Свидетель смерти - Робертс Нора

– Сэр, я не думал, что вы сами придете. – Внутри у Ральфа все трепетало. Как же, ведь он разговаривает с самим легендарным Рорком! – Инструкции требуют немедленно сообщать, если что-то не в порядке. Поэто­му, когда я увидел, что дверь на сцену не заперта, я по­нял, что должен тут же сообщить об этом начальству.

– Правильно. Ты входил внутрь?

– Ну, я… – Ральфу не хотелось признаваться, что разыгравшееся воображение не позволило ему отойти от двери больше чем на два шага. – Я сначала хотел войти туда, сэр, но потом увидел, что внутри почему-то горит свет. А этого не должно было быть. И подумал, что лучше остаться снаружи и караулить дверь.

– Правильно рассудил. – Рорк подошел к двери, осмотрел замки, взглянул на камеру наблюдения, укреп­ленную сверху. Лампочка на ней не горела, указывая, что камера выключена. – Ну что ж, Ральф, давай зай­дем внутрь и посмотрим, что там такое.

Ральф шумно сглотнул и энергично мотнул голо­вой:

– Конечно, сэр! – Затем, следуя за Рорком, он бо­язливо переступил порог. – А знаете, сэр, говорят, что убийцы всегда возвращаются на место преступления…

– Правда? – негромко откликнулся Рорк, огляды­ваясь вокруг. – Со временем ты узнаешь, Ральф, что такая вещь, как «всегда», случается в жизни очень ред­ко. Но на сей раз вполне может случиться так, что они и впрямь здесь, так что будь внимателен.

Сразу за дверью царил сумрак, но впереди мерцал смутный свет, вырывая из тьмы ступеньки лестницы, уходившей куда-то вниз. Рорк сунул руку в карман. Там лежал маленький шокер, запрещенный, кстати, для ис­пользования гражданскими лицами. Рорк положил его в карман, когда ему сообщили о том, что в театр, воз­можно, проникли взломщики.

Он двинулся по направлению к мерцающему впере­ди свету. В ноздри проник дух поспевающего домашне­го пива и еще один приглушенный запах, который Рорк безошибочно узнал. Так пахнет смерть.

– Да, боюсь, на сей раз ты не ошибся, Ральф, – пробормотал он и завернул за угол.

– О, черт! Ой, мамочки! – Голос Ральфа срывался, округлившиеся от ужаса глаза, не отрываясь, смотрели на фигуру, которая висела на веревке, уронив голову на грудь.

– Если тебе хочется блевать, в этом нет ничего стыд­ного. Но, пожалуйста, найди для этого другое место.

– А?

Рорк обернулся. Лицо мальчишки было белее по­лотна, глаза остекленели. Пожалев парня, Рорк поло­жил руку ему на плечо, надавил и заставил сесть на пол.

– Опусти голову и глубоко дыши. Это единствен­ный способ оклематься. Все будет нормально, сынок.

Оставив мальчика, Рорк подошел к повешенному.

– Бедный глупый ублюдок, – подумал он вслух и, вытащив из кармана сотовый телефон, набрал номер жены.

– Даллас, – ответила она. – Это ты, Рорк? Я сей­час не могу с тобой говорить, у меня дел по горло.

– Кстати, о горле… Я сейчас как раз смотрю на од­ного типа, которого за это самое место подвесили. Ко­роче, лейтенант, тебе придется приехать в театр. Вой­дешь через служебный вход – и сразу спускайся на нижний уровень. Я тут нашел для тебя еще один труп.

За смертью неизбежно следует рутинная работа, да­же если труп обнаружил муж опытного нью-йоркского детектива.

– Ты можешь его опознать? – спросила Ева у мужа.

– Квим. Лайнус Квим. После того как я тебе позво­нил, я сверился со списком персонала. Бригадир рабо­чих сцены. Ему было пятьдесят шесть. Разведен, детей не имеет. Он жил на Седьмой улице – один, как следу­ет из его личного дела.

– Ты был с ним знаком?

– Нет.

– Ладно, побудь пока здесь. Пибоди, дай мне лест­ницу. Я не хочу пользоваться этой, пока ее не осмотрят эксперты. Кстати, что это за парень, Рорк?

– Ральф Байден, из бригады уборщиков. Он сего­дня работал один. Заметил, что дверь на сцену не запер­та, и доложил своему начальству.

– Когда все это случилось? – спросила Ева, внима­тельно рассматривая упавшую лестницу и осколки раз­битой бутылки.

Рорк посмотрел на нее долгим взглядом и только потом заговорил:

– Он связался со службой контроля в одиннадцать двадцать три. Через шесть минут об этом доложили мне, а я пришел сюда ровно в двенадцать. Вы удовле­творены моим рапортом, лейтенант?

Ева хорошо знала этот тон и поняла, что Рорк раз­дражен, однако сейчас ей было не до того.

– Вы с парнем к чему-нибудь прикасались?

– Я знаю правила. – Рорк нахмурился. – Теперь уже не хуже, чем ты.

Ева что-то невнятно пробурчала и полезла вверх по принесенной лестнице.

Смерть через повешение всегда ужасна; достаточ­но взглянуть на это фиолетовое лицо, выкатившиеся глаза… «Покойный весил не больше шестидесяти кило­грамм», – прикинула Ева. Это мало, слишком мало, чтобы, упав вниз, тело собственным весом переломило шейные позвонки и подарило несчастному быструю и безболезненную смерть. Этот человек умирал долго и мучительно, сопротивляясь смерти и зная, что ему не суждено победить.

Рукой, покрытой специальным составом, Ева выта­щила из-за пояса повешенного вырванный из блокнота листок. Прочитав написанное, она бросила листок вниз.

– Упакуй его, Пибоди.

– Есть, босс. Самоубийство?

– Полицейские, которые торопятся с выводами, ча­ще всего оказываются в луже. Вызови бригаду экспер­тов и поторопи медиков. У нас – смерть по неустановленной причине.

Пристыженная Пибоди взялась за рацию, а Ева осмотрела узел на веревке.

– Почему, собственно, ты решила, что это само­убийство, Пибоди?

– Ну-у… Человек найден на своем рабочем месте повешенным, а это – традиционный способ самоубий­ства. Есть предсмертная записка, разбитая бутылка домашнего пива и один стакан. Кроме того, отсутствуют явные следы борьбы и насилия.

– Во-первых, повешение веками использовалось в качестве одного из видов казни. Во-вторых, пока у нас нет свидетельств того, что записка написана самим повешенным. В-третьих, до тех пор, пока тело не будет обследовано экспертами, мы не можем утверждать, что на нем отсутствуют следы насилия. А если даже они не обнаружатся, – Ева уже спускалась вниз, – это еще ни­чего не доказывает. Жертву, возможно, всунули в петлю в бессознательном состоянии.

– Понятно, босс.

– На первый взгляд это действительно похоже на самоубийство. Но мы не имеем права плавать на по­верхности. Мы обязаны нырять вглубь: наблюдать, со­бирать улики, анализировать и только потом делать вы­воды.

Ева отошла на несколько шагов назад и окинула взглядом картину происшествия.

– Человек приходит в пустой театр, садится, выпи­вает стакан пива, пишет короткую записку, делает акку­ратную петлю, залезает на лестницу, привязывает веревку к балке и прыгает вниз. Почему?

Посчитав, что вопрос адресован ей, Пибоди предло­жила наилучшее объяснение, которое пришло ей в го­лову:

– Он здесь работал, а самоубийцы обычно сводят счеты с жизнью именно на своем рабочем месте.

– Я говорю не о самоубийцах вообще, Пибоди, а о Квиме. О Лайнусе Квиме.

– Да, босс. Если он повинен в смерти Драко, что можно предположить, исходя из содержания записки, возможно, его замучили угрызения совести. Он вернул­ся сюда и восстановил баланс справедливости – покон­чил с собой под сценой, на которой был убит Драко.

– Думай, что говоришь, Пибоди! Вспомни убийство и то, как оно было осуществлено. Холодный расчет, дерзость, безжалостность. Где ты видишь место для «угрызений совести»?

Сказав это, Ева развернулась и пошла в дальний угол помещения, где на корточках сидел Ральф.

– Подумаешь, большое дело! – пробормотала Пибоди. Девушку мучил стыд из-за того, что ее отчихвостили в присутствии Рорка. – Она сейчас просто злится.

– Да, – подал голос Рорк, – она злится. Но не на тебя и не на меня. – Он смотрел на тело, которое пока­чивалось под потолком, и прекрасно понимал свою же­ну. – Ее оскорбляет смерть. И так бывает каждый раз, когда Ева с ней сталкивается.

– А сама говорит: «Не принимай это слишком близко к сердцу».

Рорк посмотрел на Еву, которая разговаривала с Ральфом, бессознательно загораживая от него своим те­лом подвешенный к балке труп.