Пятерняшки для фитоняшки (СИ) - Литвин Светла

Нерациональный и необъяснимый логично беременный бзик. Заранее нельзя. Услышала как-то возле кабинета забора крови разговор двух беременных подруг и вот. Запомнила, развила до паранойи.

— Конечно. Столько всего нужно подготовить, когда дети родятся будет уже не до этого. — парировал Макс, так и замерев под дверным проёмом.

Такой красивый даже в больничном халате. Больше никаких толстовок с джинсами и спортивок с мастерками. Всегда как на нашей свадьбе в классике, только без бабочки и рубашки в основном серые. Деловая колбаса! И в результате похож хоть немного на отца.

— Просто заранее плохая примета. — произнесла неловко, почти шёпотом.

Я знала, что Максим скажет на это, но в кустах тоже такой бзик не утаить.

— Ладно. — он развёл руки и тут же вернул их обратно, сложив ладони, — Клятвенно тебе обещаю, что все работы и подготовка дома к заезду не будут иметь отношения к детям. Ни детской, ни кроваток, ни чего. Всё подготовим, когда родим. — от его «мы» всегда на душе становилось теплей и я на секунду зажмурилась, отдавшись моменту.

— Хорошо, я выберу. А чего ты в дверях стоишь? — поинтересовалась с подозрением, обычно Максим сразу занимал кресло, ставя его у кровати.

— Мне надо бежать родная. — он всё же подошёл к кровати и поцеловал нежно в губы, затем в лоб.

— Завтра приедешь? У меня мятные леденцы закончились. — спецсредство, побеждающее мою вечную изжогу.

— Завтра не смогу, надо уехать по делам фирмы на сутки. В Иркутскую область. Сейчас самолёт через три часа, ночь там переночую, днём встреча, вечером обратный самолёт. Следующей ночью только в городе буду. — по всему виду Максима, его усталому лицу я понимала, что он невероятно устал.

И никакие гормоны за пятерых не смогли бы меня вынудить колупать ему мозги, хотя очень хотелось.

— Жаль. Ладно, я маме напишу, она привезёт. Знаешь, я ей, пожалуй, скажу, что двойня, она не верит, что с таким животом можно быть беременной одним ребёнком.

— Я бы уже не таился. Расскажи, что их пятеро, три мужика и две царицы. — с улыбкой Максим притянул мою руку к губам и поцеловал саму ладонь, зажав затем пальцы в кулак, велел; — Храни мой поцелуй пока я не вернусь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— А когда вернёшься? — наши подобные штучки прогрессировали пока мы вынуждены были находиться порознь, такие вот поцелуйчики на хранение, ворох милых записок, приятные мелочи, это всё заполняло те промежутки времени, когда мы были не вместе.

— Попрошу вернуть. — ответил Максим с такой же улыбкой, милой и родной.

**************

После УЗИ на двадцать четвёртой неделе я ходила на контроль еженедельно. На одном из таких контролей узнала, что четвёртый малыш тоже мальчик. Пятый так и спрятался среди братьев и поэтому в планах врачей было дотянуть нашу беременность хотя бы до двадцать восьмой недели. Ежедневное наблюдение, консилиумы врачей. Двадцать восьмая неделя миновала, а я всё хожу. Врачи, желавшие порезать меня всё это время, сразу же после двадцать восьмой недели резко сменили настрой, им нравились мои анализы и было принято решение ждать.

На тридцать первой неделе всё у малышей было хорошо, а вот у меня всё было плохо. Я не могла есть, спать, мятные леденцы не помогали спастись от изжоги, и сам живот ходил ходуном иногда до такой степени, что я переживала не порвётся ли?

И вот, очередной консилиум на котором врачей было больше обычного, главным центром внимания для меня стал Егор Семёнович. Тот самый доктор, который должен был меня оперировать. Добрый и ласковый мужчина очень был похож на Максима лет в сорок пять. Я решила для себя что это сходство добрый знак. Всё будет хорошо.

И так, восемь утра, тридцать две недели и день икс настал. Максим приехал ещё ночью, спал в кресле пока я лежала на кровати без сна. Честно, я хотела скорей родить, потому что уже мучилась и свято верила, что малышам уже не очень хорошо во мне. Тесно, ни сна, ни отдыха. Надо рожать!

Я едва ползала по палате, собирая остатки своих вещей. Специально не всё собрала, чтобы было чем занять себя перед самым важным моментом в моей жизни.

— Утро доброе. — к нам заглянул Егор Семёнович, — Ну что красавица, как самочувствие? Как настрой? — с добродушной улыбкой поинтересовался, а заодно и Макса разбудил.

Выглядел супруг не очень, словно сам разродился пятернёй накануне.

— Доброе утро! Всё хорошо! Настрой боевой! — радостно отчеканила я.

— Здравствуйте. Уже пора? — спросил всё ещё сонный Максим, растирая лицо.

— Карета подана, ждёт за дверью. Леночка вас доставит, а мне ещё нужно подготовиться. Всё будет хорошо! — Егор Семёнович слегка меня приобнял и эта присказка в духе Максима словно бальзам для тревожного сердца.

— Всё будет хорошо. — подтвердила и верила, что иначе быть не может.

— Ну вот и славно, все бы такие боевые были, как вы Танечка. — на этой ободряющей ноте врач вышел, я засуетилась, убирая последнюю оставшуюся стопку журналов в пакет.

Максим стоял посреди палаты в каком-то замершем состоянии. Руки в брюки и немигающий взгляд в одну точку.

— Максим… — позвала его и он не сразу перевёл свой взгляд на меня.

Взгляд-то перевёл, а вот смотрел сквозь меня, словно с трудом пробиваясь в реальность. Секунды такого его состояния дались мне с трудом, но он всё же ожил.

— Да Синичка моя, ты что-то спросила? — теперь он смотрел на меня уставшими глазами и в них было кое-что ещё.

Я не хотела вникать в такой момент и разбираться что, но потом после родов пойму и осознаю.

— Пакеты забирай, я пошла сдаваться. — заявила максимально радостно, — Поцелуешь меня? — завела руки за спину, и вытянула губы, чтоб мужу было удобней дотянуться до меня.

— Может, я всё же с тобой? Мне так будет спокойней. — попытка Максима пойти со мной на роды в очередной раз потерпела неудачу.

— А мне будет спокойней, если ты будешь за пределами операционной. Ты целовать меня будешь? Или я пошла сдаваться без поцелуя. — закапризничала напоследок, ведь и так не пользовалась почти своим беременным положением, бесконечно жалея уставшего как вол мужа.

— Ну и вредная же ты Синичкина! — когда злится, всегда меняет мне фамилию из Бойко в Синичкину. Буду! — Максим шагнул ко мне и поцеловал, нежно поглаживая двумя ладонями огромный живот.

С той стороны на эти поглаживания активно отвечали мальчишки. Да они всегда, с самой шестнадцатой недели шевелились. Первые толчки вызывали эйфорию и восторг, наполняя ощущением чуда, но потом становилось всё тяжелей. Были моменты, когда я старалась не шевелиться, чтоб никто не толкал мне свои крошечные конечности под рёбра.

— Эй! Мужики! Скоро встретимся! — приглушённо закричал Максим, спустившись к громадному животу, а с той стороны нас поторопили.

Муж проводил меня до дверей в операционный блок, дальше его не пустили. Сдав мне на хранение свой очередной поцелуйчик обещал оставаться в центре пока я не отойду от наркоза, чтоб забрать его обратно.

В операционной было холодно, я поёжилась, как только меня завезли туда на каталке. Первое что поразило, так это количество персонала и аппаратуры. Белое, хорошо освещённое помещение было синего цвета от врачебных костюмов и среди них особенно ярко выделялся врач-анестезиолог. На нём была рубашка и брюки бордового цвета, и он был очень весёлый, забирал всё внимание на себя. Это всё, что я запомнила о своих родах. Наркоз стёр момент подготовки и часть событий, происходящих до того, как я провалилась в темноту.

Точно помню, как просыпалась несколько раз, но снова проваливалась в сон, не вникая в обрывки непонятно кем сказанных фраз. Спалось так сладко и хорошо, что вовсе не хотелось просыпаться, но меня заставил Максим.

— Танечка, родная моя, просыпайся. Поспала и хватит, пора детьми заниматься. — бормоча, он с нажимом поглаживал мне переносицу.