Спи, моя радость. Роман в трёх частях - Вероника Карпенко

class="p1">— Главное, чтобы твоё оставалось целым, — огрызнулась Соня.

Никита усмехнулся:

— Моё давно уже разбито! Одной юной вертихвосткой.

Макс и, правда, писал. Сразу после свидания, предлагая увидеться вновь. И потом. Пытаясь понять, «почему».

«Я прокололся? Скажи, что не так?», — кричало с экрана послание.

Из всех возможных фраз на ум приходила лишь одна, заезженная вдоль и поперек.

«Ты ни при чем! Все дело во мне», — банально, за то, как правдиво.

«Понятно. Бывает», — он прислал ей весёлую рожицу.

«Я ужасный человек», — подумала Соня.

«Мы можем дружить?», — предложила она.

«Можем?», — недоверчиво бросил Макс.

Их переписка продолжилась. В формате «привет, как дела». И не более!

«Крутой фильм, посмотри обязательно», — советовал Макс.

«А я смотрела недавно…», — вспоминала в свою очередь Соня.

Такой вид общения ни к чему не обязывал. Да мало ли с кем она пишется?

— Так вам и надо, обоим! — шутливо ответила Соня. Но, кажется, он не шутил.

— Если что, я тебя не держу, — заявил Никита.

И кивком указал на порог. Соня глянула в сторону двери.

— Ты серьезно?

В подтверждение он промолчал. А молчание — признак согласия!

— Что ж…

Она огляделась. В изножье кровати лежали два ярких пятна. Миниатюрные бра и трусики, с кружевами по краю. Он только что снял их с неё. А еще на полчаса раньше — преподнес как подарок.

— Тогда я пошла! — проинформировала Соня.

Ей было не впервой покидать его квартиру с гордо поднятой головой. И без трусов!

— И куда ты собралась?

— На свидание с ровесником! — резанула она по больному.

— Я тебя не пускал, — отозвался из зала Никита.

— Мне не нужно твое разрешение! — прокричала она, ища ключ.

В этом был весь парадокс. Он не держал её, но и не отпускал!

Сердце тревожно забилось. Ключа нигде не было.

— Открой дверь! — приказала она, войдя в комнату.

Никита перекатился на спину. И теперь, разрезая кровать поперек, демонстрировал всю свою силу. Даже длительный перерыв не ослабил его эрекцию. А, возможно, даже усилил её.

— Эй, Стрекоза, — лениво ответил он, — За тобой должок!

Он её не держал, и она была с ним добровольно. Нет, она не гостила, она с ним жила! Наводила порядок, создавала уют. Вместе с ней в его скучной берлоге появились плетеные кресла, букеты цветов и рисунки. Она не пыталась узнать подноготную этой квартиры. Кого он любил в этих стенах? И с кем просыпался? Их счёт обнулился в тот самый момент, когда он впервые взглянул на неё. Впервые представил, как это случится!

Тогда это были всего лишь фантазии, а сейчас, на двуспальном плацдарме, его рот вытворял с ней такое…

— Я хочу тебя в попку!

Это бы не вопрос.

— Что? — опешила Соня. — Я не…

— Ты провинилась! — сказал он намеренно грубо. — И будешь наказана!

Распаленная этой игрой, она попыталась сбежать. Никита поймал её за ногу и уложил на подушки.

— А это тебе за попытку к бегству! — он скрутил её в узел и звонко шлёпнул пониже спины.

«Попробуй, возьми меня силой», — подумала Соня, брыкаясь. Предвидя хук левой, он ловко её обездвижил. Играючи, словно котёнка!

— Лежи смирно, — приказал ей Никита сквозь зубы.

Не сводя с неё глаз, он любил её правой рукой. Распаляя, попутно лаская большим пальцем трепещущий клитор. Между тем его член оставался недвижим. Но она ощущала его где-то… в области ягодиц. Нет, она не сдалась! А всего лишь пошла на уступки. И ждала, подставляя ему свои прелести.

— Впустишь? — умоляюще выдохнул он. Как будто, скажи она «нет», отступил бы.

Такая форма близости в их «женском кругу» считалась зазорной и грязной. Как будто «дать в попку» означало «запачкать свою репутацию».

Его пальцы покинули робкую дырочку. Никита поднёс их к лицу.

— Ты пахнешь цветами, — он плотоядно улыбнулся.

Последний предлог избежать «наказания» растаял в умелых руках.

— Никит…, — робко выдохнула она, ощущая движение члена.

— Не бойся, — он нежно провел им вдоль щели. И, нащупав лазейку, вошёл…

Глава 2

В ту ночь она видела сон. Сейчас было трудно припомнить детали.

…Темный, сумрачный лес. Она шла куда-то. Не разбирая дороги, а просто зная, что та существует. Колючие ветви хватали за рукава, оставляя на ткани зацепки. Ей было плевать! Она шла. Просто зная, что нужно идти. Вокруг не было ни души! Только липкая, словно живая… темнота. Она обволакивала, лизала ноги, проникала под одежду.

«Где же ты», — думала Соня, ища в темноте его руку. Он должен быть где-то здесь. Он шёл за ней следом! Возможно, отстал? Свернул не туда?

— Никит! — позвала она.

Но никто не ответил.

— Никита! — крик стал ещё громче.

Лес окружал её. Ветви смыкались над головой. И хотя на них не было листьев, но они шелестели! Как будто шептались. Казалось, что кто-то невидимый наблюдает из темноты. Он видит её. Она его — нет!

Кто-то тронул её за плечо. Соня вскрикнула и проснулась.

— Чего ты шумишь?

Отец стоял у кровати, сонно щурясь на свет ночника.

— Па? — удивилась она, приходя в себя. — А… что ты здесь делаешь?

В комнате было прохладно. На фоне окна свой мистический танец исполняла прозрачная штора. Эта новая тюль по наитию мамы должна была сделать жизнь Сони светлее и радостней. Но вышло иначе!

— Ты кричала, — сказал он в своё оправдание.

На измятом подушкой лице отразилось раскаяние.

— Ладно, — Соня смягчилась.

— Плохой сон? — сквозь зевок, бросил папа.

— Да, — она махнула рукой, только теперь замечая, что спит на «своей» половине кровати. Память тела продолжала работать, даже здесь, на родительской территории.

За окном шелестели осенние листья. А внутри был дубак!

— Тебе не холодно? — папа поёжился.

Он кивнул в сторону пляшущей шторы.

— Сейчас закрою, — ответила Соня, ища одеяло.

Даже летом, в любую жару, она засыпала укрытой. В противном случае чувствуя себя уязвимой. Эта тонкая прослойка ткани защищала её и служила бронёй от кошмаров. Теперь же она, жалкой кучкой валялась у стенки.

Папа шумно вздохнул и поднял с пола Мотю. Тот лежал кверху лапами.

— Это что за блохастая псина? — обратился он к мягкой игрушке.

Подаренный им, этот плюшевый пёс всегда был любимцем. Вот уже много лет Соня спала с ним в обнимку. И не изменяла этой привычке, даже, невзирая на возраст.

— Между прочим, Мотя к тебе хорошо относится, — проговорила она.

Пес молчал, скромно потупив глазки, как будто признавая свою вину. Лапы в первой позиции, хвост прижат. Ей вдруг почудилось, что оттопыренные маленькие уши настороженно дернулись. Под действием отцовского обаяния даже неодушевленные предметы обретали характеры и начинали