Исповедь любовницы Сталина - Леонард Гендлин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Композитор Иван Держинский предложил Большому театру осуществить постановку его оперы, которую он написал на сюжет романа «Тихий Дон». В работу мне дали главную женскую партию — Аксинью.
За мной приехал Алеша Бугров. Вместо старой жабообразной экономки, — новенькая, молоденькая, чистенькая, улыбчивая, одним словом — кровь с молоком. Протягивая руку, она скромно сказала:
— Зовите нас Валей, если хотите, можно и по отчеству Валентина Ивановна. — Голос у нее грудной, приятный, не назойливый.
— Очень рада, Валечка. Моя фамилия — Давыдова.
— Мы знаем, маленько подождите, перекусите, они сейчас придут.
Сталин любил создавать нервное состояние ожидающим его людям. Наконец он появился. Удивилась его ледяной вежливости.
— Валечка, — сказал он, — принесите фруктов и что-нибудь выпить холодненького. — Он тяжело опустился в кресло. — Для намеченных дел нам не хватает рабочего дня, приходится ночами сидеть за письменным столом. — Съев два апельсина и выпив стакан боржоми, пробурчал — Знаем про все ваши шашни! — Такое вступление ничего хорошего не предвещало. — На даче у С. Буденного была? — Он стал загибать пальцы. — С Тухачевским путаешься? С Ягодой спишь? С рыжим Пильняком живешь? С Маленковым встречаешься? Скажи, В. А., что нам с тобой делать? Почему стала ненасытной сучкой? Скажи: какое придумать для тебя наказание? Изолировать от цивилизованного общества, в тюрьму посадить? Все равно там ничему не научишься, я тоже сидел в тюрьмах и, как видишь, убеждения остались при мне. В исправительно-трудовой лагерь отправить, строить дороги или же корчевать лес — устанут руки, тогда начальство заставит грудью месить бетон, а по ночам тебя, вшивую и смрадную, в очередь будут пользовать уркаганы-блатари.
Я не на шутку испугалась угроз властелина-самодер-жца российского царства.
— Что молчишь? Значит, все правильно?
— И. В., мне надоело оправдываться, делайте со мной, что хотите, только оставьте в покое, я и так вся издергалась.
Сталин улыбнулся:
— Молодец, мне даже очень нравится, что ты не из робкого десятка, купить и продать тебя нельзя. — Он позвонил — в белом накрахмаленном фартучке вошла Вадечка. — Соберите нам что-нибудь поужинать.
Я от еды отказалась.
— Что, после наших слов пропал аппетит? Мы заметили, что с некоторых пор вы стали слишком взвинченной, нервной. Придется срочно отправить вас на отдых.
Я содрогнулась, ведь он все может: и посадить в тюрьму, и отправить в концентрационный лагерь, и на эшафот, и никто не заступится, нет на земле человека, который нашел бы в себе силы критиковать или указывать первому человеку в государстве.
— Верочка, не бойтесь нас! Мы решили отправить вас в Сухуми, Вас там хорошо примет наш друг, товарищ Лакоба. — Залпом выпила рюмку коньяка. — Молодец, В. А., кто умеет пить, тот умеет любить, — эти вещие слова принадлежат русскому демократу и гуманисту Александру Ивановичу Герцену. После обмена любезностями полагается заслуженный отдых! Идемте, вас ожидает сюрприз! — В спальне Сталин миниатюрным ключиком открыл дверцы’шкатулки, в руках он держал резную деревянную коробочку. — Это вам от меня за «Садко»— вы создали неповторимый образ прекрасной девушки Любавы.
— И. В., мне не совсем удобно принимать от вас такой бесценный дар!
Сталин насупился:
— За то, что на даче у Маленкова спела три песни или еще за что-то, он отвалил тебе 500 рублей?
Чтобы доставить ему удовольствие и замять назревающий скандал, я надела золотые, филигранной работы миниатюрные часики, золотое кольцо с бриллиантами и золотые сережки, отделанные драгоценными камнями, потом, прижавшись к нему, я его поцеловала: И. В. как будто успокоился.
— Спасибо, родной, вы все равно, с подарками или без них, для меня самый желанный из всех мужчин в мире, вы — мой избранник и король!
— Ты меня так никогда не называла. Хочу опять твоей ласки, прикосновения твоих рук. Ты давно не была у нас, вот почему я такой злой, неуравновешенный, нетерпеливый…
Верила, что не за горами то время, когда инициатива целиком перейдет в мои руки. После каждой встречи Сталин еще сильней ревновал, бесновался. В припадке бешеной злобы готов был стереть в порошок. Через многочисленных шпионов он получал обильную информацию, которая умело фальцифицировалась штатными царедворцами, вот почему каждый раз приходилось имитировать страсть.
— Верочка, постараюсь тебя больше не мучить.
Для пущей видимости я надулась:
— И. В., меня вы все время упрекаете, а у вас без конца бывают женщины! Я тоже кое-что знаю: вы не можете забыть Валерию Барсову, вам все еще нравится Ольга Лепешинская, вы стали близки с Брониславой Златогоровой, а теперь к этому списку прибавилась пухленькая Валечка! Вряд ли она вам нужна для мебели!
Сталин громко рассмеялся, обнажив вывернутые гнилые зубы, которые не хотел лечить: он смертельно боялся боли.
— Откуда такая осведомленность? Мужчинам на роду написано иметь как можно больше женщин. Напомню вам, что в письме Раевскому поэт Лермонтов писал: Если не ты, так другой мой друг — лучше быть первым, чем вторым… Верочка, я люблю тебя! Ты — мое солнце, ты — мой рассвет! Он стал жадно меня целовать. — Часто тебя не приглашаю, потому что берегусь. Жить без женщин трудно, но нельзя шутить с природой. Я тебе дам номер личного телефона. Никому не давай и звонками не злоупотребляй. В отпуск отправишься в Сухуми, отдохнешь на нашей даче у Лакобы. Потом, если захочешь, переедешь в отдельный особняк, более комфортабельный, чем в Сочи.
— И. В., тронута вашим вниманием и заботой. Вы должны понять, что моя жизнь сложилась трудно и в этом нельзя винить одну только обездоленную женщину. Я боюсь портить отношения с правительственными мужиками из вашего окружения, каждый из них обладает властью, каждый может посадить, наказать, ликвидировать, и вы даже не найдете моих останков.
Сталин засопел, он посмотрел на меня совершенно другими глазами:
— Назови фамилии. С каждым поговорю при закрытых дверях, с глазу на глаз.
Сыграла на его властолюбии:
— Если не боитесь, вызовите Ягоду. Он больше всех ко мне пристает и терроризирует.
— Этот негодяй давно породнился со смертью и кару он получит самую ужасную, мы из него вырвем душу.
Дача Тухачевского. Нина Евгеньевна приветливо со мной поздоровалась.
— В. А., мы как раз собираемся обедать. М. Н. будет минут через 20, он только что звонил. В ближайшее время мы собираемся на отдых в Сухуми, к нам должны присоединиться Борис Пильняк с красавицей Кирой Андронниковой, а также Исаак Эммануилович Бабель со своим новым увлечением. А вы куда собираетесь ехать, если, конечно, не секрет?
— Тоже в Сухуми. Но придется в конце июля на три дня вернуться в Москву: меня включили в программу правительственного концерта для делегатов VII Конгресса Коминтерна. Жаль разбивать отпуск, но ничего не поделаешь.
Стремительно ворвался М. Н., как любящий муж он поцеловал жену, обменялся с нею любезностями. Адъютант Шилов с шофером внесли огромные пакеты с продуктами.
— Я сегодня дока весь вечер, — с порога крикнул Тухачевский. Увидев меня, он радостно улыбнулся. — В. А., вы всегда вовремя, надеюсь, что вы с нами пообедаете?
Нина Евгеньевна умела устраивать обеды и ужины, которые славились на всю Москву.
— Мишенька, совсем забыла, — сказала она, — я на сегодня записана к зубному врачу.
— Очень хорошо, передай ему привет и запиши меня на один из ближайших вечеров. — Мы остались вдвоем. — Верочка, ты, конечно, хочешь все узнать про Ягоду?
— Да.
— Мои люди обыскали его с пристрастием, в потайном кармане обнаружили фотопленку и несколько фотографий. Оказывается, когда мы с тобой были в Загорске и Переяславле-Залесском, за нами следили. Эта сволочь проявила пленку. Я приказал ее изъять, взамен положили другую. Мы также нашли у него листочки белой бумаги, которые оказались рецептами ядов медленного отравления, написанные симпатическими чернилами. Я все передал Н. И. Ежову. Маленков обо всем осведомлен.
— Мишенька, я боюсь туч, обагренных кровью. -
Тухачевский развеселился:
— Нам не страшен серый волк! Между прочим, ты, Верочка, понравилась Борису Пильняку. Так просто он от тебя не отстанет, мальчик он настырный. Прощаясь со мной, он сказал: Такие женщины, как В. Л., созданы только для любви. После физического общения они вдохновляют на многие годы. Я не буду возражать, если он останется при своем мнении.
— Мишенька, надеюсь, что ты меня не ревнуешь?
Легла на кушетку. Тухачевский положил голову мне на колени. Пауза продолжалась больше часа.
— Верочка, я устал от двойственного положения, устал ревновать, дальше так продолжаться не может, давай вместе искать выход из создавшегося положения.