Записки Планшетной крысы - Кочергин Эдуард

Когда хоронили Бориса Ивановича на Новодевичьем кладбище, кто — то из присутствующих сказал:

— Мизансцена, увиденная первоначально в спектакле, повторяется наяву.

Над могилой Равенских из стен кладбищенской ограды вырастали голые чёрные ветки деревьев, точно так же, как в декорации «Возвращения на круги своя». Прямо какая — то мистика.

P. S. Я написал о Борисе Равенских в «Записках Планшетной крысы», так как он, колыхатель «планшетных основ», при кажущемся совдепийстве был настоящим художником, не работавшим на систему, а служившим истине и искусству. Упрекать его в делании спектаклей на государство — чистоплюйство и грех. А Завадский, Эфрос, Товстоногов, Охлопков, наконец сам Мейерхольд, что — работали под диван, а не на государство? В те времена все работали на государство. Нонконформизм мог быть в живописи. Выставки можно делать и по квартирам, а спектакли — попробуйте!

Всё гораздо проще — есть вещи подлинные, левые, есть вещи настоящие, правые, а есть не подлинные и не настоящие, ни те ни другие.

Такие спектакли, как «Власть тьмы», «Возвращение на круги своя», — часть русской культуры, а левые они или правые — какая разница перед жизнью и смертью.

О. И. Борисов (Он) и Н. В. Акимова (Она) в спектакле «Кроткая». 1981. Фотография Б. Н. Стукалова.

ИЗ ИНЫХ ИЗМЕРЕНИЙ

Он огромлял собой то пространство, куда приходил, — Киев, БДТ, МХТ.

Н. Тенякова

Я не театровед и не моё дело разбирать и описывать победы великого артиста. Я рад уже тому, что мне довелось с ним служить в одном театре много лет. Для меня он умный, толковый, то есть обладающий высочайшей мерой и природным вкусом профессионал, смекающий «капризы» других ремёсел. За ним не значилось никакого эгоизма, никакой самовлюблённости — часто встречающихся качеств в актёрской среде. Он всегда внимательно вникал в наши художнические проблемы и шёл навстречу, даже порой чем — то рискуя. Он был свободен от глупостей своей меркантильной профессии — вообще был свободен. Не выступал на собраниях театра, не был членом каких — то «кучек — могучек», не ходил на людные демократические тусовки. Никогда никого, слава богу, не учил правильной жизни, как делали важные театральные персоны, отмеченные Совдепией. Не состоял в комитетах — партиях, ненавидел стукачей — «полотёров». Это — то в нём меня и подкупало. Оттого пишу — делюсь с вами. Да ещё скажу малость о нём, Борисове — владея терпением и волей, награждённый Богом колоссальной интуицией, тончайшим нервическим аппаратом, пройдя школу МХАТа, он стал в нашей географии фантастическим актёром, рыцарем, дворянином, аристократом этого древнего ремесла.

«Генрих IV»

Повстречался я с ним в 1967 году в БДТ, куда приглашён был Товстоноговым делать костюмы к «Генриху IV» Шекспира. Олег Иванович репетировал принца Гарри, будущего Генриха V. Отщепенца королевской крови, беспутного гуляку и собутыльника Джона Фальстафа и его челяди, однако знавшего себе и им цену. Когда в воздухе запахло короной, он всем показал зубы своего геральдического льва.

Костюмы, предложенные мною театру, по тем временам были довольно авангардные и у большинства актёров поначалу вызвали неприятие. Олега Ивановича этот протест коллег никак не коснулся. Он с ходу пошёл на эксперимент и стал со мной выстраивать свой внешний образ. Все детали его трёх костюмов благодаря этому были готовы первыми. Они послужили убедительным примером для других, более именитых исполнителей в необходимости именно такого решения, утверждённого, кстати, Товстоноговым. Олег Иванович, нисколько не уничижаясь, выступил в роли пробного образца, и благодаря ему мы выиграли решение костюмов без какого — либо вмешательства шефа. Для меня костюмы к «Генриху IV» — первая работа в БДТ, после которой Товстоногов предложил перейти к нему в штат. Олег Борисов, поверивший в художника, с его природным вкусом и смелостью, помог мне в этом.

Борисов репетировал Генриха с замечательной жадностью к работе. Все режиссёрские предложения и идеи он талантливо и с достоинством переводил на

О. И. Борисов (Принц Генрих) в спектакле «Король Генрих IV». 1969. Фотография В. Габая.

своё актёрское «я». Свобода настоящего художника позволила ему сотворить образ Генриха IV озорно — блистательным, даже хулиганским, и вместе с тем точным по философии и структуре постановки. Успех спектакля был громадным. Борисов вошёл в обойму лучших артистов БДТ и стал известным.

На гастролях в Москве шекспировская хроника также имела оглушительный успех. После спектакля за кулисы театра приходило множество знатных московских театральных бонз с поздравлениями Товстоногову и Борисову. Среди великих находился и замечательный сотрясатель московских театральных устоев Борис Иванович Равенских. Буйный режиссёр упал на колени перед Олегом Ивановичем.

Роль Генриха в БДТ — первая большая работа и первая огромная победа Борисова. После премьеры спектакля в труппе театра пожимали плечами: откуда такой артист нашёлся, где он раньше был? Выпустили джинна на свою голову.

«Дачники»

Спектаклем, где мы снова встретились с Олегом Ивановичем, были «Дачники» Максима Горького. В этой тяжёлой для меня, но в результате очень красивой постановке он играл роль Суслова — героя — циника, философа — обывателя, издевавшегося над всяческой общественной — политической деятельностью, требовавшего в противовес всей этой фигне — мигне: «Дайте нам просто хорошо поесть, хорошо отдохнуть… и вообще, оставьте нас в покое — к чему нам ваши идеи». Очень современные слова произносил герой Олега Борисова, предчувствуя нутром весь ужас распада и будущих революций.

Борисов играл Суслова в моей импрессионистической декорации неожиданно элегантно, был красив, пластичен — эдакий обыватель, за личиной которого скрывается, наряду с дальновидностью, предельное нервное неприятие либеральной болтовни.

Дуэт Олега Борисова — Суслова и Натальи Теняковой, несомненно, был одной из актёрских удач этого необычного спектакля.

«Тихий Дон»

Ощущение стремительной схватки в столкновении эпох и страстей вместе с естественным течением жизни.

О. Борисов

Третьим нашим общим спектаклем был «Тихий Дон» по Шолохову в БДТ. Пьеса создавалась внутри театра — Георгием Товстоноговым и Диной Шварц. Всё сочинялось по ходу репетиций, проверялось на выгородке в макетной театра или прямо на сцене — труднейшая, но живая работа. Выстраивался сценический эпос для солиста и хора, отсюда и отзвуки античной трагедии. «Казачий Гамлет» Олега Борисова, грандиозно сыгранный, как ни странно, был близок героям Достоевского. «Я видел в своём герое не только трагическую оторванность личности и мучительный поиск правды. Я хотел

К. Ю. Лавров (Петр Мелехов) и О. И. Борисов (Григорий Мелехов) в спектакле «Тихий Дон». 1977. Фотография Б. Н. Стукалова.

показать Григория человеком мыслящим, отнюдь не безоговорочно, бездумно принимающим новый уклад жизни», — говорил Олег Борисов.

Спектакль «Тихий Дон» строился по киношному принципу. В происходящее действие буквально врывались наплывы — воспоминания из прошлого. Фрагментарный характер воспоминаний в контрасте с массовыми картинами соединял главный герой — Григорий Мелехов. Воспоминания детства вклинивались в сцены боя, любовные встречи Григория и Аксиньи — с казачьим сходом и так далее. Олегу Борисову пришлось решать тяжелейшие актёрские задачи. Ещё, кроме всего, ему приходилось мгновенно перестраиваться — из лирического состояния переходить в трагедийное, буквально с переменой света, на глазах у зрителя. Думаю, что помог ему в этом опыт работы в кино. Физическая нагрузка — неимоверная. Он более трёх часов не уходил со сцены.