«Второй войны я не выдержу...» Тайный дневник 1941-1945 гг. - Лаврентий Берия

Это — стиль Берии: в новом деле важно сразу же концентрировать усилия, обеспечить взаимодействие всех заинтересованных лиц и комплексность.

Для стиля же В.М. Молотова, к которому учёные-атомщики обращались ещё до войны, характерен такой документ, как записка В.М. Молотову из Секретариата СНК СССР. В записке, подготовленной не позднее 11 февраля 1943 г. многолетним помощником Молотова Иваном Ивановичем Лапшовым (1903–1988), заведующим Секретариатом СНК (СМ) СССР в 1938–1957 гг., шла речь о неудовлетворительном состоянии работы по урановой проблеме.

Вяло констатируя, что «решения ГОКО по урану выполняются очень плохо», Лапшов предлагал возложить на М.Г. Первухина и председателя Всесоюзного комитета по делам Высшей школы при СНК СССР С.В. Кафтанова «обязанность повседневно наблюдать и руководить делом выполнения работ по урану». Понятно, что в условиях военной загруженности Первухина и недостаточной государственной весомости Кафтанова эта идея была заранее мертворождённой. Показательно, что Молотов никак не отреагировал на этот и последующие тревожные доклады Лапшова, и все его записки ушли в архив с меланхоличной пометой: «Архив. Сохранить]. И. Лапшов (1943 г.)».

Решено, встреча будет за кордоном.[188] Охрана — на мне. Всеволод приходил, докладывает, что немцы что-то готовят. Может быть теракт. Мы засылали к немцам толкового парня — как родственника какой-то шишки. Всеволод говорит, что передаёт хорошие данные по встрече.[189]

Два часа сидели у Кобы. Наркоминдел, Клим, Анастас, Деканозов. Прикидывали и так, и так…[190] Вышинский — хитрый мужик, и толковый. Дело трудное. Для всех это первое такое мероприятие на выезде. А мне и моим ребятам раньше с такими задачами сталкиваться вообще не приходилось. Ну, нет таких крепостей…

Коба вызвал меня немного раньше и минут десять говорили наедине. Вопросы обеспечения безопасности его волнуют и по нам, и по ним. Из Германии идет информация о подготовке покушения. Надо подобрать свою группу. Поговорить с Павлом.[191] И вызвать Резо?[192] Надо иметь там своих ребят параллельно. Надо исключить для немцев малейший шанс. А может, кто-то из союзников захочет под шумок.[193] Они там как пауки в банке. Всё может быть. Надо подумать и учесть.

Приняли новое Постановление по Донбассу.[194] Немца отогнали хорошо, надо усилить всерьез. Коба сказал, хватит возить уголь за тридевять земель. Надо иметь близкий уголь.[195] Я говорю, люди уже работают и будут работать, товарищ Сталин. Уголь будет.

И работают как герои. Откуда силы берутся. Живут плохо, хорошо поддержать мы их не можем, а работают как на фронте. А что, шахты сейчас тоже фронт.[196] Надо предложить отдельную медаль за шахты.[197] И отдельно за восстановление металлургии.[198] Тевосян обещает уже в начале нового года дать украинский металл. Тоже герои. Надо поощрять.[199]

Вряд ли сегодня можно установить по архивным данным, кто был фактическим инициатором учреждения таких специфических медалей, как медаль «За восстановление угольных шахт Донбасса» и медаль «За восстановление предприятий чёрной металлургии Юга». Однако, как видим, этот вопрос проясняется записью в дневнике Л.П. Берии.

Внимательное и умное отношение к системе правительственных наград было для Л.П. Берии органичным. Он хорошо понимал роль и значение публичного морального поощрения честной и героической работы. Поэтому неудивительно, что отдельными медалями были отмечены восстановительные усилия именно в тех отраслях, которые курировал Л.П. Берия. Медалей, например, за восстановление железных дорог или восстановление сельского хозяйства в СССР так и не появилось. А зря…

Зато в 1950 г. Президиум Верховного Совета СССР учредил медаль «За отличие в охране государственной границы СССР», а потом и медаль «За отличие в охране общественного порядка». И хотя Л.П. Берия в то время уже не имел прямого отношения к деятельности МВД и МГБ СССР, с высокой степенью вероятности можно предположить, что учреждение и этих медалей стало результатом инициативы Л.П. Берии.

Напомню, что ещё до смерти Сталина Берия задумывался над идеей учреждения ряда республиканских орденов союзных республик, прежде всего для награждения деятелей культуры: орденов Навои, Низами, Руставели, Шевченко и т. д. После смерти Сталина Берия ещё более активно пытался провести в жизнь эту весьма перспективную идею. Однако она не была реализована — советское послесталинское руководство, избавившись от Берии, стремительно начало терять динамичность и широту мышления.

На днях возьмем Киев. Мыкыта обрывает ВЧ. Ну, ладно. Антонов и Штеменко докладывали обстановку, товарищ Сталин доволен. Год заканчиваем хорошо, и на выезде[200] будет чем похвалиться.

Слушали новый гимн.[201] Немного тягучий, немного похоже на «Боже, царя храни»… «Интернационал» бодрее. Но обстановка требует. В Европе играть «Интернационал» не лучшая политика. А теперь приходится быть политиками. Даже мне.

Обдумываю вопросы охраны. Англичане кажутся аккуратными, а на самом деле распиз…яи. Хорошо помню по Баку. Думаю, американцы не лучше. К тому же возможна двойная игра.[202] Весь расчет на себя и на своих.

Октябрьская годовщина. Вчера освободили Киев. Днем немного отметили у себя. Вечером засиделись в Кремле у товарища Сталина. До конца были только я и Георгий. Остальных Коба отпустил раньше, сказал, остались только вопросы снабжения ВВС и оставил нас и Хрулева,[203] и при Вячеславе[204] пригласил Никитина.[205] Они просидели час, потом ушли, а мы были втроем. Коба просил не снижать темпы, сказал, что мы с Георгием ему сейчас главная опора по всему. Вячеславу теперь придется больше работать с дипломатами, а экономика на нас. Лазарь работает неровно, бывает срывается. Анастас способен решать только ограниченные задачи. Вознесенский оперативный работник плохой. Сидели втроем почти два часа.

Пишу сразу после того, как вернулся от товарища Сталина. Устал, но спать не могу. Чувствую, Коба собирается навалить на меня еще что-то. Это разговор неспроста, он что-то задумывает. Он и Вячеслава не хочет обидеть, и хочет, чтобы мы с Георгием в одну сторону тянули, но чувствую, что расчёт у него главный на меня. Он прав. Той школы, что я прошел, никто не прошел.