Насмешка судьбы (ЛП) - Амелия Хатчинс

Син взрывается под ним, пока ее тело не укутывает экстаз.

Она объезжает его, возвращая то, что он ей дал, и он мурлычет.

Дьявол разбери, он мурлычет! Он – бессмертная машина для убийства, а прямо сейчас преобразовался в долбаного котенка, лакающего сливки!

Я смотрю на них из своего разума, наблюдаю, как он оставляет невесомо-нежные поцелуи на ее плоти.

– Моя, – рычит он.

– Наша, – рычу я ему в ответ.

– Да, – жадно рявкает он и улыбается, продолжая вгонять в нее наш член. Зверь желает прикоснуться к душе Син, желает поглотить и владеть ее душой.

Я наблюдаю за ним, гарантируя, что зверь отступиться от того, что может навредить Син. Я предупреждающе зарычал и увидел, как он вытягивает из нее нашу магию.

– Так хорошо, – шепчет он, а мои глаза вылезают из орбит. – Должна быть нашей!

– Она наша, – отвечаю я. – Теперь она принадлежит нам. Ты пометил ее плоть.

– Недостаточно; нужно овладеть ею; быть здесь, как сейчас, навечно. Понял?

Он думает, я слабая половина.

– Моя очередь. Верни мне контроль. Она еще не готова к тебе.

– Нужна она. Хочу ее. Тебе нужны цепи, чтобы контролировать ее. Я могу приручить ее, заставить желать меня!

– Она прикована для своей безопасности. Я не стану делить ее; она может просеяться наружу и другие причинят ей боль. Втяни ее запах, запах ее чертова совершенства. Как Фейри могут пройти мимо этого, даже с твоей меткой на Син?

Он принюхивается и я ощущаю, как наши глаза становятся обсидиановыми.

– Нужно вкусить ее, – отвечает он и выходит из нее, и черт разбери, если он не бросится очертя голову к этой сладкой, розовой плоти. Сосать, лизать и трахать ее восьмидюймовым языком[5]. Син мгновенно кончает.

Зверь не может управлять голосом, как я. Издавая нечеловеческие звуки; такие, как она, извиваясь у его жадного лица. Я чувствую, как наша рука обхватывает наш член и поглаживает твердую, шелковистую плоть.

Я трахаю ее, даже не прикасаясь. Она хотела знать, как я это делаю. Вот как. Я не один в этом теле. И могу делать то, на что другие Фейри не способны.

Я могу делать плохие вещи и действительно чертовски хорошие. Я смотрю, как наш член взрывается, изливая сперму на простынь.

Тело Син трепещет, продолжая кончать для зверя, который ненасытно кормится от ее лона.

Зверь отстраняется и жадно воет, при том что пресыщен ее сладкими соками.

– Настолько хороша, настолько невинна. Должен проникнуть глубже, владеть, контролировать, трахать! Моя! Она моя!

– Наша, – напоминаю я, занимая его место. Зверь неохотно, но отступает. Как ребенок, у которого забрали любимую игрушку, он дуется, а я качаю головой. Она единственная женщина, которую он оставил живой. Это пугает меня и заставляет задаться вопросом, не должен ли я отпустить ее.

Магия вращается по комнате. Не наша, ее. Син меняется. Я хочу, нет, мне нужно быть внутри нее, пока она превращается, чтобы увидеть развитие этого, трахая её. Толкнувшись в нее, я смотрю, как ее голова мечется из стороны в сторону, и я протискиваюсь глубже дюйм за дюймом.

Син разводит ноги и просит еще. Она так экстравагантно великолепна; ее влажные, скользкие складки – моя заслуга.

Она превращается в Фейри, а я наблюдаю за этим. Син проиграла битву, а я выжидаю свое время, объезжая ее тело, жестко трахая и заставляя вновь и вновь кончать, пока она совсем не выдохнется.

Син не почувствует боль от превращения; я этого не позволю.

До сих пор единственное, что изменилось в ней – это прекрасные глаза. Фиолетовый, цвет недавно распустившейся сирени весной. Теперь синий – цвет электричества, как и их владелица.

Черное кольцо, окружавшее зрачок, обозначает ее принадлежность к королевскому роду. Я вижу, как темно-красные метки проявляются и пульсируют под ее кожей. Син озорно двигает своей упругой задницей у моего члена.

Я толкаю его к ее попке и вижу, как она закрывает глаза от возбуждения.

Я двигаюсь, наблюдая за ее Переходом; красные метки, проявляясь на коже, темнеют, пока не станут багровыми, и будут казаться почти черными.

Они станут светлее позже, когда Син приобретет свою полную мощь.

Они продолжают проявляться и распространяться; изящные, тонкие тату, поднимаются по ее рукам и обвивают тело.

Изысканные небольшие кельтские узоры женственности обосновались на ее плечах, прекрасны на ее бледной плоти.

"Син – кровавая Фейри", – с улыбкой думаю я. Она моя и я ею владею, каждым сочным, чертовым дюймом. Я притягиваю ее к себе, переворачиваю и ставлю на колени, прежде чем нагнуть, выставляя ее задницу. Притягиваю ее связанные руки, освобождаю от цепей и держу их за ее спиной, медленно погружаясь в тело Син.

– Син, – рычу я, желая услышать свое имя из ее уст, но осознавая, что она слишком далеко зашла, чтобы понимать кто ее трахает.

– Райдер, – скулит она и я замираю, совершенно шокированный тем, что она знает кто внутри нее.

– Малыш? – вновь зову я и закрываю глаза, когда нет ответа.

А затем это происходит.

– Шевелись, Фейри. Я голодна. Ты нужен мне. Райдер, пожалуйста, – отвечает она, призывно раскачивая прекрасным задом.

– Кто тебя трахает, Синтия? – Черт, невероятно! Она осознает происходящее, когда должна совершенно потерять голову от желания.

– Ты, Райдер. Мне нужно ощутить, как ты двигаешься во мне, – вскрикивает она, дрожа от возбуждения.

Я погружаюсь в нее, удивляясь ее ясности ума. Как, дьявол разбери!? Даже мне не в полной мере удалось понять, кто скакал на моем ловком члене во время Перехода. Она совершенно удивительна.

– Синтия, я планирую оставить тебя навечно, – тихо шепчу я, пока магический дождь покрывает поцелуями ее тело.

– М-м-м, – выдыхает она, двигаясь.

"Она, блять, моя".

Мы боремся, толкаемся, сидя друг на друге, а затем, в истощении, падаем, беспорядочно сплетаясь конечностями. Я улыбаюсь в ее волосы, когда она вновь трется задницей о меня.

Она переворачивается и улыбается, словно кошка, желающая, чтобы ей почесали живот. Син опускает взгляд к моему члену, который под этим жарким взглядом уже наливается кровью.

Она толкает меня и опускает голову. Я проглотил стон, смотря, как языком она прочерчивает всю длину моего члена.

Я поднимаю бедра, и она стонет, беря член в свой рот, заглатывая так глубоко, насколько возможно.

Она отстраняется и проводит языком по твердой, шелковой длине, посылая разряд удовольствия к моим яйцам. А затем я почувствовал это... ее зубы.