Полдень, XXI век. Журнал Бориса Стругацкого. 2010. № 2 - Борис Стругацкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А я как пришла в школу в новом, так меня не узнали. Парни подходят, говорят: ты такая красивая; всерьез так, все ошеломленные, и никакого презрения. Я начала было улыбаться во всю рожу, но наказыватель меня остановил. Как только я улыбалась чуть больше, чем уголками губ, сразу тошно делалось. А если совсем не улыбалась — опять тошно. Наказыватель за пять минут выучил меня такой улыбке, какая всегда была у самых наших популярных девчонок. Я им завидовала и пробовала тренироваться перед зеркалом, но сколько ни тренировалась, как доходило до дела, начинала лыбиться, как дурочка. А наказыватель сразу меня в рамки поставил. Я теперь просто не могу улыбаться по-другому, даже если бы захотела.
Мои одноклассницы, как поняли, что я теперь мальчикам больше всех нравлюсь, попытались меня затравить. Ленка, которая самой главной была, со своими подругами зажала меня в туалете и говорит: лезь головой в унитаз, а то сейчас схватим и прямо туда тебе ершик вгоним, и никогда детей рожать не сможешь. И одна из них, с краю, с такой свинячьей улыбкой, смотрит на меня злобно, а в руке у нее фотик. И я понимаю: хотят меня ославить, что я головой в унитаз залезла. А я как-то струсила. Я всегда трусила, когда до драки доходило с девчонками. С парнями дралась, одному даже глаз так подбила, что потом родителей в школу вызывали. А с девчонками — боялась. Но тут меня так скрутило, что аж перед глазами поплыло. Эти девчонки никогда бы не смогли мне сделать так плохо. И как-то мысль мелькнула: мне теперь все равно, сейчас Ленке тыкну пальцем в глаз со всей силы, чтобы не только мне плохо было, а ей тоже. И как я это подумала, сразу полегчало. Ну я медлить не стала: я наказывателю тогда уже стопроцентно верила, знала, что он меня в обиду не даст. Тыкнула ей пальцем в глаз, а потом коленкой между ног. Она согнулась, завизжала, а ее подруги стоят как истуканки и смотрят на меня во все глаза. Я подошла к крайней, вырвала у нее фотик и об затылок Ленке — хрясь! и еще раз, а потом — об кафель, так что объектив вдребезги. И говорю: «Валите отсюда! А то убью!» И они убежали, а на следующий день Ленка подошла ко мне после школы одна и мириться предложила, я хотела начать издеваться над ней, но тут меня опять затошнило, и я согласилась, хотя не хотела.
А потом однажды Ленка меня от парней спасла. Меня ведь начали на всякие тусы звать и не только гулять, а на квартирники тоже. И парни стали меня лапать пытаться. Раньше ко мне только самые опущенные, всякие зубрилы с грязными ногтями подходили, и я их посылала, и никто меня не трогал. А тут все одноклассники, даже самые понтовые: подходят поздороваться и в щечку целуют, как всех красивых девчонок, а еще пытаются при этом на бедра тебе руку положить. Пообниматься на перемене хотят, по волосам погладить. А тут однажды мы с Ленкой на тусовку попали, и там были старшие, уже студенты, и все пили много. Я пила, пока мне наказыватель позволял, — выпила два стаканчика вина. Ленка больше меня пила, но не пьянела. Потом ко мне начали подкатывать. Один студент посадил меня на колени, обхватил руками мой живот, ладонями стал по ногам водить, а мне нравилось, и я не сопротивлялась. Потом он сказал, что хочет поговорить наедине, отвел меня в другую комнату, а там был другой парень, они заперли дверь и стали гладить меня, говорить, что я хорошая, и были пьяные уже. И тут меня как затошнит, и я говорю: «Я хочу выйти!», а они: «Ты что! Здесь так хорошо! Мы тебя в обиду не дадим»; я снова говорю; они: «Не надо!»; я опять то же самое говорю и иду к двери, тут они меня хватают, и один мне в ухо, так злобно: «Никуда не пойдешь! И молчи, ясно?!», а другой — я чувствую — ремень у меня на штанах пытается расстегнуть, и дышат мне в лицо так мерзко. Я завизжала. Один из них мне рот зажал, но Ленка услышала, стала ногой в дверь бить и кричать: «Отпустите ее! Я ментов вызываю!». Эти уроды испугались, один ответил, так сладенько: «Хорошо, хорошо, идет она! Мы просто шутили!». Выпустили меня, я к ней на шею и реветь, а она: «Пойдем отсюда быстрее!». Они все нас окружили, стали чего-то уговаривать, а подруга говорит: скажи им, кто твой папа. Я сказала. Вспомнила, что у него знакомый — генерал криминальной милиции, и тоже сказала. Они все сразу присмирели, извиняться стали, просить: «Девчонки, вы только, это, не надо милиции, мы же ничего не сделали, ну, понимаете». Мы когда вышли, Ленка мне говорит: «Может, стукнуть ментам, пусть попугают их?». Я говорю — давай, и в тот же вечер пожаловалась папе. Он поднял своего друга, и, короче, этих уродов прижали. Я так поняла, они были просто лохами, но папин друг нашел что на них повесить. Мне, конечно, папа сказал, что они реально были преступниками, но потом он однажды напился — с ним бывает раза два в неделю — и проговорился, уж не помню к чему: «Виновен, не виновен, уж лучше пусть в тюрьме сидит. Тобой нельзя рисковать».
Их обвинили, в общем, что они вступили в сговор и совращали малолетних. Брали с собой пару сверстниц для прикрытия, типа, чтобы казалось, что много девчонок в тусовке, а значит, бояться нечего. Знакомились со школьными парнями и обещали им бесплатный секс со шлюхами, чтобы те приводили девчонок, типа нас. Устраивали «тусовки», напаивали девчонок до беспамятства и насиловали. Тех двоих, которые меня лапали, вот-вот должны посадить. Это так здорово!
Теперь благодаря этой истории нас с Ленкой все в школе знают, стопроцентно. О нас даже слухи ходят, что мы отбились от насильников, связали их и притащили в ментовку. И парни со мной стали очень порядочно себя вести. С одной стороны, это приятно, а с другой я даже испугалась, типа не видать мне секса, теперь любой ко мне подкатывать испугается. И я даже пару месяцев очень переживала, потому что две мои подруги рассказывали, что уже этим занимаются.
А потом, в одну пятницу, папа сказал мне: «Пойдем со мной на вечеринку». А я так не хотела, я собиралась с одноклассниками в кино идти, но наказыватель мне четко дал понять, что я не права. Я пошла, а там были и взрослые, друзья папины, и всякие парни и девчонки немного постарше меня. И они как-то стали общаться со мной наравне. Один из них сказал, что у меня «обворожительная, гипнотическая улыбка». Мы с ним разговорились, оказалось, что его родители давно дружат с моим папой, у них тоже бизнес по цветным металлам, только они чем-то другим занимаются и с моим папой не конкуренты. Сам он на третьем курсе МГИМО, поступил туда сам, без помощи родителей. Работает у своего отца четыре дня в неделю. Все заработанные деньги долго откладывал, так что уже купил себе машину, иномарку. Поставил на нее спортивные кресла с какими-то перекрестными ремнями. В общем, очень крутой мальчик. Когда он отошел к бару взять нам колы, папа быстренько подошел ко мне и сказал: «Можешь поехать с ним на машине покататься, я разрешаю».
И я поехала. Машина оказалась классная. Хотя похуже, конечно, чем у папы; у папы места полно, и салон кожаный, и все такое мягкое, теплое, а здесь все-таки чуть пожестче. Но все равно здорово! Не то что «девятка» нашего физрука, на которой он меня однажды до дома довез, когда я коленкой стукнулась (ну, притворилась больше, на самом деле; я просто хотела узнать, каково это наедине с физруком; подруги рассказывали, что он их за сиськи хватал).
Так вот, поехали мы кататься, он сначала рассказывал, как их команда заняла первое место по волейболу в институте, а потом опять машиной стал хвастаться. Сказал, что стекла меняют прозрачность, и можно так сделать, чтобы вообще ничего видно не было, а кресла назад отъезжают и спинки откидываются. Я все понять хотела, к чему это он рассказывает? Сначала думала, ему машина очень нравится, и он наговориться не может. А потом он заехал куда-то в парк, остановился, и все вдруг стало ясно. Я решила, что буду сейчас орать, когда он попытается меня лапать, но при этой мысли сработал персональный наказыватель, и я поняла, что пришел час Икс. В общем, я дала ему. Он оказался очень нежным, и мне почти не было больно.
Несколько раз у нас это было в машине, и он потом отвозил меня домой. А через месяц я в первый раз осталась у него на ночь. Оказалось, он живет отдельно от родителей, в двухкомнатной квартире. Потом я ночевала у него все чаще, и ни разу не было, чтобы папа мне хоть слово сказал, как будто только одного и хочет, чтобы я с этим парнем встречалась. И, в общем, все так и есть, потому что папа однажды по пьяни брякнул: «Ничего не бойся. Он никуда не денется, договоренность есть».
Короче, у меня теперь есть классный парень, и все в шоколаде; он часто заезжает за мной вечером, когда я гуляю на школьном дворе. Сразу после школы он не может: учится и работает, но оно и к лучшему. Вечером больше народу видит, как за мной приезжает взрослый мальчик на иномарке, и как я целую его в губы, когда сажусь к нему в машину. Мои подружки на меня молятся, а мои одноклассники меня прям боятся и готовы для меня все, что угодно, сделать. Стоит мне только вздохнуть чуть громче обычного, все сразу замолкают, потому что думают, что я сейчас что-то скажу важное.