Игра со Зверем - Алёна Алексина

Никогда прежде ему не приходилось сдерживать себя.

Хищник внутри рвался, рычал, задыхался от жадности и хотел получить своё.

Черные руки рванули одежду. Ткань с треском расползлась, обнажая белую спину с трогательно выступающим позвоночником. В другое время он бы разодрал эту спину на десятки кровоточащих борозд, ведь чудовище, живущее внутри, требовало боли и ужаса.

Он чувствовал испуг доверившейся ему по глупости девушки. Она сжалась, наконец, понимая, что сказки не будет. Не будет нежных поцелуев, не будет ласк, не будет упоительных объятий. Будут только страдание и страх. Зверь ликовал.

Но вот девушка, словно смирилась, положила голову на скрещенные руки и доверчиво прижалась к своему странному избраннику, позволяя делать то, что он хочет. Амон застыл. Он не мог дать волю хищной половине своего естества. Не мог причинить боль. Не этому хрупкому доверчивому существу.

Горячие пальцы скользнули вдоль позвоночника. По телу побежали мурашки. Кэсс не видела лица Амона, только чувствовала неожиданную ласку, и из груди рвался глухой благодарный стон.

— Моя. Не отдам, — хрипло выдохнул он.

«Не отдавай».

Демон замер, услышав ее мысли. Зверь зарычал от удовольствия.

Короткий взгляд на руки. Нечеловеческие, страшные. Он не мог перевернуть Кэсс, пока не вернет человеческий облик. А чтобы вернуть человеческий облик, нужно было подавить в себе жадного хищника. Но она, доверчиво жавшаяся к нему, не позволяла это сделать. Усилием воли демон совладал с собой. Он это умел. И раньше всегда получалось. Но сейчас… Так нельзя. Что с ним происходит? Он не раз и не два бывал с человеческими женщинами, однако никогда не чувствовал ничего подобного. Никогда не хотел сдерживаться.

Тело медленно, тяжело и неохотно отзывалось на приказ рассудка, но все-таки антрацитовая чернота отступала. Амон осторожно потянул девушку за плечо. Она обернулась, и демон мягко уложил её на спину.

— Ты боишься? — хриплый, полный голода и желания голос.

— Да.

— Не бойся… — эти слова он выдохнул во впадинку на её плече.

Кэсс будто обожгло огнём. По телу вновь затанцевало пламя. Она едва могла дышать. От его прикосновений горела кожа. Девушка возвращала поцелуи, стонала, обмирая, а по телу бежала дрожь, словно все оно превратилось в оголенный нерв. Демон ловил губами тени, скользящие по белой груди, животу, бедрам. И нигде на этом сливочно-нежном лакомстве не осталось места, которого бы он не коснулся.

«Моя, моя, моя!»

Он вновь оторвался от неё и посмотрел на свои руки. Человеческие руки. Нельзя позволить, чтобы нежного подсвеченного огнем тела касались черные когтистые лапы, но Зверь бесился, и сдерживать его было очень трудно. Он закрыл глаза. Он не позволит своему животному началу уничтожить то странное и хрупкое, что появилось в душе, не сейчас. Позже.

В миг, когда их тела сплелись воедино, воздух словно задрожал.

Короткая вспышка боли. Стон. Наслаждение. Кассандра кусала губы, впивалась ногтями в напряженные плечи, а потом, уже не умея сдерживаться, кричала в тихую сонную тьму… С каждым новым движением, с каждой новой лаской ослепительное пламя охватывало переплетенные тела, согревая. Это же пламя светилось в темных глазах рабыни и отражалось в узких зрачках Хозяина. Оно струилось по жилам, превращая кровь в ревущий огонь.

Он все же не был ласков. Не умел. Его никто никогда не ласкал, и ему нечем было поделиться. Но он смог самое главное — он не убил её. И, хотя, наверное, его прикосновения причиняли боль, девушке ничего не грозило. И хорошо, что она обо всем этом не знала. Под приливом острого, хмельного наслаждения Кэсс закричала, изогнувшись в жадных объятиях, и поляну охватило пламя…

Пробуждение было уютным. Вчерашняя беглянка и мятежница лежала в теплом кольце рук. Вот она сладко потянулась, и случайно коснулась горячего, словно высеченного из камня тела. Он рядом… Но стоило открыть глаза, как блаженная нега улетучилась: взгляд демона был страшен. В зрачках плескалось что-то темное и жуткое, по лицу ходили тени, вспыхивали, и тут же пропадали багровые узоры. Он словно ненавидел ее, и такая ярость полыхала в желтых глазах, что Кэсс инстинктивно рванулась прочь. Руки со стальными когтями тут же сжались, царапая кожу. Он смотрел на нее долго, словно решая что-то для себя, а потом резко раскрыл крылья, отшвырнул рабыню прочь и взмыл вверх.

Оказывается, уже наступило утро, и, пока она спала, Амон перенес её в лагерь. Тут же подбежал всегда услужливый Шлец, и помог подняться на ноги, стал вытирать слезы, которые почему-то катились по ее щекам.

— Что… это было? — стуча зубами, спросила девушка.

— Господин рассердился, когда ты убежала, — парень оглядел девушку и наметанным глазом сразу же отметил Хозяйскую рубаху, прикрывавшую наготу, синяки и ссадины по телу. — Он тебя наказал?

Кассандра оглядела себя. Её одежда лежала разодранная в клочья там, где… Не думать. Не вспоминать — иначе будет больнее. Но в памяти против воли всплыло, как демон натягивал на нее свою рубаху, и, расстелив крылья, укладывал спать, коротко приказав отдыхать. Не выдержит. Не сможет.

— Наказал, — хрипло согласилась она. — Шлец, дай мне что-нибудь из одежды.

— Сейчас принесу, — деланно огорченно протянул воришка, оглядывая стройные девичьи лодыжки. — Завтракать будешь?

— Д-да, — стиснув зубы, она шумно выдохнула и взяла из рук раба кружку с горячим питьем. — А г-где Риэль?

— Хозяин ушел к воде, — махнул рукой невольник. — Он любит чистоту.

Кэсс скрипнула зубами. Чистюля…

— Красава, не противься господину Амону. Чем меньше противишься, тем больше шансов не лишиться рассудка, когда он с тобой закончит.

Девушка едва не поперхнулась, услышав эти слова.

— Обойдется, — очень тихо сказала она, пряча лицо за кружкой.

Сама не понимая причины внутреннего мятежа, она все же животным чутьем осознавала, что подчиниться демону будет самой большой ошибкой в ее жизни. И, скорее всего, последней.

— Шлец, расскажи мне ещё о вашем мире. Почему в той деревне, — попробовала Кэсс перевести разговор на другую тему, — с неба падал пепел, а за воротами светило солнце?

— Наш мир проклят, — улыбнулся юноша. — Не могу сказать, что проклятье осложняет нам жизнь, но легенды не врут.

— Проклят? Как?

— Женщина. Человеческая женщина прокляла всех — и ангелов, и демонов, и людей. Каждая раса лишилась того, что, по мнению озлобившейся чародейки, испортило ей жизнь. Ангелы потеряли Свет — и вместе с ним сострадание, понимание добра и зла. Теперь для них все едино.

— То есть, они не видят разницы?