Тени ниндзя - Алексей Витковский

– Как? – Вир пораженно воззрился на Говорящего. – Как – одной?! У хорахша два ума! И я слышал, что нужно поразить оба…

– Есть такое место, вот здесь, – колдун похлопал себя между лопаток, – там сходятся нервы от крестца и головы. Если попасть в него… Но тварь очень неудобно стояла. Я боялся промахнуться.

Вир покачал головой. Он считал, что Говорящий все равно стрелял мастерски. В этот момент к ним подбежал один из воинов.

– Вождь! Наследника нет! Мы нашли только это! – Он протянул Виру широкий копейный наконечник с обломком древка, весь перемазанный в крови хорахша. – Вырезали из пасти!

Вир обернулся к Говорящему. Но вопроса задать не успел.

Колдун, хитро улыбаясь, посмотрел в сторону острова, на котором недавно находилась засада, и спросил:

– Так значит, ты никого там не оставил, о Младший Вождь Вир Сжигающий Камень?

Вир поглядел в ту же сторону и сквозь густеющий туман увидел маленькую фигурку, во весь дух бегущую по гати. Ай да парень! Ранил хорахша, спрятался, выждал и, пока воины искали его, обошел их по трясине. Молодец! Имя он уже заслужил. Но выполняет свой долг! «Выполним же и мы свой», – подумал Вир.

– За мной! – крикнул он и припустил по насыпи, не надеясь, правда, догнать Наследника. Слишком велик отрыв.

Часть вторая

Зов

Мы сегодня, летая, устали,

И на сон, непонятный и дикий,

Я навешу сияние стали

И мертвенно горящие блики.

Будут громы в нем, вспыхнут зарницы,

Конский храп и звезды угасанье,

И врагов наших бледные лица,

И мечей грозовое сверканье…

Я проснусь, рядом ты, как ребенок,

Спишь, уткнувшись в цветастость подушки.

Наклонюсь к тебе и поцелую – в уголок —

Твои нежные губки…

Глава 1

С того дня, как мы с Колькой следом за Сенсэем вошли в зал, все переменилось. Будто кто-то невидимый перебросил тумблер на своем пульте из одного положения в другое. Темные личности налетали на нас в подворотнях… и, растерянно озираясь, уходили, бурча под нос непривычные слова извинений. Частенько рядом с нами возникали драки, но было видно, что нападавшие обознались, и драки гасли сами собой, так и не дойдя до привычной стадии кровавого мордобоя. Что-то было во всем этом от «Гомеостатического Мироздания» Стругацких, которое массированно и малоприцельно «сокрушает микрокрамолу»… Я навсегда запомнил случай, когда нас остановила милиция. Потрепанный синеполосый «москвичонок» подлетел прямо к поребрику. Оттуда вывалился двухметровый детина с укороченным АКСом.

– Стоять! Оружие, наркотики, документы!

Нам, идущим на тренировку, почему-то стало очень весело. Мы бросили сумки на асфальт и предъявили паспорта. Детина тщательно изучил их, потом обыскал нас, залез в сумки, едва ли не обнюхав наши заношенные каратэги. Его первоначальная уверенность сменилась растерянностью и недоумением. Он еще раз вяло обыскал нас, вернул паспорта и, обернувшись к машине, с детской обидой в голосе произнес:

– Ничего нет!

«Москвич» умчался, надсадно тарахтя, а мы принялись смеяться, повторяя следом за детиной: «Ничего нет! Ничего нет!»

Кто-то упорно ловил нас, но его пальцы все время соскальзывали. В снах тоже не раз возникало ощущение, что кто-то ищет меня, но никак не может найти. Зато с тех пор, как «Дарума-Рю» приняла нас, мир под зеленым небом стал сниться мне все чаще и чаще. Но без неприятных постэффектов. Я просыпался, чувствуя в руке тяжесть меча. Плечи еще помнили вес доспехов, а бедра – упругость седла. Я видел невероятные картины. Горы, висящие в сине-зеленой дымке, бескрайние степи, грохот конских копыт по мостовой, замок из кроваво-красного камня, похожий на огромный сталагмит, весь увитый крытыми галереями переходов, увенчанный флагами и бесчисленным количеством больших и малых башенок. А еще в этих снах были люди. Множество людей, которых я, кажется, знал, и даже иногда помнил их имена. И там была девушка, похожая на утреннюю зарю. Такой улыбки я не видел никогда. Она – как утренний сон, как ветерок, гуляющий в листве, как песня ирландской волынки. Рыжеволосая с высокой грудью и гордым разворотом плеч, она…

Просыпаясь в глухой тоске, я хватался за карандаш и кисти. И рисовал, рисовал. Тогда появлялось на листах бумаги и картона диковинное, но удивительно функциональное оружие, города в неведомых землях, воины в темной броне, дети, бегущие по медовому лугу, кони, замки и… Она.

А на занятиях нам с Колянычем шаг за шагом раскрывался мир настоящего воинского искусства. Мы отрабатывали многочисленные приемы. Один на один, один против двух, трех, пяти, десяти и даже группа на группу и трое против одного. Борьба, оружие, рукопашка – все сменялось, как в гигантском калейдоскопе. Нас учили видеть параллели, сопоставлять факты, анализировать события. Нас учили учиться! И, видит Бог, нам это нравилось. Все помнят школьные годы, когда учеба была обязанностью, временами тяжелой. Туда бы таких преподавателей!

Дзю-дзюцу вел квадратный, маленького роста, но быстрый, как тигр, Валерий Дмитриевич Быков. Он почти два десятка лет проходил на атомоходах в боевые автономки. Практик, боевой пловец.

Технику рук вел Гобчак – боксер, мастер, каких мало, с удовольствием впитывавший все новое из лучших систем мира..

А еще был – не удивляйтесь – экстрасенс. Как мы говорили, надо на двери кабинета сделать табличку: «Дядя Коля – Маг и Волшебник». Самый, как нам казалось, таинственный человек в Школе. Он показывал нам такие вещи, для которых не придумано даже слов в обычном человеческом языке. Но «великий и могучий» успешно справлялся. «Мать, мать, мать… – привычно откликается эхо».

Ну и, конечно, Сенсэй, Валентин Юрьевич Боровиков. Двукратный чемпион Советского Союза по фехтованию на рапире среди юниоров. Получивший третий Дан Кекусинкай каратэ во время сверхсрочной службы в ГСВГ.[32] Человек, сумевший разрозненные знания спаять в единое целое, создать Школу, которая выдержала испытания последних тридцати лет российской истории.

Сказать, что мы были счастливы, мало. Мы были на седьмом небе. Занимались с фанатизмом новообращенных. Летом и зимой окна в моей квартире регулярно запотевали, причем неважно, тренировались ли мы вдвоем, или я отрабатывал приемы в одиночку. Как известно, главное – наработка, наработка и наработка. Занятия с Сенсэем – это получение информации, а вот перерабатывать ее каждый должен сам. Невозможно, занимаясь два раза в неделю по два часа, чего-то достичь, если ты не работаешь с собой. Воин тем и отличается от бойца, что не прекращает работу, выходя из зала.

Время шло, и первоначальный фанатизм сменился более серьезным, вдумчивым отношением к занятиям. Пришло понимание, что основа всего – не голая техника, но техника, подкрепленная правильным состоянием сознания. Есть люди, прекрасно владеющие приемами в зале, но не умеющие применить их в реальной обстановке. Юрич называл таких «чемпионами на тренировке». Мы стали искать пути, позволяющие включать нужное для боя состояние в любой момент. Колька прибег к классике: Дзен и Каратэ, Каратэ и Дзен. А меня занесло в мистические дебри. Я перебирал одну за другой системы духовных практик. Углубился в тайны Рун и карт Таро. Энергии Больших Арканов закрутили спиралью мои мозги. Гештальттерапия вновь вернула их на место. Я продирался сквозь дебри символизма «Каллагии». Йогические асаны позволили мне по-настоящему почувствовать течение энергии в теле. Лобсанг Рампа едва не выбил меня из колеи, но был вовремя разоблачен Колькой и отвергнут. Скандинавские берсеркеры не давали мне спать тайной своего боевого безумия. В конце концов я дошел до ручки. Сенсэй сказал, что мои знания «настолько обширны, насколько и бессистемны», и предложил мне, раз уж я задался такой сложной задачей, провести инвентаризацию накопленной информации. И выкинуть все не нужное. Поскольку мои мучения происходят оттого, что я не желаю принимать чужие условности и ограничения, присущие любой системе, созданной другим человеком. А Коляныч глубокомысленно заявил, что небо синее, ботинки черные, а Игорь (то есть я) зациклен на своем «Я-Я-Я!!!». Ох уж эти его дзенские шуточки!