Ищейка - Дарья Кузнецова

— А у нас и такое бывает? — удивлённо вскинул брови горец. — Первый раз слышу.

— У нас и не такое бывает, — отозвался я. — Хотя о таких катаклизмах я тоже раньше не слышал. В остальном — ничего интересного, сплетни и слухи; орейский театр приезжает, не интересуешься?

— Нет, — поморщился Гончая. — Не люблю массовые зрелища и большие скопления народа.

— Как я тебя понимаю, — я покивал. Конечно, театр и балет порой бывают интересны, вот только… Обычно высший свет является туда посмотреть исключительно друг на друга и найти новые поводы для сплетен: кто, с кем, что и когда. И это убивает всё возможное удовольствия от действа на сцене. А горца тем более понять можно. — Смотри, целая хвалебная статья про ту выставку, на которую мы с Реи вчера ходили. Правда, ничего особо оригинального… В общем, кроме странной бури за прошедшие сутки не случилось ровным счётом ничего. Знаешь, мне нравится этот город.

— Не сглазь, — фыркнул горец.

— Слушай, Гор, а у тебя на сегодня какие планы? Нет желания познакомиться с объектом нашего вчерашнего заказа?

— Это с главой Э-Шэ что ли? — заинтересовался он. — Что, боязно идти одному?

— Отчего же? Лафер отнюдь не дурак, зачем ему меня убивать? Мне просто показалось, что тебе это может быть интересно.

— Правильно показалось, пойдём. Он где обитает?

— Официальная резиденция на самом севере Закатного порта, на окраине города. Думаю, в это время суток там его и можно найти. Только пойдём, прогуляемся до кафе, хочется плотно покушать, а есть у меня совсем нечего.

— Далеко гулять?

— Да нет, тут в паре сотен футов есть обаятельное местечко. Орейская кухня, тишина и спокойствие. Цаг они просто отвратительный готовят, зато есть великолепный травяной чай.

— Орейская кухня… — с сомнением протянул горец.

— А чем она тебя не устраивает? — удивился я.

— Я не люблю сыр, а они его суют во всё, начиная от супов и кончая десертами.

— Не везде, я тебя проконсультирую, где его нет, — я улыбнулся. — К тому же, вариантов других особо нет. Разве что заехать ещё куда-нибудь. Но я, честно говоря, не в настроении экспериментировать, а по дороге никаких знакомых приличных заведений не помню. У тебя, как я думаю, особого желания готовить нет. А чтобы есть то, что приготовлю я, нужно сидеть под замком на голодном пайке не один день. Ладно, десять минут: приведу себя в порядок, оденусь, да пойдём, — я направился наверх, на ходу перебирая письма. Подавляющее большинство — пять штук — приглашения на приёмы от самых упорных и настойчивых приглашающих. Видимо, заметив меня вчера в Галерее, да ещё и с Реи под руку, решили попытать счастья и заиметь себе развлечение. Надо будет написать вежливые отказы и отослать. Так, отчёт от управляющего… ещё от одного управляющего… это всё надо будет прочитать в спокойной обстановке. О! А это ещё что такое?

Я зашёл в кабинет, бросил на стол толстенькую пачку писем, разглядывая тонкий плотный конверт. Зеленоватая цаговая бумага хорошего качества. Ровным каллиграфическим почерком написан мой адрес и имя, больше никаких опознавательных знаков. Никакой угрозы от конверта не чувствовалось, поэтому я, пожав плечами, взял со стола нож для бумаг и вскрыл послание. Внутри обнаружился аккуратный прямоугольный кусочек точно такой же бумаги.

«Здравствуй, морская душа. Как погулял ночью?»

Ни подписи, ни каких-то других намёков на личность автора. Та-ак… Мне всё сильнее хочется вспомнить вчерашний вечер. Надеюсь, мы с Энрике ничего ужасного не натворили? Одно утешает: ни про какие страшные зверства, убийства и драки сообщений в газете не было. Значит, если и натворили, то не такое уж страшное. И почему погулял, в единственном числе? И вообще, это невежливо — задавать вопрос, не давая возможности на него ответить!

Пойти, даймона пнуть, что ли? Ладно, до вечера подождём.

Я дошёл до ванной, брезгливо отправил в мусор уже больше суток валявшиеся на полу ошмётки одежды, в которой я встретился с тем ходячим мозгом, наскоро принял душ. С трудом поборол желание полежать в горячей ванне, и подольше: меня, между прочим, ждут.

Завязывая шейный платок и держа конверт в зубах, я вошёл в кухню.

— Гор, ты полюбуйся! — я одной рукой перехватил конверт, положил на стол и продолжил возню с платком. — Прелесть, правда?

— М-да… ты точно о вчерашнем вечере ничего не помнишь? — подозрительно уточнил горец. — Странная записка. Вроде на угрозу не похоже. Да и бумага слишком хорошая.

— Как раз качество бумаги вообще ни о чём не говорит. Но на угрозу не похоже, я с тобой соглашусь. Только что хотели этим сказать — непонятно. Мне всё больше хочется поговорить с Рико; обрати внимание, письмо написано в единственном числе. То есть, это я погулял, а не мы с даймоном. А того момента, когда мы с ним расстались, я совершенно не помню.

— Почерк красивый, — сообщил Гор. — Аристократ какой-нибудь?

— Не обязательно, — возразил я, заканчивая с платком и застёгивая сюртук. — У некоторых аристократов такой почерк встречается — без экспертизы не разберёшь. Но человек явно не с самых низов. Бумага хоть и не высшего качества, но всё равно хорошая, это ты верно отметил. Может быть, купеческий класс. Может быть, офицер. А, может, это и вовсе женский почерк, я не специалист.

— Мне кажется, всё-таки мужской, — Гончая задумчиво понюхал конверт, поморщился непонятно чему и вернул письмо мне. — Наконец-то ты собрался, пойдём.

Я засунул конверт во внутренний карман сюртука, и мы с коллегой вышли из дома, направляясь в кафе «Орейская история». По пути я успел раскланяться с несколькими смутно знакомыми обитателями улицы Синих Глаз, на которой, собственно, и располагается мой дом. Откуда произошло название, я точно не помню; вроде бы какая-то трагическая история любви тут случилась. Или просто автор названия о чём-то не том думал. Хотя название получилось вполне приличное, бывает и хуже. В конце концов, у нас целый район Алые Реки называется. Несмотря на всяческие нехорошие ассоциации, возникающие не только у меня, всё до смешного просто: улицы в этом квартале вымощены не серым булыжником, как во всём остальном городе, а красным гранитом. При постройке города обнаружили небольшое месторождение этого камня, и не придумали ничего лучше, чем вымостить им улицы. Символично, что в этом районе располагаются почти все государственные учреждения, включая Управление Порядка, а так же дома самых знатных семей, в особенности, политиков.

По идее, я бы тоже имел шанс жить в этом престижном районе. Но так получилось, что мои предки, решившие перебраться в Аико, не любили красный цвет. Не знаю уж, почему, но у нас эта нелюбовь — семейная и не поддающаяся никакому логическому анализу. Вроде бы даже когда-то давно он был одним из геральдических цветов нашей семьи, но по какой-то причине от него отказались. Не знаю уж, по какой, но она должна быть достаточно веской: такие вещи решаются лично королём, и банальная нелюбовь к цвету поводом послужить не может. Только где же теперь узнать? В семейных архивах здесь, в Аико, ничего подобного нет. А ехать в родовое гнездо и рыться в ветхих рукописях, изобилующих архаизмами и недомолвками, как-то не хочется.