Сборник статей - Жан Бодрийяр

Нет полного понимания, что такое реальность.

Реальность не в фокусе. Поместив мир в фокус, мы получим «объективную реальность», являющуюся выверенной моделью репрезентации — процесс, сходный с фокусированием фотографического объектива. К счастью, так мир никогда не окажется в точном фокусе. Объектив заставляет объект двигаться. Или наоборот. Но все находится в движении.

Лихтенберг говорил в одном из своих афоризмов о дрожи: любое действие, даже самое тщательное, сопровождается дрожью, неясностью жеста, и всегда сохраняет следы этого. Если нет этой неясности, эта дрожи, если действие полностью механистично, если система безошибочно сфокусирована, то мы окажемся на грани сумасшествия.

Жан БодрийарИ правдивым будет только то изображение, которое учитывает эту дрожь мира, будь то ситуация или объект, будь это военная фотография или натюрморт, ландшафт или портрет, арт-фотография или репортаж.

На этой стадии изображение является частью мира, уловленной в процессе становления, в процессе метаморфоза видимостей. Фрагмент голограммы мира, в которой каждая деталь становится отражением целого.

Особая роль фотографии заключается не в иллюстрации события, а в констатации события как такового. Логика постулирует первичность события и вторичность изображения, иллюстрирующего его. К несчастью, так в основном и происходит.

Иная последовательность требует, чтобы событие не происходило, чтобы событие было отчуждено от самого себя. Что-то от этой странности без сомнения выживает в каждом событии, в каждом объекте, в каждом индивиде. Это именно то, что должно донести изображение. И, делая так, оно должно быть отчужденным от самого себя, должно не воспринимать себя в качестве посредника, не считать себя изображением, должно оставаться вымыслом и значит эхом неуловимого вымысла события, должно не оказаться в собственной ловушке и не позволить себе попасть в плен потока образов.

Неприятно то, что мир стал непредставим без потока изображений. Это мир, который сфотографирован бесконечное количество раз перед тем, как он даже стал видимым. Смертельная опасность для «реального» мира, а также для изображения, с тех пор как оно просто имитирует реальность и вживляет себя в нее, заключается в том, что больше нет изображений — если не считать иллюзию или параллельную реальность. В визуальном потоке поглотившем нас, больше нет времени для того чтобы изображение стало изображением.

Может ли фотография исключить себя из этого потока изображений и восстановить их первоначальную силу? Чтобы сделать это, надо избежать турбулентности мира; объект должен быть пойман в тот единственный фантастический момент первого контакта, когда вещи еще не заметили нас, когда отсутствие и пустота еще не рассеялись…

В действительности это был бы мир, который выражает себя в фотографическом акте, как будто мир, позволяет себе иметь значение и смысл, независимые от нас.

Я мечтал об изображении, которое было бы механической фиксацией неповторимости мира, вспоминая о знаменитых противоречиях византийских иконоборцев. Единственные изображения, которое они почитали истинными, это те в которых была непосредственно представлена божественность, как в ткани со Святым ликом.[58] Это была механическая фиксация лика Христа без участия человека, в стиле моментальных оттисков (аналогичных негативу на фотопленке). Напротив иконоборцы яростно отвергали все иконы, нарисованные человеком («рукотворные» образа), которые являлись для них просто мимикрирующим псевдо-подобием божества.

Жан БодрийарАкт фотографирования был и есть «нерукотворный». Механическая фиксация света, в которой не участвует ни идеология, ни реальность. Фотография благодаря этой механистичности может служить прототипом буквальности мира без вмешательства человека. Мир, воспроизводящий себя как радикальную иллюзию, как чистый отпечаток, без подражания, без человеческого вмешательства, и кроме того, поскольку здесь заведомо присутствует продукт человеческой мысли, этот продукт должен быть истиной и объективной реальностью.

Жеманство заключено в придании значения фотографическому изображению. Это заставляет объект принять некую позу. И предметы сами начинают позировать в свете значения, как только чувствуют на себе взгляд субъекта.

Не мечтаем ли мы иногда о мире, живущем без нас? Нет ли у нас поэтического желания увидеть мир в наше отсутствие, свободным от человеческой, слишком человеческой воли?

Соблазн увидеть язык, функционирующий сам по себе, в его предметности, в его буквальности, без вмешательства смысла. Это то, что привлекает нас. Похожее есть — в анаграммах, в анаморфозах — это «фигура, скрывающаяся в узоре ковре».

Может и не фотография раскрывает — двойственный — технический и метафизический смысл выражения «изображение, скрывающееся в узоре ковра»?

Мир за полированными линзами более важен, чем мир за морями, и без сомнения превосходит в значимости мир за гранью смерти (Лихтенберг)

Объекты есть прото-тексты для света.

Если нет объектов, свет будет бесконечно циркулировать, и мы даже не будем осознавать это.

Если нет субъектов, то даже циркулируй он бесконечно — он не нашел бы отклика ни в чьем сознании.

Субъект есть то, на чем мысль останавливается в ее бесконечной циркуляции, то, от чего она отражается.

Объект есть то, на чем останавливается свет, что отражает его.

Фотография есть автоматическая светопись.

Молчание изображения равно только молчанию толпы или тишине пустыни.

Жан БодрийарМечта: быть фотографом без фотокамеры, проходить вне фотографии и видеть вещи, как будто они сами оказались вне изображения, как будто ты их уже фотографировал их, но в прошлой жизни. И, возможно, мы уже прошли фазу изображения, как мы прошли через животные фазы развития, зеркальная фаза будет простой реверберацией всего этого в наших индивидуальных жизнях.

Нет автопортрета.

Есть мир, который посредством изображения, создает собственный автопортрет и нам только по своей доброте позволяет постоять рядом (к взаимному удовольствию).

На каждое изображение следует смотреть так же внимательно, как и на своё отражение в зеркале.

Фотография всегда есть скрытое послание Смерти из Самаркандской истории.[59]

Вызов на отмененную встречу с реальностью… предпочитая, возможно другой мир.

Предпочитаем ли мы старую параллельную вселенную реальной? Старое двойственное существование тому, что нам дано сегодня? Нет изящнее параллельной вселенной, чем эта — воссозданная из детали или фрагмента.

Освобожденная от целого и его трансцендентного чревовещания, деталь неизбежно становится чудесной. Каждая частица, вырванная из натурального мира — сама по себе становится полноценным вариантом реальности и целостности. Как фрагмент, она должна быть замкнутой. Она должна быть исключением.

Каждое отдельное изображение может быть признано исключительным. И оно прекращает существование остальных.

Жан БодрийарОбъектив настолько несовершенен, что может уловить только тех, кто действительно здесь, а не тех, кто хотел бы здесь быть или тех, кто слишком эфемерен для фотопленки как эктоплазма или вампиры. В любом случае, объектив одновременно фиксирует то, что мы здесь и то, что мы больше не там. Поэтому перед глазом камеры мы мертвы в нашем сокровенном существовании, как делал Бог, пока не доказал обратное.

Все в нас кристаллизуется негативом перед материалом, воображающим наше присутствие.

Фокус наведен на отсутствие, но не на присутствие. Уникальность объекта, образа, фрагмента, мысли, есть то, что, используя замечательное выражение Марка Ротко, «открыто и закрыто одновременно во всех направлениях».

Отделить реальное от принципа реальности. Отделить изображение от принципа репрезентации. Вновь обрести изображение как точку слияния света исходящего от объекта и света источаемого взглядом.

Эстетика утраты иллюзий

Перевод с фр. А. Дугин, журнал Krisis

Создается впечатление, что огромный сектор современного искусства активно участвует в деле развенчания искусства как такового, нагружая сферу образа и во ображения обязательной тоской, сопрягая эстетику с обязательной тоской, с ощущением потерянного времени, а это влечет за собой общую меланхолию, пропи тывающую всю сферу эстетического, так что сама эта сфера способна продливать свое существование лишь за счет «рециклирования», искусственного воспроизведения элементов своей истории и эксплуатации следов истории (но надо заметить, что роковая обреченность на то, чтобы жить не просто не по средствам, но и за пределом поставленных целей, затрагивает не не только искусство или эстетику).