Недетские игры - Максим Есаулов

– Очень приятно.

– У него «трубка» новая, запиши номер.

– Зачем он мне нужен? Понадобится – найду по-домашнему. Он ведь не переехал?

– Не переехал, но собирается. Ему в банке ссуду дают на большую квартиру. А эту он хочет сдавать.

– Рада за него. А телефон мне не нужен.

– Ладно, если что, у меня спросишь…

…Шилов лежал на спине, далеко отодвинувшись к краю кровати.

Готовится к новому рабочему дню!

Юля мысленно выругалась. А хотелось заплакать.

До восьми провалявшись без сна, она встала и пошла принять душ. Когда закончила, Роман уже поднялся. Выглядел он бодрым и… Нет, не отдохнувшим – подготовленным.

– Смена караула! – жизнерадостно объявил он, закрываясь в ванной.

Юля отправилась готовить завтрак. За этим занятием ее и застал звонок шиловского телефона. Она подошла, посмотрела: номер не определился. Роман говорил, чтобы она не отвечала на вызовы по мобильному. Дескать, на трубу звонят только по делу и отвечать должен он сам.

Он так говорил. Он много чего говорил!

Она взяла и ответила.

Сказала:

– Слушаю!

И услышала приятный женский голос:

– Извините, пожалуйста, а Роман Георгиевич…

Держа трубку так, как будто она была испачкана нечистотами, Юля зашла в ванную:

– Это твоя секретарша. Хочет напомнить о совещании.

– Что?

Юля бросила трубку на полочку и хлопнула дверью.

Пожав плечами, Роман взял телефон:

– Да.

Звонила Тигренок:

– Он меня только что отпустил. Ничего не получилось, второй мобильник у него выключен.

– Жаль, но ничего страшного.

– Но я ему сумела понравиться. Он отпустил меня отоспаться и обещал вечером позвонить.

– Это результат вашего либерализма! – гремел басом Арнаутов. – Бандитов давить надо, а не цацкаться с ними. Джихад! Я ему самому такой устрою джихад!.. Я ему офис в щепки разнесу…

– …А потом его адвокаты разнесут нас, – спокойно закончил Громов. – А вам, Николай Иванович, добавит начальство. И если с вашим сотрудником что-то случится, виноваты все равно будете вы.

Разговор происходил в кабинете начальника УУР. Позвав Шилова и Арнаутова, Громов озвучил информацию об объявленном Кальяном джихаде, поступившую от одного из информаторов УБЭП.

– Что теперь? Утереться?

– Думать. Прежде всего думать.

– Надо поднять все, что есть на Кальяна, – вставил Шилов.

– До хрена чего есть, – махнул рукой Арнаутов. – Только для прокуратуры это, видите ли, не доказательство. А как на опера дело заводить – это пожалуйста.

– Помнится, в прошлом году дело было по похищению этого, как его… грузина?

– Кочешвили, – мрачно подсказал Шилову Арнаутов. – Свидетели исчезли, и Кожурина приостановила. Даже на двое суток Кальяна не тормознула. Вот и все дело.

– Кстати, у Кожуриной сегодня день рождения. Насколько я в курсе, она утром прилетела и собирается отмечать. Вы не хотите к ней заехать?

– Зачем это? – с подозрением посмотрел на Шилова Арнаутов.

– Поздравите с праздником. А заодно спросите, возьмется ли она за Кальяна, если мы свидетелей найдем.

– Все это долго. Свидетели, дело… А реагировать нужно немедленно!

Прозвонил городской телефон. Громов ответил:

– Да, здравствуйте… Да, конечно. Будет. Во сколько? – Положив трубку, посмотрел на Арнаутова: – Лютого твоего на допрос вызывают. Сегодня к пятнадцати. Дело дали как раз Кожуриной.

– Твою мать!.. – Арнаутов стукнул кулаком по столу.

Стоявшая перед Громовым масштабная модель танка подпрыгнула. Громов поправил ее.

– Что тебе не нравится? Твой сотрудник человека убил. Причем в затылок. Скажи спасибо, что его на подписке оставили и без повестки пока приглашают.

– Спасибо большое! Разрешите идти?

– Иди, Николай Иваныч, иди. Продумай там с ним все грамотно.

– Есть…

Когда остались вдвоем, Громов покачал головой и чуть ли не впервые назвал Арнаутова по прозвищу:

– Как бы этот Дровосек дров не наломал.

– На то он и Железный, – вздохнул Шилов.

– Слушай, может, ты вечерком заскочишь в прокуратуру?

– Я и так собирался. Хотя там уже с полдня будет дым коромыслом. Странно, что она Лютого вызвала.

– Профессионализм не пропьешь.

– Это точно. Как банька для генерала? Подействовала?

Громов усмехнулся:

– Еще как! Утром позвонил, сказал, что будет к обеду. А пока работает с документами.

Шилов тоже понимающе усмехнулся:

– Хорошо…

Идя по коридору, Шилов издалека увидел Стаса, который открывал дверь их кабинета. Утром на сходке Стас не появился, только позвонил предупредить, что прямо из дома отправится на Гороховую, искать одноклассника взрывника в игровых автоматах.

В кабинет зашли вместе. Стас сразу включил электрический чайник, выложил на стол купленную по дороге пачку печенья и, сняв куртку, сел за свой стол.

– Оля заново поискала в базах данных Толю-Румына, – сказал Шилов. – Никого подходящего.

– Слушай, я вот подумал, может у него кличка от фамилии произошла? Румынов, Руманович, Румановский…

– Я тоже догадался.

– И что?

– Я же говорю, никого подходящего.

– Жаль…

– Это было бы слишком легко. А у тебя что?

– На Гороховой семь точек с игровыми автоматами. Тыкать пальцем бессмысленно, нужен ход. Пока не родил.

– Ватсон, это элементарно. В каждой точке по четыре администратора. Четырежды семь – двадцать восемь. В классе примерно тридцать человек. Тридцать на двадцать восемь – приблизительно, девятьсот. Половина девочек, делим надвое. Остается четыреста пятьдесят. Кто-то умер, кто-то выехал за границу. Получается не так много. Каких-то два года, и ты всех проверишь.

– Смешно. Разрешите смеяться, товарищ майор?

– Разрешаю. Администраторы, кстати, все мужики?

– Все. И все – подходящего возраста, ни одного сопляка или пенсионера.

– Ну что ж, рожай ход.

– Сейчас кофейку тяпну и буду пробовать… Я еще на «Ленфильм» заскочил, с пиротехниками пообщался. Травмы у них были, но глаз никому не вышибало. По крайней мере в обозримый исторический период.

– Может, история с одноклассником в игровых автоматах тоже фуфло?

– А может, и нет. Пиротехник – легенда для обожженных рук. А врать мимоходом – какой смысл?

– Тоже верно. Что ж, пей и рожай. У Кожуриной, кстати, сегодня день рождения. Надо подарок купить и вечером заскочить, поздравить.

Стас отвел взгляд и равнодушно пожал плечами:

– Да, надо заскочить…

Поломка оказалась пустяковой, и Ремезов быстро починил двигатель катера.

– Стакан мотористу! – радостно крикнул Семеныч.

– Стакан – это хорошо. А когда к Валааму пойдем?

– Сегодня поздно уже, завтра утром. Отдыхай пока.

– Ну, отдыхать, так отдыхать.

– Иди в дом, тебе Пална нальет.

На берегу стояли не пара разваливающихся построек, как Сашке показалось ночью, а с десяток домов и в два раза больше всевозможных сараев и ангаров для лодок. Правда, почти все дома были заколочены до следующего лета. Постоянно тут жил только Семеныч с женой Анастасией Павловной.

К ней и пришел Саша. От выпивки отказался, попросил лист бумаги и ручку.

– Конечно, – сказала Анастасия Павловна, и дала ему тетрадку с детскими рисунками. – Внук оставил. Ты посмотри, там чистые листы должны быть. А ручку в стакане возьми на подоконнике.

Ремезов пристроился за столом, разгладил вырванный листок и задумался. Анастасия Павловна, занимавшаяся мытьем посуды, спросила:

– Письмо собрался писать?

– Ага.

– Зазнобе?

– Матери.

– Это хорошо. А мой не пишет. Только внуков на каникулы присылает.

Пока Саша писал, два «грибника», издали видевшие, как он шел от катера в дом, совещались:

– Поближе бы посмотреть.

– Чего смотреть? Точно он, отвечаю.

– Куда он автомат дел? Спрятал?

– Нет, блин, в задницу себе запихал.

– Повезло нам…

– Повезло – не повезло, а доложить надо. Доставай рацию.

Письмо давалось тяжело.

Саша старался писать подробно. Про службу в части, про то, как поначалу был всем доволен и как потом начались секретные поручения. Поначалу он, как и все, думал, что действительно выполняет правительственные задания, и был горд этим. Потом стал прозревать. Это случилось еще до Калининграда. Но именно калининградская операция, когда так получилось, что школьный автобус случайно перекрыл директрису[2] и под огонь вместо криминального авторитета попали дети, переполнила чашу терпения.

Слетевший с трассы автобус снился Ремезову по ночам. Он не знал, есть ли жертвы или все обошлось царапинами и испугом. Наверное, есть. Хотя в программе новостей, которую удалось посмотреть, об этом происшествии не сообщили ни слова. Интересно, как заставили молчать родителей пострадавших? Тоже ссылкой на государственные интересы?