Лилит. Злое сердце куклы - Артур Гедеон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты пошел дрова колоть? – меняя тон, вдруг миролюбиво спросил Беспалов.
– Ага, – не сразу ответил Гришаня.
– Хорошо, только иди подальше за дом, чтобы нам не мешать.
– Ага, – кивнул тот.
Подмастерье искал другие слова, но был так взволнован, что не находил их.
– Ну иди же, иди, – настоятельно повторил кукольник. – Не смущай нас своим топором. Топай, малыш-лесоруб. Ну?
Гришаня повернулся и пошел за дом через сад. Крымов перевел дух. Он уже успел незаметно смахнуть с виска каплю пота. Он должен поверить, что Гришаня просто так оказался за его спиной? И подкрался так тихо? «А если бы я не обернулся? – думал Крымов. – Уже с разрубленной головой лежал бы под этим столом?» Неужели он со своими вопросами оказался настолько некстати? Проклятый дом! Чертова дыра. Логово упырей…
Стараясь не выдавать своих эмоций, Крымов вскинул руку и взглянул на часы. Пора было уходить: еще одно появление за спиной Гришани с топориком в его планы не входило.
– Мне пора в контору, – вставая, сказал Крымов. – До калитки проводите?
– Несомненно.
«Старик – отпетый лжец и гнусный мошенник, – по дороге размышлял он. – Возвращаться сюда можно только с отрядом спецназа». Они уже прошли по узкой тропинке и выбрались на дорожку, выложенную каменными плитами.
– Слишком многое осталось недосказанным, Андрей Петрович, – повернувшись, вдруг очень доверительно сказал Беспалов. – Вы так не считаете?
Хозяин и гость как раз остановились у калитки с видом на дорогу, по которой в обе стороны торопились машины.
– Возможно, – ответил сыщик, которому хотелось поскорее выбраться на волю.
– Я должен показать вам две фотографии. Вы позволите? Они в доме. Тогда для вас многое станет ясно. Я не хотел делать этого сразу – это очень личное и не касается никого, кроме меня. Ни вас, ни следствия. Только меня.
– Заинтриговали. Хорошо, давайте ваши фото, – согласился Крымов.
– Сейчас.
Савва Андронович поспешно зашагал в сторону дома. Только теперь Крымов охватил весь обветшавший фасад пристальным взглядом.
Он сразу вспомнил слова Зои Оскоминой, адресованные подруге:
«Когда мы приезжали к нему и старого пройдохи якобы не оказалось дома, я сделала пару снимков фасада его избушки, а потом отослала фото Пашиному другу – историку архитектуры. Тот изумился, сказал, что весь дом представляет собой один оберег, только от кого? На фасаде, уверил он меня, сплошные знаки смерти, потустороннего мира, а еще символы языческих богов. Но каких, Вера? Тех, кого люди боялись столетиями и от кого охраняли себя всеми силами…»
Он и впрямь был покрыт уникальной резьбой, десятками различных орнаментов, причудливыми фольклорными знаками, разобраться в которых мог только большой специалист. Крымов вытащил айфон и, сделав вид, что читает сообщение, отщелкал с десяток кадров – и фасад общим планом и, увеличив, наиболее любопытные его фрагменты.
А едва спрятал айфон в карман, как открылась дверь и на крыльцо вышел Беспалов.
– Вот, – он протянул детективу фотографию.
На старом снимке шестидесятых годов прошлого века была профессионально запечатлена в постановочной позе красивая женщина лет тридцати – темное длинное каре, блестящие глаза, чуть вздернутый нос, пленительная улыбка. Платье по моде тех лет. Красотка, да и только.
– Именно эта фотография висит в холле нашего драматического театра, правда, в самом углу. Знакомьтесь, господин сыщик: Стрельцова Жанна Евгеньевна, заслуженная актриса РСФСР. Моя мать, – улыбнулся кукольник.
– Ваша мать?
– Да – ослепительная, волнующая, всегда парящая где-то за пределами досягаемости, – высокопарно произнес он. – И в первую очередь – для своего единственного сына. А он так хотел приблизиться к ней! Хоть на шаг, на полшажка…
– Она была красивой женщиной.
– Очень красивой. И у нее есть второе имя.
– Какое?
– Не догадываетесь?
– Понятия не имею.
– Лилит, господин сыщик.
– Как такое может быть?
– В театре возможно все. Это одна из ее ролей в сатирической комедии «Две жены Адама», которая сломала ее актерскую судьбу на самом взлете и разрушила жизнь. Мне больно об этом говорить, поэтому буду краток. Кому надо, пороется и найдет ответы в Интернете, в старых газетах и архивах. Можно расспросить и ветеранов нашего театра. Скажу главное: в центре сюжета той пьесы был первый человек – Адам, и две женщины – его жёны: светлая чудесная Ева и сущий дьявол – Лилит. Роль последней досталась моей матери. Но это и понятно: жгучая, яркая брюнетка с бешеным темпераментом. Заслуженную получила за роль комиссарши в «Оптимистической трагедии», кстати. И тут – роль настоящей демонессы. Актеры всегда обожают играть злодеев. Те коварны, вероломны, многогранны в своих пороках, – искренне рассмеялся Беспалов. – Мама бредила этой ролью. Говорят, даже коллеги плакали и смеялись, когда приходили на репетиции и смотрели на нее. Зал был в восторге. Но сразу после премьеры спектакль сняли по идеологическим причинам. Приехали какие-то бонзы из обкома партии и сочли, что слишком религиозная тематика для советского театра. И слишком убедительной оказалась злодейка Лилит. Увы, мать лишили роли за ее талант. И роли, и театральной судьбы. Она со всеми переругалась, в том числе и с партийцами, и карьера ее покатилась вниз. Но Лилит осталась – в сердце моей матери, в душе, стала частью ее натуры. Неуживчивая бунтарка, хулиганка, гроза обывательского мира и замшелых нравственных устоев.
– Почему вы не захотели рассказать об этом сразу?
– Говорю же – больно вспоминать. А теперь посмотрите на этот снимок. – Беспалов перевернул вторую фотографию и протянул ее детективу.
На снимке, в праздничной коробке, была сфотографирована Лилит – рыжая, зеленоглазая кукла с очеловеченным лицом.
– Это кукла Женечки Оскоминой.
– Это и есть Лилит.
– Не понимаю…
– Все просто: я создавал Лилит, вот в чем все дело. В память о матери, может быть. Именно так она должна была выглядеть. Лилит – рыжая, зеленоглазая бестия, ветреная соблазнительница. Я хотел скопировать и облик собственной матери, но потом отказался от этой идеи.
– Мудро.
– Я выдумал другое лицо. Но ведь я чертовски коварен, не так ли?
– К чему это вы? – подозрительно спросил Крымов.
– Мне очень хотелось, чтобы Женечка назвала ее Лилит.
– Так, заинтриговали еще сильнее, и