Пограничное состояние (сборник) - Павел Мартынов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но вместо этого нужно протомиться ожиданием гостей, пустопорожними разговорами и бесцельным за ними курением на голодный, заметьте, желудок. Соблюсти протокол, организовать церемониал, сделать и держать попеременно то умное, то располагающе-простовато-добродушное лицо. К месту изрекать: «Э-ммм, это вы, батенька… да-с… Сударыня, позвольте?.. А вот, кстати, чудненькие канапешечки… О! Вот этот вот соус, он, экскюз ми, просто восхитителен, право…» И тосты. Конечно, мы, как грузины, умеющие жить торжественно, не можем без тостов. И пусть у нас в крови этого нет. Ну, не заложено от природы в отличие от детей солнечных гор. Но мы обязаны, мы должны, мы не можем иначе. И вот уже твоя очередь, с трудом отдирая потные ягодицы от жалобно стенающего и угрожающе скрипящего стула, вставать, умудрившись не опрокинуть весь этот дивный в сказочном убранстве стол, стучать вилочкой по фужеру, призывая аудиторию к вниманию, и произносить эти неуклюжие нагромождения шаблонных и затасканных фраз. А потом…
«Броситься акульим желудком на уже почти остывшую эту красоту. Зачавкать, захрумкать, замусолить косточки, загрызть эту сочную, шипящую мякоть, запивая все немыслимыми глотками божественного веселящего нектара…»
И с каждым тостом руки тостующих все длиннее, тосты «вдумчивей, стройнее и внятней», до полного слияния их с окружающим шумовым тоном. А потом песни! О, эти русские, тягучие, ухающие, охающие, раздольные и протяжные, жалостливые и задорные песни! О, эти арии и а капеллы а-ля «Трепещи, сосед! Твоя очередь завтра…». Феерия!
А потом…
…Тяжело отдуваясь и поминутно отрыгивая, откинуться в изнеможении на спинку стула, хлопнуть подтяжками и, выловив липкими пальцами девственную зубочистку, залезть ею, как птичка тари, в натруженную пасть и выдавить уже почти в полусне: «Н-да… Сиеста, однако…» А после солидно щелкнуть крышкой фамильного брегета, опустить его в специальный кармашек бархатной жилетки, ослабить узел галстучка, нащупать под столом фетровые гамаши и выкатиться с газеткой в руках на террасу для вкусного и смачного перекура.
И подумать: «Черт бы побрал все эти приличия, каноны и догмы! Это ж надо — лещи, иссочась, пересохли, мясо остыло, вино перегрелось… Тосты эти опять же… А пою я сам по-трезвому много лучше…»
ЗАПИСКИ БЫВШЕГО МАРГИНАЛА
Генашка
Гляжу я вот на Генашку и не нарадуюсь: 85 мужику, а все Генашка, да каждую зорьку — марш-марш то в лес, то на реку. Жерлички проверил — пяток щучек хозяйке есть. И все бегом, все бегом.
Генашка первую свою бабу после войны сразу схоронил. Места дикие, края голодные — без бабы совсем никак. Вот и сошлись они с Веркой. У той первый мужик на лесоповале с.37-го так и сгинул, а на деревне ее жуткий, сварливый характер никому больше не глянулся. Ну, а Генашка ничего, сдюжил. И то, танкист ведь, в 45-м на своей тридцатьчетверке по Берлину проехал, на рейхстаге расписался — и домой, в деревню. Такому дура-баба — ничто, все ж не в упор фаустпатрон — жить можно, и ладно. Главное, что хозяйка справная.
Как-то по осени картошку мы копали с родителями. Генашка с Веркой, соседи наши, тоже кверху жо… на своем участке спозаранку торчат.
Ну и вот, копаем, стало быть. Верка с самого утра пилит Генашку, поедом ест — «усугубил» мужик вечор. Делов-то на пол-литра. Так поди ж ты, она его и так и эдак, да громко, зараза, — на всю деревню слыхать! Ты-ты-ты-ты-ты, та-та-та-та-та! Да с матерком, да с подвизгиваниями. И без перерыва ведь, как на танцполе, добрых два часа, чтоб я сдох, ежели вру. Кино и цирк всей деревне бесплатный.
Но вот глядим — упарилась Верка, выдохлась, пошла водички попить. А Генашка, тот знай себе копает. Молча так копает. Ну и все вокруг копают.
Полчаса еще прошло. Верка уже улыбается. Дело к обеду, а огородный участок картошки к краю. Суббота опять же. Значит, баня, то-се… Хорошо!
И вдруг…
Бросает Генашка лопату:
— Да пошла ты на…!!!
Верка челюсть потеряла и — в грядку брык, села и сидит, качается.
А Генка полдня дрова в старую свою избу, родительскую, перетаскивал. Матерился.
— Ой-е, но надо же ж! Вот же ведь жмея подколодная! Ой, дети мои, жмея…
Вечером, пьяненький, он пришел к нам на двор, матушку мою «пытать»:
— Ивановна, что там, как там моя-то? Все ругается? Молчит?! Ну-ну…
А утром на следующий день (я рано встал, на рыбалку) гляжу — батюшки-светы, Генашка дрова обратно на тележке перевозит.
Ввечеру уже «молодые» наши оба, как голубки, на завалинке сидели, обнимаючись, зятя с невесткой да внуками встречали — в общем, идиллия да любовь-морковь! Одно слово — загляденье!
На рыбалку
В пятницу выехали на рыбалку. Путь неблизкий — 330 верст с гаком, два локтя по карте да полдня на оленях.
Первый раз взял с собой «мелкого». Едем — мы с другом впереди, друг за штурмана, — пробуем новый маршрут. Ребенок на заднем сиденье, как кукла в люльке: одеялко, подушечка, для страховки ремнем безопасности пристегнут. Казалось бы, спи себе. Ан нет — ни в одном глазу и куча вопросов.
— Пап, а куда мы едем?
— На рыбалку, сынок, на Оку, за город Рязань.
— А где мы там будем жить?
— В «бочке».
— ??? А «бочка» — это что?
— Это такой круглый, как банка на боку, домик.
— А это далеко?
— Да. Очень далеко, сынок.
Проходит десять минут.
— Пап, а мы еще далеко?
— Далеко, спи.
Дорога ложится под колеса, сжирая километры пути и литры бензина. Темнеет по-осеннему быстро. Мы уже на трассе в сторону Каширы. До места километров 250.
— Пап, мы уже близко?
— Нет, сынок, пока еще далеко.
Друг не удивляется — сам отец двоих сыновей.
— Мой старший — копия твоего. Изведет вопросами кого угодно. В мамку пошел, мерзавец.
У «мелкого» ушки на макушке. Тут же реакция:
— Пап, а мы уже скоро?
— Да нет, сынок, еще не скоро. Мы еще достаточно далеко.
Киндер замолкает, долго ворочается, пытаясь уснуть. Никак! В окне только мелькание огней — уже совсем стемнело. Осенью и у нас, как на юге, ночь падает колпаком, укрывая ландшафты. И только звезды над головой.
«Бессонницей ветка стучится в окне…Не спится.Не спится…Не спиться бы мне…»
— Пап, долго еще?
— Сынок, давай договоримся — когда мы будем близко, я тебе сразу сам скажу, а если ты заснешь — разбужу, и ты сможешь посмотреть, как мы по лесу поедем, хорошо?
— Хорошо… А мы уже далеко от леса?
— Сережа, мы договорились?
— Да.
Минут через двадцать нашу мирную с другом беседу снова прерывает детский наивный вопрос:
— Па-ап?!
— Ну что опять?!
— А вот скажи, мы сейчас дальше от дома или от «бочки»?
Друг тихо умирает от смеха.
— Спи, сынок. Мы уже дальше от дома.
— Я так и думал, — доносится до нас шепот уже засыпающего дитяти.
Теоретик комнатный
На рыбалке Серега выучил много новых слов. Уж больно веселая компания не вполне трезвых мужчин там подобралась. Егерь Костя (26 лет, зрение — минус 6) к нашему приезду был уже «на сносях». Увидев «мелкого», страшно удивился, сказал всем: «Не материться, бляха-муха! Тут маленький ребенок». После этого практически без паузы повалился со скамейки строго по курсу назад, на спину, и через секунду уже храпел.
Сережка, если и был в шоке, виду, как «настоящий мужик», не подал, а просто спросил:
— Пап, а что это с ним?
— Это дядя Костя, сынок. Он тут егерь, и у него очень много работы, х-м… Вот он и устал. Сейчас поспит немного, отдохнет и снова пойдет в лес, в заповедник. Зверюшек подкармливать, браконьеров ловить.
На «ловить браконьеров» «мелкий» подозрительно сощурился, хмыкнул, но ничего не сказал.
А наутро первым делом нашел Костю, внимательно на него посмотрел и спросил:
— У вас дети есть?
Костя немного опешил от такого вопроса, задумался, фокусируя зрение и восстанавливая равновесие во всех смыслах:
— Не… Нету.
— Тогда я буду ваш двоюродный деть.
Пока мы были на рыбалке, «трудовые будни» заповедника раскручивались вместе с движением солнца — неумолимо. По возвращении нас ждало продолжение банкета уже со следующей, подъехавшей после нас группой товарищей. Филологические познания ребенка возрастали с ужасающей скоростью, а мои скромные потуги приостановить бурлящий поток «чисто русского языка» только усиливали эффект.
— Т-ссс, мужики! — И глазами — на чуткие ушки на макушке вроде бы скучающего мальчика. — Имейте совесть.
— Прости, все. Больше — ни-ни! О чем я? Ага. Ну вот, и этот п… Так, Серега, ты ничего не слышал?
— Угу.
— Вот. Это правильно. И эта с… бл…
Короче, когда мы вернулись домой, малый, я так думаю, успел пару дней за манной кашей в детском саду поделиться с друзьями «новым багажом знаний». А потом заболел, и единственным слушателем у него осталась мама. После недолгого общения мама сказала: