Фантастика - Борис Акунин

Тогда, летом 1980-го, он протащил Серегу чуть не по всем видам спорта, выбирая оптимальный.

Тяжелую атлетику отмел сразу, сказал, скелет хлипковат, да и быстрая реакция там не главное.

Бокс тоже забодал — скорость классная, но силенки маловато.

Для бега на длинные и даже средние дистанции Дронов не шибко годился — разгонялся ого-го как, но потом выдыхался.

Зато когда Сэнсэй поставил его на стометровку, Серега (само собой, с помощью заветной иголки) дал по гаревой дорожке результат 3,5 секунды! У Ивана Пантелеевича на лбу аж пот выступил.

— Ты вот что, — сказал он хрипло, — ты так не бегай. А то поломаешь к черту всю мировую легкоатлетику. Уже скоро десять лет, как никто не может побить рекорд Джима Ханса — 9,95, а ты три с половиной! Учись гасить скорость. Твоя задача — 9,90, понял?

Ладно, перешли в бассейн. Плавал Серега тогда хреновато, по-деревенски, но как припустил саженками по-вдоль бассейна, прямо вода закипела. Прогнал 100-метровую дистанцию за 22 секунды с копейками. А мировой рекордсмен Джим Монтгомери, как выяснилось, на олимпиаде в Монреале вольным стилем еле-еле разменял пятидесятку.

В длину — исключительно благодаря быстрому разбегу — Дронов сиганул на десять с хвостиком, при том что рекорд Джесси Оуэна (8,13) считался непобиваемым уже полтора десятка лет.

В высоту прыгнул на 2 метра 87 сантиметров, и это безо всякой подготовки.

После первого же Серегиного рекорда Иван Пантелеевич позаботился о том, чтобы дальнейшие испытания проходили без свидетелей.

— На тебя надо гриф «совершенно секретно» шлепнуть, — сказал он, возбужденно потирая руки. — Ты водородная бомба советского спорта. Ну, попляшут они у нас!

По мнению Сэнсэя, у Дронова был хороший потенциал для пинга-понга, тенниса, футбола, хоккея, однако выбор остановили все-таки на легкой атлетике.

— У тебя такой запас мощности, что ты можешь каждый год по новому мировому рекорду давать. Будешь понемножку уменьшать торможение, и все дела. А когда натренируешь мышцы да поднаберешь техники, то улучшишь результат раза в полтора против нынешнего. Не задирай нос, не разбалтывай дисциплинку, и станешь величайшим спортсменом всех времен, это я тебе гарантирую.

Эх, счастливое было время.

Дурацкое словечко «костольеты» из Серегиного употребления вышло. Для обозначения внутреннего тайного отстука больше подходило красивое слово «Метроном». Переводить Метроном в Режим Дронов научился без перебоев. Иной раз и иголку доставать не требовалось, достаточно было вспомнить, что она здесь, в специальном кармашке спортивных трусов или плавок.

Кстати о кастаньетах (а не «костольетах», как он, лапоть басмановский, называл): при желании Сергей мог бы и в танце достичь больших высот. Когда бывал на дискотеке или где танцевали, Метроном в два счета подстраивался под музыку, и Дронов телом, ногами, шеей такое выделывал — все вокруг замирали. Попался бы Сереге на железнодорожном переезде не спортивный деятель, а, скажем, Игорь Моисеев, быть бы Дронову сейчас народным артистом, каким-нибудь Махмудом Эсамбаевым.

Но Иван Пантелеевич интересовался не ритмами, а метрами и долями секунд. В то лето в Москве шла Олимпиада, на которую Серега, конечно, попасть не успел. Зато под руководством Сэнсэя дублировал все легкоатлетические состязания и дал тогда не то десять, не то пятнадцать мировых рекордов, да каких!

— Ничего, — уверенно говорил тренер. — Следующая олимпиада твоя.

Насчет этого Иван Пантелеевич, положим, ошибся, но тут не Серегина и уж тем более не Сэнсэева вина. Ладно, про это разговор отдельный, но вообще-то рекорды, почетные звания и золотые медали в последующие годы на Дронова посыпались прямо ливнем, так что даже надоедать стало.

Хорошо, что кроме спорта в жизни были и другие заводные вещи — танцы и секс.

Мужчина из бывшего басмановского цыпленка получился красивый: светловолосый, с загустевшими и лихо сросшимися на переносице бровями, с открытым и уверенным взглядом. Рост — метр восемьдесят семь, про фигуру-осанку и говорить нечего. Такому молодцу бабу в койку затащить — только свистнуть. Но Сергей себя по дешевке не разменивал, спутниц подбирал с большим разбором, красавицу к красавице. Бабником себя не считал. У бабника как? Ему бы трахнуть все равно кого, как ни попадя, лишь бы количественный показатель увеличить, и поскакал себе дальше, за новыми трофеями. Сергей же ставил на качество. Чтоб если женщина к нему в постель попала, то, сколько ей потом мужиков ни встреться, помнила всю жизнь. Дело-то нехитрое — утянуть ее за собой в Режим. И чтоб до обморока, до закатившихся глаз. Пусть знает, как оно должно быть: токо-так, токо-так, и больше никак.

Сломанные крылья

Взлет чудо-атлета к вершинам был, как и положено «соколу», стремительным. Еще до конца олимпийского года Сергей Дронов стал чемпионом Всесоюзной спартакиады в шести видах спорта, зимой впервые поехал на международные состязания, произвел сенсацию и заработал прозвище Mr. Mercury, «мистер Ртуть» и заодно бог Меркурий — тот самый, кого изображают с крылышками на щиколотках. Клип «Мы рекордсмены», в котором мистер Меркурий в паре со своим тезкой из знаменитой рок-группы отплясывал у чаши с олимпийским огнем, несколько месяцев продержался в хит-парадах ведущих мировых телеканалов и даже был один раз показан по первой программе в новогоднем «Волшебном фонаре». Денег, правда, Дронов за это не получил, все миллионы достались Госкомспорту, но ничего, он тоже в накладе не остался, грех жаловаться. Страна Советов умела проявлять заботу о своих героях. Одарила Сергея всем, чем могла: чудесной квартирой в цековском доме на Ленинском проспекте, целыми двумя (!) машинами — «ладой» и «волгой», а главное Любовью Государства, которая стоила подороже любых капиталистических миллионов.

В общем, всё в жизни у Дронова удалось. Кроме одного.

Зря он танцевал на Акрополе возле огненной чаши, зря изображал олимпийского небожителя. Подняться на высшую ступеньку спортивной славы ему так и не довелось.

В Сан-Францискской олимпиаде 1984 года Советский Союз не участвовал — обиделся на бойкот 1980 года. А следующие игры реакционное руководство МОК постановило провести в Южной Корее, марионеточный режим которой страны социалистического лагеря решительно отвергали. 1992 же год был фантастически далек. Сереге к тому времени будет под тридцатник, для легкоатлета возраст пенсионный. К тому же после двух провалившихся олимпиад казалось, что детищу Пьера де Кубертена вообще настают кранты.

Но случилось чудо — Перестройка. Как будто специально для Сергея Дронова в кресло генсека после нескольких дряхлых стариков вскарабкался шустрый, говорливый реформатор, и многое из того, что еще вчера представлялось совершенно невообразимым, вдруг стало возможным. Например, участие в Олимпиаде, и наплевать, что у СССР с Корейской республикой нет дипломатических отношений. Ну не фантастика?