Падающий дождь - Овидий Александрович Горчаков

зажал Харди. Неотступная тревога, постоянное ожидание гибели, физические муки — все это наэлектризовало их нервы, привело к первому грозовому разряду. Началось с пустяка.

— Слушай, Честэр! — недовольно произнес Харди, рубя бамбук. — Какого дьявола работаешь спустя рукава! Бережешь силы для второй смены, а я за тебя отдувайся!

— Да я тебя, гада!.. — в пароксизме бешенства прохрипел Честэр, качнувшись к Харди.

Над головой Харди блеснуло лезвие кинжала.

Харди реагировал по правилам рукопашного боя: поймал руку с кинжалом в «вилку», наложив правую кисть поверх левой, тут же надавил большим пальцем на сгиб мизинца, а большим пальцем левой руки — на сгиб безымянного пальца Честэра. Изо всех сил вывернул руку Честэра влево, прочь от себя. Честэр простонал, выронил кинжал, но сразу же остервенело пнул Харди коленом в пах.

Взревев от боли, Харди скорчился, ударил врага головой в живот. Честэр упал, Харди кинулся на него, подхватив свой клинковый штык, но отлетел от удара в грудь ногами…

— Клиф! Останови их! — слабо крикнул Грант, не терпевший драк в команде.

Но Клиф не спешил: он считал, что хорошая драка служит разрядкой, действует, как громоотвод.

В узком проходе, прорубленном в чащобе, продолжалась остервенелая драка.

Харди лежа метнул штык в наступавшего на него Честэра. Тот увернулся, подскочил, занес громадную ногу в тяжелом ботинке, чтобы наступить противнику на горло.

Клиф вспомнил о стальной стельке в подошве ботинок «зеленых беретов» и коротко приказал:

— Отставить!

Полной разрядки не получилось. Уже через час драка была забыта всеми, кроме Честэра и Харди. Ломились вперед, изрыгая проклятия, обмениваясь самыми несносными оскорблениями. Ненавидели все и вся: джунгли и вьетконговцев, командира, разлегшегося на носилках, и Клифа, который гнал их вперед, жарищу и мешки за спиной и самих себя за то, что добровольно согласились на прогулку в этот ад.

Джунгли поредели. Десантники убрали кинжалы и штыки в ножны, пошли быстрее.

Вроде и легче. Но ведь легче и преследователям!..

Шли дотемна. Потом отдыхали в душном антрацитово-черном мраке, пока над джунглями в темном, как вороненая сталь, небе не повисла похожая на огромный золотой гонг тропическая луна. Опять шли, шарахаясь от каждой тени. Деревья вокруг принимали очертания человеческих фигур, смахивали на автоматчиков и пулеметчиков, замерших с оружием на боевом взводе.

— El miedo tiene muchos ojos, — сказал по-испански Дон Мэтьюз, — у страха много глаз…

Смерть подстерегала их близ затерянного в джунглях, давно заброшенного буддийского храма. В вечерних сумерках над каменными развалинами вдруг взмыла осветительная ракета. Из развалин ударили трассирующими из десятка автоматов.

Американцев спасло только то, что в засаде оказалось не больше отделения вьетконговцев. Это Грант понял, как только носильщики разом бросили его на землю. И слишком рано открыл Виктор-Чарли огонь. Видно, командир у них понервничал, поторопился, рано выпустил ракету. Слитными очередями из автоматов они все же скосили нескольких американцев, шедших впереди.

Первым повалился в густую траву, успев рефлекторно, навскидку открыть ответный огонь, силач Честэр. В груди его, чуть выше сердца, торчала, вибрируя, бамбуковая стрела с оперением из пальмовых листьев. Значит, в засаде были не только регулярные вьетконговские бойцы, но и жители какого-то местного племени, охотившиеся по старинке, с луком и стрелами.

Когда к нему подполз Харди, Честэр попросил холодного пива, в горле у него тут же забулькало, заклокотало. Стрела, видимо, пронзила аорту.

Считая секунды, Харди посмотрел в сторону угасавшей ракеты, закрыл ладонью один глаз. Как только погасла ракета, он открыл этот глаз, зажмурив другой, ослепленный на время ракетой. Так учили их в Брагге…

Но Харди учился не только в Брагге. В потемках он ловко обыскал Честэра, вывернул из еще теплых, распаренных карманов хрусткие кредитки, бросил в сторону игральные кости. Тут же корчились, агонизируя, Макс и Фриц. За ними грыз землю, землю Вьетнама, толмач команды Стадз Хуллиган.

— Вот черт! — выбранился Харди, отползая от трупа Честэра. — За ним остался карточный долг — двести пятьдесят долларов!

По команде Клифа диверсанты начали, отстреливаясь, отходить. Но это не был организованный отход. Сломя голову, задыхаясь от страха и ярости, кинулись все они прочь, паля вслепую по сомкнувшимся за спиной джунглям.

Кто-то, кажется Стадз Хуллиган, истошно звал на помощь, но ни у кого не было охоты возвращаться под пули. И крики, и проклятия раненого скоро смолкли позади.

— Прекратить огонь! — хрипло скомандовал Клиф.

Грант вскочил с брошенных носилок и бежал во все лопатки, сам удивляясь неизвестно откуда взявшимся силам.

— Харди! Харди! — надсадно звал он, смертельно устав. — Помоги! Дай руку, Харди!

Железные пальцы Харди впились ему в руку повыше локтя. Они пробежали полсотни ярдов, и вдруг пальцы Харди разжались.

Харди с разбегу нырнул в тигровую западню.

— Иисусе!.. — нечеловеческим голосом завопил он.

Харди не спасли стальные стельки в ботинках. Его тело разом пропороли десятки острых, как штыки, бамбуковых кольев. Никто уже не мог ему помочь.

Захлестываемый ужасом, Грант бежал и, задыхаясь, слабеющим голосом кричал:

— Стойте! Остановитесь! Ради бога, подождите меня! Приказываю…

В ожидании очереди в спину сводило лопатки.

Мины вскидывали слева и справа красную землю Вьетнама. А Гранту в его полубредовом состоянии казалось, что эта глина стала красной от крови.

Гранта тащили вперед Клиф и Мак. Все в нем оцепенело. В ушах застряли крики Харди и Хуллигана. Одна только мысль занозой засела в мозгу: они убиты, а он, Грант, жив, а ведь и он мог лежать там с ними… Харди… Еще недавно он божился, что мирно скончается, окруженный внуками, в собственной постели…

Внезапно с ранящей яркостью в памяти вспыхнула замораживающая душу картина: труп «зеленого берета», пролежавшего пару дней в тигровой западне со змеями и мухами. Грант знал его — это был невысокий худой парень. Но труп под солнцем раздуло так, что на нем полопалась форма и он стал похожим на толстого клоуна Хэппи в цирке Барнум-энд-Бэйли, если бы не его лицо… Неузнаваемое лицо… Падаль в зеленом берете. Лицо грязной войны.

Завтра-послезавтра у Харди тоже будет такое лицо. А может быть, и у него, у Гранта…

Харди… Конец «зеленого берета». Вот она, правда жизни. Правда, вся правда, и ничего, кроме правды. Как далека она от… «Почетной медали конгресса», от «Баллады «зеленых беретов», от сентиментальной песни «Солдатская могила»!..

На привале Клиф устроил перекличку. Он недосчитался семи «зеленых беретов».

— Клиф! — проговорил, задыхаясь, Грант. — Такие потери!.. Необходим переучет боеприпасов, продуктов, воды…

Клиф кивнул, глянув на командира хмуро, с раздражением: нашел, мол, время болтать! Что толку в твоих советах!

А разве он, Грант, виноват, что подцепил эту проклятую, выматывающую душу хворь?..

— Клиф!