Ночь накануне - Андрей Кивинов

Разумеется, на смене он был не один. Хирурги всегда дежурят бригадой. Но именно в этот день он заступил основным оператором. Кроме него, в смене работали два врача-интерна, не имеющие дипломов. Ну и спивающийся на глазах доктор Скуранский. Порядочная, надо сказать, сволочь. Да и хирург никудышный.

В приемное отделение они прилетели втроем (кто-то из интернов застрял в перевязочной, заканчивая гипсовать вправленный вывих плеча). Их встретил истошный девичий вопль:

— Не умирай, Володя-я-а!!! Позовите же доктора кто-нибу-удь!!!

Девушка, честь которой отстаивал кавалер, кричала не останавливаясь. Платье на ней висело клочьями. В прорехах виднелись синяки и ссадины. Хорошо хоть изнасиловать девчонку не успели… Рядом в беззвучной истерике билась мать.

Вид пациента вызывал ужас. Сквозь повязки, наложенные впопыхах фельдшером «скорой», проступала кровь. Из-под салфеток, прижатых к шее, она текла ручьем. Самая большая рана по краю брюшной стенки вообще оказалась неприкрытой. На каталку свисали сизые кишки с зияющими разрезами. Из них по разорванной рубашке скатывалось дерьмо, впитываясь в подоткнутую простыню.

Скуранский тихо взвыл:

— Бли-ин! Вляпались!

Доктор Кеша подскочил к бессознательному телу и заорал санитарам:

— В операционную, быстро!

Он чувствовал, что счет идет на минуты. Пациент уходил на глазах. Массивная кровопотеря с болевым шоком.

Сестра «приемника» вместе с интерном оттеснили рыдающих родственниц. Кеша нащупал сонную артерию и попытался прижать ее к шейному позвонку, чтобы остановить кровотечение. Без особого успеха.

Каталка, громыхая, помчалась к лифту.

Не сказать, что у вчерашнего выпускника мединститута совсем не было опыта. Все же он проучился два года в ординатуре. То есть — именно на хирурга. И самостоятельно оперировал далеко не первый раз. Но вся сложность этой кровавой и страшной профессии заключается в том, что двух одинаковых операций не бывает. А бесценный опыт приходит с годами, как и навыки, и уверенность в себе.

Да, ему было страшно. Да, когда он лихорадочно натягивал перчатки, у него дрожали руки. Но, кроме него, никто не мог спасти парнишку, лежащего на столе.

И он обязан был попытаться это сделать.

После того как разрезанная одежда упала комком на кафельный пол, вся бригада невольно оцепенела. Пьяные ублюдки убивали жертву неумело, но очень старательно. На теле насчитывалось с десяток ран, не считая порезов на руках. Там, где были задеты легкие, пузырилась красная пена. Из бокового разреза, протянувшегося от ребер до пупка, вываливались поврежденные кишечные петли, источающие зловонные ручейки содержимого. Отовсюду текла кровь. Особенно обильно — из поврежденной артерии на шее.

— Не жиле-ец! — проскулил Скуранский.

— Не надо раньше времени… — прошептала ему операционная сестричка.

— Не лезь! — грубо оборвал ее тот. — Твое дело инструмент протирать, а не вякать!..

Анестезиолог дал наркоз и начал переливание крови, чтобы хоть немного задержать падающее давление.

— Начинайте обрабатывать, — скомандовал Доктор Кеша, преодолевая страх и растерянность. — Я сейчас…

При поступлении сложного больного дежурный хирург обязан был доложить заведующему отделением. Он дважды набрал нужный номер. Трубку никто не снял. Как выяснилось, после, заведующий с семьей уехал в отпуск на день раньше, предупредив только начмеда. Тот попросил кого-то оповестить дежурную смену. Кто-то положил на это с прибором…

Иннокентий Андреевич прошелся по ординаторской. Тогда, в восемьдесят первом году, Доктор Кеша прибежал сюда перед самым началом операции. Значит, в запасе имелось минут тридцать, не больше. Для выполнения задуманного требовалось кое-что найти.

На его памяти здесь прокатился не один ремонт. Из мебели с тех пор не осталось ни гвоздика. Но он отлично помнил эти старые скрипучие столы и массивные шкафы с объемистыми недрами. Нужная вещь должна была лежать в нижнем ящике одной из тумбочек.

Старый хирург протянул руку… Она прошла сквозь твердую поверхность, не встретив никакого сопротивления! От неожиданности он чуть не грохнулся на пол. Сгоряча рука снова потянулась к деревянной ручке и схватила… пустоту.

Иннокентий Андреевич заметался по помещению, пытаясь прикоснуться хоть к какому-нибудь предмету. И не смог.

Впадая в отчаяние, он гулко, по-звериному зарычал. Понимание пришло резким толчком. В этой реальности — в прошлом — у него не было возможности влиять на события! Его тело здесь, в восемьдесят первом году, было нематериально. Стать свидетелем того, что должно произойти, еще раз испытать кошмар той давней ночи не было ни сил, ни мужества.

Еще один рык пронесся по ординаторской, не потревожив застоявшегося воздуха.

Там, в операционной, предстояло умереть мальчику. Просто так. Потому, что обстоятельства сложились не в его пользу. А Основатель решил пошутить. Позволил попасть сюда, но не разрешил вмешиваться.

Или все-таки позволил?

Привычка искать выход из любой даже безнадежной ситуации заставила прекратить истерику. Иннокентий Андреевич замер, лихорадочно размышляя. Выход должен был найтись во что бы то ни стало!

Он поднял глаза к потолку и взмолился:

— Не знаю, как тебя называть: Основатель, Бог, Высший Разум… только дай мне возможность спасти человека! Можешь взять взамен что хочешь. Кажется, принято предлагать душу? Или жизнь. Или… Точно! Давай договоримся?! Возьми мою жизнь вместо жизни парнишки?!

Ответом была тишина. Потолок не разверзся. В пространстве не засветились буквы. Даже компьютера, чтобы вступить в диалог с Основателем, здесь не было.

Иннокентий Андреевич остервенело рванул ворот спортивной куртки, собираясь разразиться проклятиями. И вдруг замер. Он смог прикоснуться к себе! Значит, по отношению к себе он материален!

Хирург нащупал в кармане брелок на связке ключей. В китайских щипчиках для ногтей имелся небольшой ножик. Минуты, оставшиеся до встречи с самим собой, неумолимо улетали. Решение требовалось принять быстро. И он его принял:

— Думаешь, я блефую? Думаешь, не смогу отдать жизнь?! Сейчас поверишь!

Не очень хорошо заточенное лезвие вонзилось в мышцу. Открыть бедренную артерию удалось со второй попытки. Кровь ударила фонтаном.

Он почувствовал, что вот-вот потеряет сознание, но не испугался. В голове билась одна мысль: «Лишь бы получилось!»

Моментально набухла приспущенная штанина. Потом захлюпало в тапках. Иннокентий Андреевич поскользнулся и внезапно врезался плечом в угол шкафа. И тут же пришло осознание того, что Основатель услышал его. И выполнил просьбу.