Журнал «Вокруг Света» №04 за 1974 год - Вокруг Света

Когда туман совсем рассеялся, толгские крестьянки пришли с вальками и корзинами белья на реку и увидели остроносый пароходик, засевший на левобережной отмели.

Сперва никто не отважился подойти, а когда в конце концов мальчишки полезли на борт, оказалось, что пароход совершенно пуст. На нем не встретилось ни одной живой души, хотя в топках еще дотлевал уголь, а в котлах постукивал и вздыхал остывающий пар.

3

В бывшей земской больнице села Солнцева имелась палата, официально именуемая «второй терапией». Няни и сиделки называли ее слабой, а больные сочувственно вздыхали, когда врач Сергей Васильевич Попов переводил туда пациента: «Теперя каюк! В потерпию сволокли!»

Кабинет врача находился рядом с «потерпией», и доктор чаще всего заглядывал именно в эту палату. Своих больных солнцевский доктор знал только по диагнозам и в лицо — на имена у него памяти не было. Не потрудился он даже упомнить имена-отчества обоих помещиков, построивших солнцевскую больницу, — богача Зурова и средней руки барина Букетова, чьи владения сходились недалеко от зуровского села Солнцева. Мужики побаивались и уважали доктора. Отличался он некоторой угрюмостью характера, люто ненавидел притворщиков, издевался над «нежностями», и лишь больные ребятишки и замученные крестьянским трудом солдатки-вдовы, которых чуть не силком приводили к сердитому доктору, знали, какой запас терпения и доброты был у «ругателя и резателя»: так называл доктора Попова солнцевский священник, отец Федор.

Сразу после начала июльских событий больница стала наполняться беженцами. На вторую неделю белой власти прискакал нарочный с приказом очистить больницу от посторонних и приготовить все места под раненых перхуровцев. Зуров приложил личную записку врачу — наконец-то, мол, больница, созданная солнцевским владельцем, послужит истинным патриотам!

Попов еще перечитывал предписание, а перед окнами остановилась телега с раненым. Фельдшер пошел узнать, в каком состоянии вновь привезенный.

— Вертайсь, ребята! — сказал он угрюмо. — И класть некуда, и кормить нечем. Вертайсь!

Лошадью правил прусовский мужик Семен, за телегой шел подросток лет четырнадцати, а на задке сидела женщина в темном. Она старалась подправлять изголовье у больного. Возница запротестовал:

— Ты, мил человек, не того... Самого дохтура нам представь. Наш больной плох очень. Еле довезли. Беспременно положить надо.

— Сказано: нету местов! — повысил голос фельдшер, но уже сам Сергей Васильевич явился взглянуть, кого привезли. Доктор узнал ярославского бакенщика Семена, прусовсково жителя, и велел открыть лицо больного. Вид больного поразил врача.

— Кто это? — спросил врач отрывисто. — Из какой тюрьмы? Сразу сказывайте: где подобрали?

Таиться было бесполезно. Семен-бакенщик рассказал правду: дескать, бежал заключенный с арестантской баржи, где людей морят голодом неделю. А этот еще и ранен в ногу и плечо.

— Как он, говоришь, назвал себя? Овчинников Александр? Член партии большевиков?

Макаркина мать испуганно вскрикнула:

— Да не думайте ничего такого, господин доктор! Мы с сыном давно знаем Александра Овчинникова, никогда за ним такого в Яшме не водилось... Семен только руками развел:

— Да сам вроде бы сказывал, партейный он. Бумаг при нем никаких. Кличет в бреду Антонину-сестрицу, суженую свою, что ли. Благоволите уж определить куда ни то. Сделайте милость.

— Милость! Куда ни то! На читай, коли грамотен, что мне из города пишут. Полсотни белых офицеров сюда везут, в мою больницу.

— Вот эт-то да! — протянул бакенщик Семен в досаде. — Вез ли, значит, человека от тюрьмы и обратно привезли к тюрьме. Что ж, Макарий, — сказал он подростку, — коли так, давай заворачивать оглобли. Только не сдюжит он, не довезем и до Прусова. Прощевайте, господин дох-тур!

— Стой! — рассердился и Попов. — Я тебе для чего бумагу показал? Чтобы ты уразумел, какая беда больным нашим грозит. И твоему партийному тоже. В лес придется больных перенести, в шалаши, что ли... А пока мигом его в приемный покой! Потом сразу во вторую терапию!

Больные в палатах сочувственно качали головами: плох человек, ежели его сразу в «потерпию»!

— А за офицерами, как в лес перейдем, пусть здесь кто угодно ухаживает! — сердито толковал доктор бакенщику и фельдшеру. — А впрочем, — насмешливо повернулся он к матери Макария, — может, вы бы, сударыня, согласились?

— Нет, что вы, — лепетала бедная женщина, вовсе сбитая с толку. — У нас в Прусове попутчик остался, господин Коновальцев, нам с ним в Кинешму пора...

— А кто мне поможет больных накормить? — опять резко закричал доктор бакенщику. — Больных везете, а мне их шишками питать или древесиной?

— Пришлем тебе рыбки, Сергей Васильевич, за твою доброту. Ужо вон с Макаркой мешок доставлю. А иного чего — не могим. Да и с поста бакенщицкого надолго не уйдешь — того гляди, пароходы пойдут...

На двух парных подводах ехали лесным солнцевским проселком вооруженные люди. На них стволами назад стояло по пулемету «максим». Верстах в пяти от Солнцева подводы свернули с проселка на заброшенную, неторную тропу. Еще полверсты тянулись лесом, минуя буераки и болотные мочажины. Когда ехать стало нельзя, люди выпрягли лошадей и в пешем строю добрались до глухого лесного угла. Место называлось Баринов, или Волчий, овраг. Телеги и коней спрятали поблизости.

Давно здесь не рубили леса, не косили трав, не собирали даже ягод и грибов. Старый владелец, полковник Зуров, любил облавную охоту на волков с гончими, и некогда здесь, в овраге, постоянно держались два-три волчьих выводка, наводя страх на окрестных крестьян. За годы войны охотиться здесь было некому, и «серых бар» даже прибавилось против прежнего.

Еще до сумерек приехавшие улеглись спать, выставив караульного. А тот, кого они признавали за старшего, собрался в ночной поход.

Солнцевский священник отец Федор уже забылся сном, когда попадья Анна .Ивановна, так и не заснувшая с вечера от беспокойства, уловила постукивание в оконце. Отец Федор сразу стряхнул сан. Крестясь и холодея от страха, слез с кровати, натянул брюки и босиком заторопился к сенцам. Боязливая же Анна Ивановна в одной сорочке подбежала к запертым дверям маленькой горницы, где до отъезда в город жила дочка Наденька. Зашептала в дверную щелку:

— Слышите, что ли, стучат? Бегите в подпол прятаться!

За дверью Надиной горницы мужской голос произнес зло: «Кажется, дождались!» — и сразу щелкнул отпираемый замок. Двое мужчин метнулись из дверей, пробежали на кухню и нырнули в подпол. Анна Ивановна едва прикрыла дверцу люка, как отец Федор ввел в тесную переднюю незнакомого человека в картузе и пиджаке. Пришелец шепотом назвал священника по имени... Господи, кажется, под благословение подошел! Неужто пронесло беду? Отец Федор подозвал жену.

— Видишь, Анна, еще одного гостя из города привел господь. Узнаешь ли?

Незнакомец снял картуз, и Анна Ивановна увидела сильно похудевшего, возмужалого, но по-прежнему мальчишески стройного Пашу Зурова, очень похожего на отца, Георгия Павловича, бывшего здешнего владельца.

— Разве у вас еще гости из города были? — тревожно осведомился переодетый капитан.

— Были! Кабы только были! А то ведь и сейчас есть! — сокрушенно промолвил отец Федор. Он зашел в кухне за печь, потянул кольцо люка и проговорил куда-то в темноту подвала: — Вылезайте господа! Гость прибывший — одного с вами поля ягода. Пожаловал их благородие капитан Зуров.

Под полом что-то прошуршало. Два человека выбирались из-под мешков и рогож, сваленных у мучного ларя. Потом из люка показались две всклокоченные головы. Капитан выжидательно молчал, пока отец Федор помогал обоим очистись их городскую одежду от сора.

— Вот, Павел Георгиевич, изволите видеть перед собой молодого господина Букетова. Племянником приходится соседу нашему по имению.

— Поручик Букетов! — представился соседский племянник капитану.

Отец Федор пояснил, почему молодой человек попал в этот дом.

— Отважился юноша сей поискать пристанища в бывших дядиных владениях, но едва не был схвачен крестьянами для предания властям красным. Обратился ко мне напоследок, уповая на свое знакомство с дочерью моей Наденькой. Уехала дочка наша в Иваново-Вознесенск поступать на учение в коммерческое училище, посему Христа ради я сам спрятал гонимого, а заодно уж и друга его.

— Ротмистр Сабурин! — отрекомендовался второй офицер.

Отметая всякое покушение на фамильярность, Зуров сухо осведомился:

— Па-азвольте спросить, господа офицеры, когда вы изволили оставить позиции в Ярославле и по какой причине?

Ротмистр Сабурин, живой и смешливый, опешил от этого тона, потом желчно рассмеялся. Ответил, передразнивая манеру капитана: