Этот несносный Лука - Люси Гордон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ей показалось, что свет коснулся ее волос и ее имя нежно прошептали, но ей не хотелось открывать глаза. Бекки боялась встретиться с ним взглядом, боялась, что он увидит, как она плачет.
Она слышала, что он подошел к печи и подбросил несколько поленьев, затем снова сел.
— Теперь тебе будет тепло до утра, — сказал он. Ложись в кровать и согревайся.
Она открыла глаза, он стоял около двери.
— Куда ты идешь?
— Назад в фургон. Надену там сухую одежду, и верну тебе полотенце завтра.
— Нет, подожди!
Ребекке показалось чудовищным оставлять его в холоде, в то время как ей будет тепло.
— Ты не можешь вернуться в фургон, — сказала она.
— Конечно, могу. Мне там вполне сносно.
Бекки вскочила, потянулась рукой, чтобы задержать его, но резко остановилась, почувствовав сильную слабость. На мгновение у нее потемнело в глазах, потом перед глазами все поплыло.
Она не была уверена, подхватил ли он ее или она уцепилась за него, но они обняли друг друга, и Бекки разозлилась на себя. Теперь он все узнает.
Она ждала его восклицаний, вопросов: почему она не сказала ему? Бекки чувствовала себя загнанной в угол.
— Ты, видимо, плохо поела, — сказал он. — Таскала дрова на пустой желудок. Чем тебе помочь?
— Ничем, спасибо, — медленно сказала она.
— Тогда иди прямо в кровать.
Лука поддерживал ее, помогая дойти до спальни и устроиться на кровати, затем укрыл ее.
— Хорошо?
— Да. Спасибо, Лука.
— Тебе сейчас лучше поспать — уже поздняя ночь. Завтра снова тяжелый день.
Он тихо закрыл за собой дверь, потом Бекки услышала, как Лука запирает переднюю дверь.
Бекки окружили темнота и тишина. Она пробовала вызвать в воображении его глаза в тот миг, когда Лука подхватил ее, и прочесть в них его чувства.
Но его взгляд был закрыт для нее. Словно Лука отстранился, давая ей полную свободу, как она того и желала.
Она думала, что знает его насквозь. Теперь же спрашивала себя, знала ли она его когда-нибудь вообще.
В течение следующих дней Ребекка поняла, что его отстраненность не была иллюзорной. Лука вел себя так с момента своего появления. Он спал в фургоне при любой погоде, не был назойлив и не произносил ни слова о своих чувствах.
Однако его поведение говорило о том, что ему нужен этот дом. Возможно, думала она, он строит его ради собственного спокойствия. Лука отремонтирует дом, чтобы она могла в нем жить, и уедет, так и не догадавшись о ребенке. Поскольку теперь он стал безразличней к ней, ко всему, что касалось их чувств. Бекки словно жила рядом с призраком. Но сосуществование было мирным, что она особенно ценила.
Дом постепенно возрождался. Восстановление крыши означало, что вторая комната, над которой раньше светило солнце, станет пригодной для жилья. Ребекка взяла на себя обязанность очищать от сажи полы и стены.
Лука отсутствовал целый день, а вечером привез маленький портативный генератор и пылесос.
— Мне пришлось съездить во Флоренцию, чтобы купить их, — рассказал он. — Генератор не очень большой, но его мощности хватит, чтобы пылесос работал. Так что ты сможешь быстрее справиться с сажей и не будешь похожа на трубочиста.
Бекки заправила за ухо непослушную прядь волос, но она снова упала на лоб. Лука усмехнулся и поправил ее.
— А как насчет ужина?
— Я не знала, когда ты вернешься, и ничего не приготовила.
— Чудесно.
— О, прекрати! — недовольно проговорила она. Сейчас я сделаю бифштекс.
Теперь ей стало намного легче убираться. По вечерам они уже не зажигали свеч, хотя по-прежнему топили печь, чтобы согреться и приготовить еду.
— Ты можешь спать здесь, — осторожно сказала она однажды, когда ремонт во второй комнате был закончен. — Все же тут лучше, чем в фургоне.
Лука подумал секунду.
— Хорошо.
Он съездил в деревню и возвратился с железной кроватью.
— Уж очень узкая, — с сомнением сказала она. Не больше двенадцати футов.
— Люди живут в маленьких домах. Мебель должна быть узкой.
Но матрац к ней совершенно не подходил, и Лука вынужден был купить другой. Он оказался шире, чем кровать.
— Видишь, неважно, что кровать узкая, — торжествующе сказал Лука. — Зато я буду спать на широком матраце.
— Но он будет свешиваться с каждой стороны.
Всякий раз, когда ты захочешь перевернуться, будешь падать.
— Ерунда. Я подойду к этому научно.
Лука объяснил ей все с научной точки зрения, но Ребекка отнеслась с недоверием и даже презрением ко всем его научным идеям. Ночью он лег в кровать в соответствии с научной точкой зрения и упал три раза. После этого он положил матрац на пол, а на кровать свалил все, чему раньше не мог найти место.
Юмор помогал им жить, протягивая между ними хрупкий мостик.
Случай, который все разрушил, подкрался к ним без предупреждения. Они сидели на кухне, слушая концерт по радио, и смеялись над попытками Луки восстановить ее «трейлер».
— Хорошо, я восстановлю твою коляску с прицепом, — наконец сказал он, — но стоит ли? Ты будешь пользоваться ею?
Бекки покачала головой.
— То-то и оно. — Он бросил колесо, которое укатилось в угол. — Мой отец хранил ее, — вспоминал Лука. — На тот случай, если родится другой ребенок. Но этого не случилось. Мама умерла, когда мне было десять.
— Да, я помню, ты рассказывал мне однажды. Бекки задумалась. — Должно быть, тебе было одиноко без братьев и сестер.
— Отец мне их заменял. — Он хмыкнул. — Бернардо Монтезе, местный великан, которого боялись все в округе. Но в душе он был мягким. Сначала о нем заботилась мама, потом я. Отец был словно ребенок.
— Ты очень любил его? — спросила она.
— Да. Мы были очень похожи. Но теперь я понимаю, что лишь отчасти. Он казался ребенком, который никогда не вырастет. Ты не поверила бы в такое противоречие, но за огромной физической силой скрывалась такая же слабость.
Бекки наблюдала за ним, сдерживая дыхание от охватившего ее предчувствия. Что-то невнятное витало в комнате. Если ей хотелось остановить происходящее, то нужно было сделать это сейчас.
— Продолжай, — прошептала она.
— Отец никак не избавлялся от детской коляски. Он говорил, что моей жене однажды она придется очень кстати. Я не смог сказать ему, что коляска годится лишь для свалки. Мысль о внуке придавала ему силы. Однажды отец напился и упал в каменный карьер. Он умер на следующий день. Мне было шестнадцать.
Лука рассказывал о своих родителях не первый раз, но никогда не затрагивал эту тему.
Она пробовала найти правильные слова, которые побудили бы его говорить дальше, но прежде чем Бекки произнесла хоть слово, он сказал:
— Когда мы встретились в Лондоне… — На мгновение он остановился, словно испугался чего-то.