Лес на той стороне. Книга 2: Зеркало и чаша - Елизавета Дворецкая

Зимобор быстро снял стебелек с перекрестья и сжал в кулаке. Она снова напомнила о себе – Младина, младшая из трех Вещих Вил, явившаяся ему на третью ночь после смерти отца. Дева Будущего подарила ему свою любовь, увела его из Смоленска, обещала, что он в любом бою одержит победу и станет смоленским князем вопреки всему, но в обмен на помощь потребовала от него любви и верности до самой смерти. Очарованный красотой Вещей Вилы, он пообещал – да и как он мог отказаться, если во власти вилы человек не принадлежит себе? Вот только любовь ее для смертного губительна – за несколько лет Дева выпьет из него все силы, и молодой парень умрет, высохший, лысый и слепой, как старик. Зимобор не хотел такой судьбы. И встретил Дивину – живую девушку, которая тоже полюбила его, но ее любовь не отнимала силы, а прибавляла их. С тех пор Зимобор жил под вечным страхом мести Вещей Вилы, и эта месть уже отняла у него Дивину.

Дева Будущего устранила земную соперницу со своего пути и продолжает помогать тому, кого выбрала. Вот только помощь ее, при всей ее несомненной полезности, внушала Зимобору не благодарность, а ужас. Он все еще был во власти Вещей Вилы, а значит, его мечты о свободе и счастье с Дивиной были не более чем мечтами.

А старейшины уже толпились около ворот и ждали знатного гостя, чтобы вместе войти в старинное гнездовое святилище. Первый двор занимали длинные хоромины, в которых окрестные жители пировали по священным праздникам. Хоромины располагались справа и слева, а между ними было свободное пространство и ворота во внутреннем валу, которые вели уже в само святилище, землю богов. Перед воротами были разложены два костра, очищающие своим огнем и дымом все и всех, кто хочет вступить на священную землю. Воротных створок собственно не было, но по сторонам проема возвышались два высоких резных столба-чура, и каждый входящий кланялся им, коротко прося позволения войти. Впрочем, чтобы не создавать давки, в дни больших праздников старейшины просили это позволение сразу за весь род.

Приносить жертвы сегодня было не время, поэтому огонь перед жертвенником не горел. Когда все оказались внутри, старейшины вместе со старшей Макошиной жрицей (всего в святилище жили три женщины) вышли вперед и попросили, кланяясь идолам девяти богов:

– Благословите нас, отцы и матери, зиме рог сшибать, весне дорогу мостить. А тогда, как придет весна, разожжем мы огни вам калиновы, принесем жертву богатую, чтобы свет белый не мерк, род людской не переводился!

А потом пошло веселье. Снеговую Бабу отделали до конца – вылепили ей стройный стан с пышной грудью, в глаза вставили угольки, рот выложили мелкими шишками. На снежную голову надели нарочно сшитую кичку – темную, старушечью, потому что зима уже состарилась, пора ей скоро на покой!

Все женское население разделилось на две ватаги: девушки и замужние бабы. Замужние стеной встали перед Снеговой Бабой, а девки, выстроившись в пеструю стенку, с визгом кинулись на них. Под вопли и хохот столпившихся вокруг мужчин девки дрались с бабами, норовили сорвать с голов кики и повои, бабы отбивались, драли своих противниц за длинные косы, опрокидывали на снег. Снег летел во все стороны вместе с какими-то шнурочками, перышками, бубенчиками, височными кольцами и прочими частями женских уборов. Видимо, засеяв в этот день поляну перед святилищем, женщины потом всю весну, пока не поднимется трава, собирают здесь свое добро.

Стоял гвалт, визг, вой, рев, гогот, так что от одного шума, казалось, лед на реке должен треснуть. Полуоглохшие мужики сгибались пополам от смеха, наблюдая бабью потасовку, смоленские кмети не хуже местных прыгали вокруг, кричали, подбадривали, кому какая понравилась, давали советы, которых никто не слышал и не слушался, но все равно было весело.

– Давай, Муравка, меси их, пустоголовых! – орал Зимобор, взявший сторону Лежневой старшей снохи, которая первой догадалась про медведя-оборотня. – Налегай давай, покажи им, вяз червленый в ухо!

Но зря старался: девичье войско побеждало, несмотря на ожесточенное сопротивление. Оттеснив охающих противниц, которые торопливо подбирали со снега сорванные кички и кое-как прилаживали их на разлохмаченные головы, прикрывая волосы, девушки пробились к Снеговой Бабе и, отогнав ее последних защитниц, сорвали кичку и с нее. Под торжествующие вопли и проклятья снежное чучело разметали, раскидали по полю и растоптали. С зимы сорвали кичку – теперь застыдится ходить простоволосой и уберется прочь, уступит дорогу весне! И пусть еще не скоро, еще больше месяца до равноденствия и весенних праздников Лады, а до настоящего тепла еще дальше, – но все-таки.

У всего бывает первый шаг, и у весны тоже. Помня об этом, Зимобор все это время думал о Дивине – уж наверное, она оказывалась не из худших бойцов в девичьей стае, когда в Радегоще сшибали рог зиме! Он знал, что Дивина никак не может здесь быть, но вглядывался в румяные, горящие девичьи лица, словно все-таки надеялся ее тут увидеть. И не раз ему мерещилось какое-то сходство с ее округлым лицом, темными бровями, крепким станом, длинной русой косой… Опять она, казалось, находилась совсем близко, но ни увидеть ее, ни притронуться к ней нельзя. Весна еще далеко, но она уже существовала где-то в мире; так и Дивина была очень далеко, но Зимобор сейчас не просто верил, а знал, что непременно найдет ее.

Когда все бабы подобрали обрывки своих уборов, на освободившееся место вышли мужики. По обычаю, верховья Сежи вставали против низовий: Заломы против Леденичей, а роды и маленькие села примыкали к ним. Выстроившись стенка на стенку, женатые мужчины и взрослые парни-женихи пошли друг на друга, и теперь потеха началась для женщин. Мужики угощали друг друга кулаками, срывали шапки, драли полушубки. На этот случай каждый кроме праздничного хорошего привез в санях старенький, какой не жалко, и переоделся перед дракой. Женщины кричали, визжали, подбадривали своих, смоляне тоже веселились, а Зимобор отмечал про себя: а неплохие бойцы, крепкие и по-своему опытные. Конечно, кметям каждый из них не соперник, особенно в бою с оружием, но, если что, ополчение здесь можно собрать хорошее…

– А ну давай теперь против нас! – крикнул он, когда нижние потеснили верхних. – Вставай, кто не боится! Верхние, нижние, все равно! Только покрепче нам давайте противничков, покрепче!

– Из мелкой посуды не пьем, дурных не бьем! – крикнул Людина.

Смеясь, сежане стали выстраиваться. Те, кто еще не натешился своей удалью, оправляли пострадавшую одежду, приглаживали волосы и вставали стенкой против Зимоборовой ближней дружины. Кмети освободились от лишнего оружия и тоже встали. Сначала женские, а потом мужские поединки их раззадорили, им тоже хотелось показать себя.