Синдром паники в городе огней - Матей Вишнек

Прямо как на открытке, подумал Франсуа. Он никогда не видел сверху эту площадь, украшенную двумя артезианскими фонтанами, откуда отходила рю Муфтар, взбираясь потом на холм до Пантеона, он же — церковь Святой Женевьевы. Какой-то спусковой механизм самопроизвольно сработал в голове Франсуа, и он вспомнил, что Святая Женевьева была покровительницей города Парижа.

Франсуа услышал на лестнице шаги и обернулся посмотреть, кто сейчас появится в дверях. Человек, который заговорил с ним, имел довольно-таки заметный горб на спине, но на лице его выражалась такая ублаготворенность, как будто его жизнь была плавным полетом над бесконечными блаженствами повседневности.

— Проснулись? — спросил горбун.

Однако он вовсе не ждал ответа на свой вопрос. Горбун, сама любезность, приблизился к Франсуа с протянутой рукой. Франсуа подумал было, что тот хочет пожать ему руку, и инстинктивно протянул навстречу свою. Но нет, горбун имел в виду совсем другое: он принес Франсуа что-то вроде телескопа, какую-то трубу, которая раздвигалась на большую длину.

— Нате, — сказал горбун. — Теперь я буду пользоваться этой штукой ночью, а вы — днем.

Франсуа спустился по лестнице вслед за горбуном, который, судя по всему, был кельнер или даже, может быть, хозяин кафе. Во всяком случае, он обслуживал столики, принимал деньги, крутился волчком, разнося кофе и бутылки с минеральной водой, чай и соки, блюдечки с маслинами и круассаны посетителям, пришедшим позавтракать.

— Сюда, Франсуа… сюда, присаживайся…

Ослепленный ярким светом из окон, Франсуа не сразу понял, откуда доносится голос мсье Камбреленга. Но он скоро нашел его за столиком поодаль — с рукописью в одной руке и с чашечкой кофе в другой, мсье Камбреленг читал и в то же время говорил что-то Жоржу.

Франсуа подсел к столику мсье Камбреленга и обнаружил, что тут для него уже полностью готов завтрак: стакан апельсинового сока, круассан, большая чашка черного кофе без сахара, четверть багета, разрезанная вдоль и намазанная маслом.

Мсье Камбреленг, не прерывая разговор с Жоржем, сделал Франсуа знак приступать к завтраку.

— Почему вы думаете, что не готовы?

— Да как-то…

— У группы номер пять — огромный прогресс в последнее время. За какие-то две недели каждый член группы написал по тридцать-сорок заготовок для романа. Некоторые согласились из авторов перейти в персонажи. Кое-кто решил перевести своих персонажей в реальность. Всем удалось одолеть психологические границы, которые раньше были их блокираторами. Практически вся группа подошла к созданию пространства свободной циркуляции между вымыслом и явью… Шенгенское пространство в литературе, если угодно… вот, к примеру, текст мадемуазель Фавиолы об эротике слов… великолепно! А посмотрите на Франсуа, какой прогресс за какие-то сорок восемь часов… Он не задал ни одного вопроса…

Франсуа счел долгом слегка кивнуть, чтобы подтвердить слова мсье Камбреленга, хотя и не вполне понял, это похвала или ирония.

Мсье Камбреленг вдруг положил одну руку на плечо Франсуа, а другую — на плечо Жоржа и произнес с полнейшей непререкаемостью:

— У вас все получится, не сдавайтесь… Получится увидеть невидимую часть айсберга в каждом жесте, в каждом слове, в каждой ситуации. Этой ночью у нас свидание с Хемингуэем, субботней ночью мы пойдем в Дом радио, чтобы Жорж увидел, как готовятся новости на завтрашний день, в понедельник снимаем гипс у мадемуазель Фавиолы, здесь будет весь квартал, мы устроим процессию, мы устроим тур по кафе Монпарнаса… На будущей неделе у нас крестины, католические крестины, Ярослава крестит свою девочку, мы все пойдем в чешскую церковь… Призываю вас, проникнитесь этой мыслью: никто из группы больше не хочет, чтобы его напечатали, никто больше не подписывает то, что сочинил… Мы договорились сочинять вместе! Это единственная форма коллективизма, форма коммунизма, которая работает… Мы переживаем грандиозные минуты, слово чести…

Тут зазвонили колокола на колокольне Сен-Медар, и мсье Камбреленг стал лихорадочно рыться в карманах, как будто искал часы. Но он не нашел, что искал, а может быть, и не искал ничего. Допив кофе до капли, он сказал Жоржу:

— Пора браться за дело.

Франсуа понял, что эта фраза имеет непосредственное отношение к нему, поэтому он проглотил кусок хлеба, который был у него во рту, тоже допил последнюю каплю кофе и поднялся из-за стола в готовности последовать за мсье Камбреленгом. Тот сделал ему знак не забыть телескопическую трубу и пошел к выходу. Франсуа думал, что речь идет о долгом путешествии, возможно, о еще одном круизе на машине, но мсье Камбреленг всего лишь пересек маленькую площадь перед кафе и вошел в книжную лавку, наполовину загороженную лотками по рю Муфтар.

Франсуа последовал за мсье Камбреленгом и обнаружил в книжной лавке эфирное создание, юную женщину с чрезвычайно длинными ресницами и с ногой в гипсе. Мсье Камбреленг поцеловал ее в обе щечки, слегка коснулся ее плеч и волос, а потом принялся оглаживать гипсовую повязку на ноге.

— Это Франсуа, — сказал мсье Камбреленг.

— Фавиола, — сказала женщина с ногой в гипсе, протягивая Франсуа руку.

— Я вас оставляю, — сказал мсье Камбреленг, поспешно выходя из комнаты и прихватывая со стеллажа у двери первую попавшуюся книгу.

Франсуа, довольно-таки удивленный этим жестом, еле сдержал свою реакцию, а хотелось ему крикнуть «держи вора!».

Фавиола объяснила Франсуа в двух словах, что он должен делать. Поскольку она сама была прикована к креслу на колесиках и не могла с достаточной быстротой передвигаться по магазину, Франсуа предстояло брать, по ее указке, ту или иную книгу с полки, обтирать от пыли, гладить и прочитывать из нее наугад одну страничку, после чего ставить на место.

— Начинаем, это срочно, — объявила Фавиола и показала рукой на полку под самым потолком, в углу.

Франсуа понял, на что ему телескопическая труба. С ее помощью он мог достать до книг из зоны, которую определяла Фавиола. Он касался книг концом трубы и спрашивал Фавиолу: «Эта? Эта? Эта?» Фавиола направляла его движения: «На две книги правее, нет, еще на две левее, полкой ниже, на пять книг левее» — и т. д. После того как книга была с точностью определена (для Франсуа оставалось тайной, по какому критерию Фавиола принимала решение), остальные действия больших хлопот ему не доставляли.

Франсуа понравилась эта новая роль. Весь день он летал по стульям или по приставной лесенке, извлекая с полок книги по указке Фавиолы. Ритм доходил иногда до инфернального, если Фавиола вдруг просила его извлечь сразу две книги, чтобы самой тоже прочесть страничку, пока Франсуа читал свою. Когда в магазин входили покупатели, Фавиоле приходилось исполнять двойную работу: не переставая гонять Франсуа из угла в угол, она в то же время принимала деньги, улыбалась и говорила с покупателями, а иногда и делала подарочную упаковку.

Когда, ближе к вечеру, Фавиола объявила, что пора закрываться, Франсуа, хотя и был измотан полностью, ощутил огромное душевное удовлетворение. Он как бы поучаствовал в чем-то важном, в каком-то таинственном ритуале из тех, что способны повлиять на будущее человечества, он как бы выполнил святую миссию и не ждал ни вознаграждения, ни даже чтобы ему объяснили смысл.

31

— Что мы сделаем для Ярославы?

Мсье Камбреленг задал нам этот вопрос, собрав на обед-баланс в ресторане не из дешевых, «У Марти», на бульваре Гоблен, буквально в двух шагах от кафе «Сен-Медар». «У Марти» сохранился великолепный декор белльэпок, а хозяйка, курившая длинные сигареты в янтарном мундштуке, казалась вынутой из рисунка Тулуз-Лотрека.

Нас собралось четверо вокруг мсье Камбреленга: я, мадемуазель Фавиола, Пантелис и горбун (который по-прежнему был без имени). Мсье Камбреленг уведомил нас, что подойдут и другие, вероятно, к кофе. Что касается меня, то я не слишком отчетливо представлял, чего хочет от нас или по крайней мере от меня мсье Камбреленг. Впрочем, я вообще не вполне понимал, почему я не перестаю встречаться с мсье Камбреленгом и зачем мне надо показывать ему, каждые две-три недели, написанные мной страницы. Страницы, которые он никогда мне не возвращал, а передавал другим, прося закончить истории, начатые мной, точно так же как передавал мне странички других, прося найти продолжение для того, что казалось мне полной белибердой.

Но разве другие члены нашей группы имели более четкое представление о том, что с нами творят? Мы не затрагивали эту тему ни с мадемуазель Фавиолой, ни с Пантелисом, ни с горбатым кельнером, ни с Ярославой, ни с Франсуа и Жоржем. В верхнем салоне по-прежнему появлялись незнакомые персонажи, мужчины и женщины, у которых были какие-то дела с мсье Камбреленгом. Некоторые приходили регулярно, другие — только время от времени, кто-то, после единственного визита, больше не появлялся. Соответственно мсье Камбреленг имел ежедневно по два-три рандеву, собирал рукописи, которые читал день и ночь, функционировал практически двадцать четыре часа в сутки. При этом никто не знал о нем никаких подробностей — где он жил, например. Любопытно, однако, что, несмотря на бессонные ночи, когда он брал нас на долгие прогулки, пешие или автомобильные, по Парижу, мсье Камбреленг не подавал признаков усталости: каждое утро он появлялся свежевыбритый, в свежей крахмальной рубашке, в начищенных ботинках и с колоссальной охотой к переходу новых границ.