Клятва королевы - К. У. Гортнер

Гражданская война между моими братьями возобновилась еще с большей жестокостью. Смерть Хирона разрушила как стремления Вильены, так и доверие к нему со стороны других; не имея возможности обеспечить с моей помощью связь с королевской семьей, презираемый мятежниками, которых когда-то поддерживал, он спрятался во дворце под боком у короля. Настояв, чтобы каждый раз, когда он осмеливался выбраться наружу, его сопровождала собственная мавританская стража. Распался и предполагавшийся союз между Иоанной и моим братом, а сторонники Альфонсо захватывали многочисленные провинции, пока у Энрике не осталась лишь горстка преданных ему мелких городов и Сеговия.

Земля обуглилась, урожай погиб, народ был полностью разорен. Разрушилась всяческая торговля, деньги из-за постоянных требований Энрике чеканить новую монету столь обесценились, что торговцы принимали оплату за товары лишь продуктами. Каждый день Беатрис приносила мне новую историю о страданиях королевства, и всякий раз я думала о том, сколько еще продержится Кастилия, прежде чем под ней не начнет расступаться земля.

В августе тысяча четыреста шестьдесят седьмого года, четыре месяца спустя после моего шестнадцатилетия, в нескольких милях от Мадрида было замечено войско Альфонсо. Королева Жуана в панике поспешно отослала нас назад в алькасар в Сеговии. Энрике, Вильена и их солдаты отправились навстречу мятежникам, в городе заперли ворота и перестали бить колокола. Жуана расхаживала по своим покоям, словно пантера в клетке Энрике, ожидая известий об исходе сражения.

Последовав совету Менсии де Мендосы, она отправила маленькую Иоанну в безопасное место, в крепость клана Мендоса, Мансанарес-эль-Реал, на случай если мятежники захватят Сеговию. Намек, что Альфонсо мог бы причинить вред ребенку, привел меня в ярость, но я продолжала с безразличным лицом сидеть на табурете, сложив руки на коленях и глядя на королеву, которая настояла на моем присутствии.

Внезапно она резко повернулась ко мне:

— Наше дело правое, и Бог на нашей стороне. Я уже однажды пыталась, но меня переубедил этот напыщенный идиот Вильена. Но на этот раз все будет по-другому. Как только Энрике вернется с головой твоего брата в мешке, я позабочусь, чтобы тебя выдали замуж за моего брата, короля Альфонсо. — Она подняла палец, словно предупреждая возможные возражения, хотя возражать я вовсе не собиралась. — И только попробуй ссылаться на кортесы. Меня не волнует, чье одобрение, по твоему мнению, нам требуется. Я лично отволоку тебя в Португалию, в оковах. Я позабочусь, чтобы тебя выдали замуж и отправили подальше от этого королевства — навсегда.

Беатрис приподнялась на стуле, яростно глядя на королеву. Бросив на нее столь же злобный взгляд, Жуана приказала своим фрейлинам:

— Принесите инструменты! Я хочу музыки и танцев. Пришло время победы над нашими врагами. Нужно это отпраздновать.

Беатрис взглянула на меня. Я смотрела на женщин, что лихорадочно бренчали на лютнях, пока Жуана кружилась перед ними в парчовом платье, сверкая драгоценностями, словно все еще оставалась центром внимания придворных. Я удивлялась, что она не чувствует моей ненависти к ней и та не превращает ее в соляной столб. Я ощущала соленый вкус во рту, чувствовала, как соль течет по моим жилам, ибо теперь понимала, насколько королева не заслуживает сострадания. Прямо сейчас мои братья рубились на мечах на поле битвы, и вокруг них лежали мертвыми мужчины — цвет Кастилии, — а раненых было еще больше. А чем занималась наша королева?

Она танцевала.

Будь у меня такая возможность, ушла бы немедленно. Но я лишь сидела и терпела, повторяя про себя молитву святому Сантьяго, военному покровителю Испании, о нашем спасении.

И оно пришло несколько часов спустя в лице самой Менсии, которая ворвалась в покои в покосившемся чепце и с растрепанными волосами.

— Народ силой заставил открыть ворота! Битва окончена. Король и Вильена бежали. Сеговия потеряна!

Жуана замерла на середине танца, растопырив пальцы, словно пытаясь ухватить последний музыкальный аккорд, а затем с нечеловеческим воем бросилась на меня. Я вскочила на ноги, отшвырнула табурет; королева наверняка бы в меня вцепилась, если бы между нами не встала Беатрис. Прежде чем я успела сдвинуться с места, Беатрис схватила Жуану за запястье.

— Только дотроньтесь до нее, — холодно проговорила Беатрис, — и я позабочусь, чтобы король Альфонсо доставил вас в Португалию в оковах.

Жуана тяжело дышала; я видела ее оскаленные зубы, стоя позади Беатрис рядом с опрокинутым табуретом.

— Ваша светлость, — поспешно сказала Менсия, — у нас нет времени. Нужно уходить. Кто знает, что с нами случится, когда явятся мятежники?

Жуана уставилась на меня, вырвала руку из пальцев Беатрис.

— Ты останешься здесь, — сдавленно произнесла она. — Останешься и встретишь их, вероломная сука.

— Мы никуда и не собирались уходить, — ответила Беатрис, которая продолжала стоять передо мной, защищая от обжигающего взгляда королевы.

Королева и фрейлины выбежали за дверь, и несколько минут спустя в покоях наступила тишина. Казалось, безмолвие опустилось на весь алькасар, на всю Сеговию, даже на саму Кастилию.

— Нужно подняться наверх, — сказала я.

— Наверх? — озадаченно взглянула на меня Беатрис.

Я схватила ее за руку:

— Да, на стену — посмотрим, как они идут!

Нас сразу же окутала похожая на поднимающийся из котла пар жара, что повисла над открывшейся перед нами сухой равниной. Сверкая доспехами, в сторону города двигалась неровная линия потрепанных знамен, лошадей и людей. Я приложила руку ко лбу в попытке вглядеться в облако пыли, поднимаемой сотнями копыт и ног.

— Видишь его? — тревожно спросила Беатрис. — Альфонсо там?

Я покачала головой, приподнялась на цыпочки и всмотрелась в даль из-за высокой, по пояс, стены. И тут я увидела его — во главе войска, с растрепанными золотисто-белыми волосами, которые ни с чем невозможно было спутать. Позади ехал Каррильо в красной мантии.

Вместе с Беатрис я бросилась вниз по лестнице, путаясь в юбках. Выбежав через пустые коридоры и покинутые всеми залы во двор, я остановилась, тяжело дыша, и в то же мгновение увидела, как мой брат въезжает в ворота вместе со своим усталым войском.

Во дворе толпились горожане, что явились сюда в поисках убежища в страхе перед вошедшими в город мятежниками. Когда мой брат сошел с коня, все как один опустились на колени. Он огляделся по сторонам, и я тоже последовала их примеру. Брат направился ко мне, и у меня перехватило дыхание.

Теперь ему было четырнадцать. Он стал шире в плечах, но оставался столь же стройным и грациозным, унаследовав рост своих предков Трастамара. Черты его сделались более угловатыми, соединили в себе силу отца и португальскую красоту матери. В помятых и забрызганных кровью доспехах, с мечом на боку, он напоминал ожившего архангела-мстителя, и слова приветствия застряли у меня в горле.

Радостно вскрикнув, Беатрис бросилась к нему с распростертыми объятиями. Он медленно повернулся, глядя на меня, все еще стоявшую на коленях.

— Hermana, — срывающимся голосом проговорил он, — это ты?

Я оперлась на его протянутую руку и поднялась на ноги. Хотела поцеловать его руку, в знак уважения к королевскому титулу, на который он заявил свои права, но внезапно почувствовала, что оказалась в крепких объятиях брата, и не смогла сдержать слезы облегчения.

— Я здесь, — прошептал он. — Я сделаю все, чтобы с тобой ничего не случилось. Мы едем домой, Изабелла.

Глава 11

Замок Аревало показался мне невероятно маленьким и унылым — я уже успела забыть, сколь уединенной от всего мира была цитадель, где мы провели детство. И все же я не ощущала ничего, кроме радости, пока мы с Альфонсо ехали к ней в сопровождении Беатрис и Чакона, преданного гувернера моего брата, а также нескольких слуг. К счастью, брат настоял на том, чтобы избавиться от многочисленных советников, с которыми он прожил последние три года.

Каррильо не был в восторге от решения моего брата вернуться в Аревало. Он убеждал Альфонсо, что его долг — оставаться в Сеговии, проследить, чтобы Энрике полностью лишили остатков власти. Пока наш единокровный брат и Вильена на свободе, предупреждал Каррильо, победу Альфонсо нельзя считать окончательной.

Но, к моему удивлению и немалой гордости, Альфонсо отказался.

— Энрике и без того уже достаточно пострадал, — сказал он Каррильо. — Теперь он — изгнанник в собственном королевстве, вынужденный искать поддержки у немногих оставшихся вассалов. Я не стану далее его унижать и хочу объявить перемирие на ближайшие полгода. Скажите ему — если он согласен встретиться с нами, чтобы обсудить условия, у меня больше нет к нему претензий. А пока что мы с Изабеллой намерены нанести чересчур запоздалый визит матери, которая наверняка за нас тревожится.