряли свой ход.

— Красивая комната! — уже вслух повторила Джин. Но что-то в атмосфере самой комнаты показалось ей необычным. Легкая грусть и даже печаль витала под потолком. Неужели опять ее фантазии? Но в этот момент взгляд Джин упал на фотографию в серебряной рамочке, стоявшую по другую сторону кровати. Джин подошла ближе, чтобы получше разглядеть снимок.

На любительском, явно увеличенном фото был запечатлен симпатичный темноволосый мужчина с темными усами. У него была очень необычная внешность, которая сразу же притягивала к себе. Мужчина, судя по всему, был заснят в тот момент, когда он приготовился что-то сказать или уже даже начал говорить. В уголке бисерным почерком было написано: «Моей дорогой жене от Стивена».