Конан в Чертогах Крома - Джон Робертс

А еще он испытывал жесточайшую ярость. Кодекс чести, которым руководствовался его народ, был, по мнению цивилизованных соседей, не больно-то утонченным. Зато этот кодекс не ведал никаких компромиссов, был прям и справедлив. В каких бы злодействах ни закоснел человек, если у него хватало мужества выйти на открытую битву со своими врагами - он заслуживал гибели в честном поединке. Тот, кто обижал женщин, кто притеснял старых и слабых, удостаивался презрения.

А тот, у кого поднималась рука на ребенка, тем самым становился для Конана злейшим врагом...

Его соплеменники невероятно свирепо резались со своими недругами, но никогда, ни в коем случае не убивали детей, женщин и стариков, не способных защищаться с оружием. Не брали они и рабов, полагая, что перекладывать так называемую грязную работу на других было недостойно настоящих мужчин. Конан знал, что убьет Этцеля и вызволит девочку, если только малышка еще жива. Если это займет слишком много времени и навлечет на него гнев Крома... что ж, пускай будет так.

Его вера в грозного древнего Бога предков не имела ничего общего с изощренной теологией Юга. Он не верил, чтобы Кром стал наказывать за то, что кто-то предпочел выполнить свой долг воина и мужчины. Люди, выстроившие крепость на Имировом Перевале, умрут. Все. Пока ему приходилось дышать с ними одним воздухом, Конан не будет знать отдыха и покоя. Он поднес меч к глазам, посмотрел вдоль краев лезвия и нашел заточку безупречной.

- Вот что мы сделаем! - заговорил он наконец. Остальные нетерпеливо подались вперед, ожидая приказов, побуждающих к решительным действиям. Все они сгорали желанием отстоять жизнь и достоинство своей госпожи. И Конан их не разочаровал.

- Если прятаться за каменными стенами, добра не высидишь, - сказал он. Нападение, может, и удастся отбить, но войну так не выиграть. Мне приходилось служить под началом кое-кого из великих полководцев Немедии... В поединке они, наверное, уступили бы иным нашим северным бойцам, зато только и делают, что размышляют о тайнах искусства выигрывать войны. Каждый из них воюет по-своему, но все сходятся в одном: чтобы выиграть войну, загони врага на его собственную территорию. Это-то мы с вами и сделаем.

Воины одобрительно заворчали. Конан говорил именно то, что они жаждали услышать. Их государыня была отменной воительницей и оборону держала храбро и с немалым искусством. Но вот нападение... нападение было не по ее части. Зато Этцель, хоть и уклонялся от открытых сражений, в нападении как раз преуспел. Воинское совершенство Эльфрид состояло еще и в том, что она отлично сознавала свой недостаток. Она и глаз-то положила на Конана именно потому, что поняла с первого взгляда: это как раз тот человек, который способен повести ее воинство в решительную атаку. И вот наконец полководец был готов приступить к делу.

- Этцель все время рассылает мелкие отряды - грабить окрестные деревни, сказал Конан. - Сегодня мы устроим вылазку и покажем налетчикам, где раки зимуют. Они не привыкли напарываться на вооруженных воинов. Наступим Этцелю на мозоль! Пусть вылезает из каменной норы и дает бой!

- Это сильный вождь, - заметил воин с багровым шрамом на подбородке. - У него больше людей, чем у нас.

- Я видел его, - ответил Конан. - Дряблый мешок жира. Он здоров воевать против мирных крестьян, слабых женщин и беззащитных детей. Настоящим воинам незачем страшиться его.

С этим все согласились. Какому-нибудь стратегу из южной державы умозаключения Конана показались бы полной бессмыслицей. С точки зрения северных воителей, его устами говорила сама мудрость. Они собрали оружие и доспехи и приготовились выехать за ворота. Конан отправился к Эльфрид.

Он нашел предводительницу в главном зале: предвидя осаду, она самолично распоряжалась пополнением запасов съестного. Конан помедлил какое-то мгновение, любуясь ее собранностью и спокойствием. Потом сказал:

- Пойду убивать твоих врагов, госпожа.

Она обернулась к нему. Под глазами у нее залегли темные круги.

- Убьешь ты кого-нибудь или нет, рыцарь, мне все равно, - ответила она. Верни мне мою дочь живой и невредимой, и я вознагражу тебя землями и титулами по твоему выбору. И даже местом на моем ложе, если тебя это влечет.

Конан обиженно ощетинился:

- Я не ищу наград! Я дал слово и исполню то, что пообещал. Я пошел к тебе на службу только потому, что сердце велит мне защитить несправедливо поруганных. А награды...

Эти слова как будто растопили в душе Эльфрид холодный стальной стержень. Она положила руку на его плечо, твердое, словно высеченное из камня.

- Прости меня, друг мой, - сказала она. - Я слишком беспокоюсь за девочку... Настолько, что начинаю обижать настоящих друзей. Не сердись на меня... - Она посмотрела на него снизу вверх, потом взяла в ладони его лицо и заставила немного повернуть голову, словно высматривая некий изъян. - Нет, проговорила она затем. - В тебе действительно нет алчности до славы и земель. Ты в самом деле следуешь зову сердца. Что же касается места на моем ложе... Тут она посмотрела на киммерийца с тем же выражением, какое было у нее на лице, когда она оценивала его как воина, и сказала: - Ты знаешь, с тех пор как погиб мой Ральф, я ни разу еще не желала мужчины. Я ни в ком не видела равного моему павшему мужу. Но, может статься, ты именно тот человек, которого я ждала все эти годы... - Она уронила руки и отвернулась прочь, добавив: - Как бы то ни было, это все дело будущего... Пока все мои мысли - только о моей девочке и о том, что с ней может случиться...

- Только не теряй надежды, моя госпожа, - сказал Конан. - Старая скотина ни в коем случае ее не убьет, ведь тогда ему нечем будет стращать тебя. Какое-то время он не даст и пальцем ее тронуть, и за этот срок я в лепешку расшибусь, а вытащу оттуда малышку. Сегодня я поеду задавать трепку твоим врагам. Оставайся здесь, госпожа, блюди крепость. А пуще всего... - он даже наклонился поближе, подчеркивая важность сказанного, - пуще всего, смотри, никуда не высовывайся со двора! Очень может быть, что Этцель кого-нибудь пришлет торговаться с тобой. Ни в коем случае не слушай никаких предложений! Если хочешь, отруби гонцам головы и насади их на шесты над воротами, но только не верь ни единому их слову. Ни шагу за ворота, пока я не вернусь! Поняла?

Она кивнула, но все же заметила:

- Умом я понимаю: ты прав. Но не берусь поручиться, кто пересилит во мне: воительница или мать...

Конан тоже кивнул:

- Просто сиди дома. Вот все, что от тебя требуется. Если нынешнее дело вообще можно завершить во благо твоей семьи, клянусь, я это сделаю. А ты, если хочешь помочь мне, не вмешивайся ни во что.

- Спасибо тебе, воин, - тихо сказала она. - Я верю тебе. Да пребудет Имир с тобою...